— Кстати — вмешался в наш разговор Кисс — Во всей этой истории мне не понятно одно: каким это образом сын столь важного господина умудрился оказаться в столь неподходящей компании? Высокородный и состоятельный молодой человек — и приятели из придорожной банды… Подобное ну никак не состыкуется между собой! Куда смотрел все тот же маркиз? Неужели не знал, с кем общается его наследник?
— Простите, молодой человек, но я вас слишком плохо знаю, чтоб отвечать на подобный вопрос.
— А если бы этот вопрос задала я? — пришлось мне встрять в их разговор.
— В таком случае… Да не знаю я, где он мог с ними познакомиться! — вырвалось у лекаря. Как видно, он и сам в последнее время частенько задумывался об этом. — Видите ли, Релар — человек достаточно замкнутый, некие странности проявлял еще в детстве… Как-то так получилось, что у него не сложилось дружбы ни с кем из его сверстников. Мальчик с детства предпочитал находиться в одиночестве, любил долгие конные прогулки…А когда стал постарше, то и вовсе частенько рано утром уезжал из дома на оседланном коне, а возвращался лишь поздним вечером, и поделать с этим ничего не могли. Релар говорил, что любит верховые поездки, и предпочитает проводить время на охоте… В подобных стремлениях нет ничего дурного или предосудительного. Когда маркиз все же настоял на том, чтоб у его сына в этих поездках всегда были сопровождающие, то Релар наотрез отказался от гвардейцев отца, и сам привел двоих охранников, сущих бандитов с виду! Вот с ними постоянно и ездил где-то все дни напролет… И казалось, что все в полном порядке!..
— Казалось — согласился Кисс. — А их, этих так называемых охранников, не было среди грабителей, захваченных на дороге?
— Нашли одного… Только убитого. А второй пропал. Как выяснилось, оба этих человека были среди числа тех бандитов… В общем, неприятная история.
— Согласен, хотя я бы не назвал ее неприятной. Тут годится другое слово — грязная… Кстати, а что там происходит? И крики какие-то…
Откуда-то со стороны до нас донесся гул людских голосов. Похоже, неподалеку от дома стражи что-то происходило при большом стечении народа. Что именно вызвало шум и крики — этого было не видно из-за высоких домов и деревьев, но и без того было понятно — происходит нечто, выходящее за рамки обычной жизни поселка, пусть даже и придорожного.
Я оглянулась по сторонам. Надо же, а ведь вокруг нас никого нет… Только сейчас я обратила внимание на совершенно пустые улицы. Выскочив из комнаты, где лежал раненый мальчишка, я была настолько рассержена, что даже не посмотрела по сторонам. А, между тем, посмотреть бы не помешало. В пределах видимости отсутствуют даже бравые гвардейцы маркиза. Вернее, по-прежнему стояли двое охранников возле дверей в дом стражи, но, кроме них, людей больше не было. Странно. Все же сейчас вечер, и народ после трудового дня обычно всегда появляется на улицах. Старики, после того, как наступает вечерняя прохлада, садятся на лавочки у ворот, а молодежь собирается на посиделки, или как там это у них называется… А тут — никого…
— Могу только предположить, что именно там происходит — лекарь также покосился в ту сторону, откуда по-прежнему доносился многоголосый шум. — Маркиз приказал казнить всех захваченных в плен разбойников. Думаю, их только что повесили, причем при большом стечении народа. Наверное, при той казни присутствовали все жители этого поселка…
— А что — повернулся к лекарю Кисс, — что, казнили всех, кого захватили в плен? Разве следствие уже закончено?
— Очевидно.
— Весьма шустро — неприятно усмехнулся Кисс. — Что, уже все досконально расследовали? От и до? Хм, быстро у вас работают стражники. Не стали тянуть…
— Видите ли, господин маркиз решил, что придорожным бандитам не стоит более обременять своим присутствием этот мир. К тому же подобное полностью отвечает пожеланиям тех честных людей, что обитают в этих местах. Так что сейчас все жители этого благословенного поселка находятся на площади, где и происходит…
— Простите, вы не скажете, сколько именно человек сейчас казнили? — Кисс все никак не мог успокоиться.
— Троих, разумеется. Всех тех, кого вчера живыми привезли в этот поселок.
— А, по-моему, живыми привезли четверых… Повесили же, как вы только что сказали, троих. Я не ошибся в подсчете? Вам не кажется, что цифры не сходятся меж собой?
— К чему вы ведете?
— Четверо захваченных в плен и лишь трое из них казнены… А разговор я веду к тому, что разницу между этими двумя цифрами вам скажет любой, даже самый неграмотный крестьянин. Четвертый — юный Релар, не так ли? Чем же тот, кого вы лечите, заслужил лучшую участь, чем те, кого только что вздернули? Грабили и убивали все одинаково, только трое сейчас болтаются в петле, а четвертый отдыхает на шелковых простынях…
— Я решительно отказываюсь понимать вас.
— Да чего там не понять? Если мне не изменяет память, то девиз на гербе семьи Д'Дарпиан звучит так — «Справедливость прежде всего». Что-то я не вижу, чтоб господин маркиз досконально следовал этому похвальному принципу…
— А откуда вы, простой наемник, можете знать о том, что именно написано на гербе столь знатного семейства?
— Господин Лил-Ан, это невежливо — вопросом на вопрос.
— Молодой человек, вы безжалостны, жестоки, не способны к состраданию, и у вас сухое, черствое сердце!
— Приятно знать, что вы видите меня насквозь. Вот что значит ученый человек! Только я хотя бы не лицемерю.
— Как вы не понимаете: мальчик болен и… Простите, но это не ваше дело! Простому наемнику не подобает вмешиваться в дела аристократов.
— Разумеется. И мне все понятно — куда нам, тупорылым, до столь важных особ… Что ж, господин лекарь, спасибо за приятное общение. А сейчас, простите, но нам пора! — и, не слушая больше слов лекаря, Кисс чуть ли не за руку потащил меня к постоялому двору.
— Лиа, — бросил он мне на ходу, — Лиа, сейчас, думаю, нам лучше быть всем вместе.
— Согласна целиком и полностью… Кстати, а с чего ты так завелся с этими казненными?
— Да так…
— Должен сказать, что от вас так просто не отстанут! — донесся до нас голос лекаря, что-то еще говоривший в наши спины. Наверное, он еще хотел поговорить с нами, вот только мы в этом необходимости не видели. И так все ясно…
— … Ну, нечто подобное я и предполагала — выслушав нас, Варин потерла пальцами свои виски. — Все просто. Нравится маркизу, или нет, но в любом случае здешние стражники должны будут сообщить о том, что произошло на дороге, своему начальству. Как бы маркиз того не желал, но утаивать сведения о произошедшем местные стражники не имеют права: начальство все одно узнает, а если же узнает не от них, то местной страже я не завидую. А любые свидетели непристойных деяний наследника древнего рода — в глазах маркиза лишние люди, ненужные и опасные свидетели, от которых следует избавиться как можно раньше. По всему видно, что господин Д'Дарпиан начинает рубить концы…
— А может…
— Ничего иного тут быть не может. Для начала, так сказать, выполняя волю и пожелания местных жителей, казнили тех, кто мог сказать хоть что-то о шалостях юного Релара. Ну, а стражники в этом поселке ничего не скажут: все сведения насчет проказ высокородного отпрыска знатной семьи они все будут держать под замком. Даже по пьяни рот не откроют. Ведь вокруг — вотчина маркиза, его владения. Поэтому что бы там стражники не думали обо всей этой истории, но неприятности на свою пятую точку никому из них не нужны, как, впрочем, не нужны они, эти самые неприятности, и местным жителям. То есть если на них не нажать, как следует, то все они будут помалкивать о том, что знают. Разговоры, правда, не прекратятся, но с этим уж ничего не поделаешь, будь ты хоть трижды высокородный и четырежды маркиз! Кто еще знает о схватке на дороге? Проезжие и обозники. Что ж, тем, кто вчера к нам подъехал после схватки, и вчера же поехал отсюда дальше — ну, этим рот все одно не заткнуть, однако почти все из тех уехавших ничего не знают об участии сына маркиза в нападении. Ну, с ними можно будет разобраться и позже… Кто в остатке? Мы.
— А гвардейцы маркиза? — вмешалась я. — Они прекрасно догадываются…
— Догадываться — не значит знать. И потом, при той схватке на дороге гвардейцев и близко не было, а предполагать можно все, что угодно. А обрывки услышанных ими разговоров тоже к делу не пришьешь. И потом, личная гвардия всегда получает в свой карман куда больше золота за службу, чем все те же стражники, или солдаты в королевской армии. Им как бы негласно платят за молчание,
— Но, позвольте! — это лейтенант Лесан. — Какие к нам могут быть претензии? Я вчера поговорил с местными жителями. Они нас готовы были на руках носить!
— Правильно. Как раз с нами все далеко не так просто. Все же именно мы схватились с той бандой, и мы привезли в присутствии многочисленных свидетелей бандитов в поселок… Так что нас просто так не спишешь со счетов. Увы, но мы знаем об участии во всей этой весьма некрасивой истории сына маркиза. К тому же сейчас этого нездорового на голову парня гложет одна мысль — расправиться с тем, кто ранил его. То есть с Треем. Уверена: любящий папаша-маркиз в глубине души согласен с мнением сына.
— Но на той дороге была честная схватка!
— Честная-то она, конечно, честная — женщина присела на колченогий табурет у стола. — Только вот с какой стороны на нее посмотреть, и кто именно будет смотреть… Господин Релинар постарается, пусть и не в открытую, но отомстить за рану, нанесенную его сыну. И потом, как мне кажется, здесь присутствует и личный повод. Насколько я знаю обычаи Харнлонгра, человек, необоснованно поднявший руку на дворянина, должен быть наказан. Правда, в нашем случае о необоснованности не может быть и речи.
— Вот и я о том же!
— Все правильно: на той дороге была честная схватка. Но маркиз не станет учитывать такие тонкости. Он все одно не простит Трея… Называя вещи своими именами — ему нужна голова нашего парня. И дело тут не только в дворянской спеси. Маркиз должен показать своим гвардейцам, что никто не может безнаказанно поднять руку ни на кого из членов его семьи. А иначе нельзя — перед своим сюзереном положено трепетать… И хорошо еще, что тот юный бандит вчера не умер, а, то, не иначе, обвинили бы нас в том, что мы убили безвинного младенца с непорочной душой… Хотя в сложившейся ситуации маркизу неплохо было бы посмотреть как на болезненное состояние души своего ребенка, так и на собственные огрехи в его воспитании…
— Но он же попытался отправить нас домой, заплатив за груз мехов… — молодой лейтенант опять перебил Варин.
— Не — покачала головой Варин, — нет, я в это не верю. В это же не поверил и Табин. Это лишь благоприятный предлог для того, чтоб заставить нас повернуть в сторону дома. Причина? Поставим себя на место маркиза. Человек его положения будет рассуждать примерно так: нет никакой надежды, что позже, находясь вне зоны влияния маркиза, кому-либо из нас не придет в голову шантажировать господина Д'Дарпиана той давней историей. Такая скандальная история может стоить маркизу весьма недешево — пятно на честном имени благородной семьи иметь никому не хочется, а люди до денег весьма и весьма охочи… Репутация — это то, что легко потерять, но трудно восстановить. К тому же мы — самые опасные свидетели против его сына… Так что думайте сами и делайте выводы. Однако лично я считаю, что окажись на нашем месте обычные торговцы, и возьми они деньги — до Перехода им все одно дойти бы не дали… Дело не в жестокости маркиза — он просто старается сохранить незапятнанным свое имя…
— Но…
— Не спорю: бывают и такие ситуации, где лучше заплатить, чем лишний раз проливать кровь, но это не наш случай. Мое мнение: от нас постараются избавиться, причем одним разом от всех. Здесь, в поселке, этого делать не станут — неразумно и хлопотно, так что нас постараются как можно быстрей выставить из поселка. И потом: среди местных мы считаемся героями, и вряд ли людям понравиться, если на избавителей от бандитов невесть за что взъелся маркиз, а это дополнительные слухи. На сегодня же маркизу с лихвой хватит и тех разговоров, что уже хотят среди крестьян… Значит, остается одно — дорога. Там может много чего произойти. Тем более, тот лекарь, Лил-Ан, проговорился Лие, что ее пока что намерены оставить в живых. Чтоб на будущее был некто, постоянно заботящийся о драгоценной персоне юного Релара, и штопающий всевозможные дырки на его теле, если кто вновь вздумает отправить наследника знатного рода на Небеса…
— Послушайте — снова вмешалась я. — Как это ни печально, но у многих, даже у здоровых людей, могут родиться больные дети. Увы, но никому из нас нельзя быть уверенным, что его всегда минует подобное горе. Если маркиз признает это и…
— Нет — вздохнула Варин. — Нет. Тут действует иная логика — логика аристократа. Признай господин маркиз, что его сын болен, ему бы посочувствовали. Возможно, некоторые сумели бы понять горе отца. В этом ты права: на все воля Небес — никто из нас от подобной беды не защищен. Хотя, думаю, кое-кто бы и позлорадствовал — все же люди бывают разные, есть и такие, кому чужая беда в радость… Но тут есть одна тонкость: признать такое человеку древнего рода… Нет и еще раз нет! Именно в этом и состоит беда: когда ты всеми правдами и неправдами пытаешься скрыть очевидное, выдать черное за белое — тогда ничего, кроме увеличения этих самых бед, не выйдет…
— Нас что, попробуют отравить? — деловито поинтересовался Стерен.
— Не исключено. Но я бы поставила на то, что если нам и подсыплют в еду нечто, то, так сказать, это нечто будет с замедленным сроком действия. Скажем так: желательно, чтоб действие отравы началось не сразу, а хотя бы через пару часов, чтоб мы здоровыми и невредимыми успели покинуть этот поселок, и оставаться таковыми хотя бы в пределах видимости с его окраин… Правда, не уверена, что у здешних обитателей найдется нечто подобное из нужных снадобий. Вряд ли рядом отыщется кабинет умелого алхимика, сведущего в ядах.
— Пожалуй, верно — кивнул головой Стерен.
— А другой дороги рядом нет? — не к месту ляпнула я. — Ну, какой-нибудь объездной, по которой можно проехать на груженых телегах…
— Дороги, конечно, есть — чуть усмехнулся Стерен. — Как не быть… Только, думаю, куда именно мы направились, и по какой дороге — о том люди маркиза узнают незамедлительно, а на объездных дорогах нас взять куда легче, чем на главной… Будь мы налегке, без телег — можно было бы попробовать проехать, но с грузом…
— Кстати, а откуда эти бандиты знали о нашем грузе? Они же ведь не просто так на нас напали? Мы вроде помалкивали о том, что везем, языками не трепали. Или…
— Вот именно. Или. О нем они узнали торговца из Узабила. От того самого…
Мы все невольно поглядели в сторону Табина, и тот непроизвольно втянул голову в плечи. Я так и знала, что та история с торговцем из Узабила, которому бывший управляющий хотел продать наш груз, так просто не закончится!
— Так это он навел их на нас?
— Нет, что ты! — Стерен замахал руками. — Ни в коем случае! Если он сделает нечто подобное, и о том узнают, то отныне торговцу будет запрещено ходить по дорогам этой страны. Да в других странах ему придется невесело. Сами знаете — дурная слава летит впереди человека. Пособников бандитов нигде не любят…
— Тогда как же…
— Просто на одном из постоялых дворов люди из той банды услышали, как некий торговец из Узабила жаловался другим на сорвавшуюся у него выгодную сделку. Вообще-то о таких вещах тоже особо не распространяются, тем более в малознакомой компании и на постоялых дворах, где полно любопытных ушей, но тот торговец говорил об этом, будучи уже заметно под хмельком… Что можно требовать с подвыпившего человека? Даже если его позже упрекнут за излишне болтливый язык, то подобные разглагольствования всегда можно списать на лишнюю кружку крепкого пива, а уж никак не на злой умысел Правда, если хотите знать мое мнение — это не случайная обмолвка. Головой я, конечно, ручаться не могу, но уверен: о том, какой именно товар мы везем в Нерг, торговец говорил не на одном постоялом дворе в надежде на то, что эти его слова попадут в нужные уши. Туда они и попали. Так сказать, торговец нам пытался отомстить тем или иным образом. Вас это удивляет? Зря. Просто до крайности раздосадованный человек способен еще и не на такое…