Бостон отвернулся, протягивая для приветствия руку кому-то из подошедших парней и Люба, не желая включаться в его примитивную игру, перешла на осмотр других гостей.
— Привет.
Рядом плюхнулась Эсфиль, цепко держа за руку тут же повалившуюся на диван незнакомую девицу, стриженную так коротко, что волосы больше походили на щетину, которая вырастает на третий после бритья день. Кроме того, девица отрубилась, как только упала на мягкую поверхность.
— Миленько, — Эсфиль покосилась на Любины коленки, обтянутые тонкими бежевыми колготками. — Чего ты тут делаешь? Тебя Бостон позвал? Все в порядке?
— Я тут сижу. Да. И еще раз да.
— Хм… Ты уверена, что контролируешь ситуацию? — раздраженно повторила Эсфиль.
Любина голова как на шарнирах развернулась и она снова уставилась на Бостона.
Теперь у всех сидящих на диване в руках находились бокалы, Бостон поставил свой на колено, девушка в синем томно водила пальчиком по краешку стекла, так и норовя сунуть этот пальчик Бостону под нос, а одна из девушек в белом что-то говорила ему прямо в лицо, судя по всему, громко и визгливо. Ни одну из них не волновало, что Бостон, похоже, обращает на них внимания не больше, чем на парочку снующих среди толпы официантов, потому что прикован к другому объекту.
Любе показалось, воздух между ними дрогнул.
— Мне не нужна помощь, — спокойно сказала она.
За щеки схватили пальцы и Эсфиль насильно развернула Любину голову к себе.
— Я знаю его как облупленного. Он что-то задумал, зуб даю! Да блин, все зубы! Ты уверена, что все нормально?
Как только пальцы ослабили давление, Любина голова развернулась и встала на прежнее место, отчего глаза снова оказались прямо напротив Бостона.
— Мне не нужна помощь, — слегка улыбнулась Люба и подалась вперед, расправляя плечи.
— Эска… Ты чего тут? — очнулась и пробормотала коротко стриженая.
Эсфиль сильно сморщилась и скороговоркой проговорила:
— Бажена, знакомься, это Люба. Люба, это Бажена, всем очень приятно.
Люба изволила оторваться от лицезрения молодого бога, как он себя величал и заглянула в удивительно умные и совершено пьяные глаза, больные и настороженные, как у бездомного пса.
— Ты пришла кого-то убить? — с сарказмом поинтересовалась Бажена.
— Нет.
— Так вот, — влезла Эсфиль, — я вас обоих видеть не хочу! Я хочу один вечер, хотя бы один вечер не париться, а просто отдохнуть! Так что если заметите меня поблизости, сделайте вид, что мы незнакомы. Я серьезно! На сегодня мы с вами люди посторонние.
Эсфиль стремительно поднялась и ушла.
— Ну что, Любовь, не желающая никому смерти, — ухмыльнулась Бажена, пытаясь принять сидячее положение. — Оторвемся?
— Посмотрим, — Люба снова вернулась к прежнему занятию. В доме было довольно жарко, но малоподходящая для гламурной вечеринки толстовка Бостона все еще оставалась на нем, что по соседству с вечерними платьями окружающих девиц смотрелось странновато.
— Я вижу, ты в этой компании новенькая. А я тут всех знаю, могу ввести тебя в круг общения, так сказать, если хочешь. Не всех принимают, если ты понимаешь, о чем я. Так что скажешь? Хочешь?
Но Любе было некогда болтать, она была жутко занята, потому что смотрела на Бостона.
Первый бокал ей в руку сунули проходившие мимо ребята, которые тащили целый поднос. Люба попробовала напиток и решила, что джина в коктейле слишком много. Она не собиралась пить, даже назло своему практически полному отражению на диване напротив, который держал в руке стакан и ни разу из него не отпил.
Через несколько минут Бажена вынула стакан из Любиной руки и продолжила болтать.
— …когда они шампанского опились так, что наблевали в бассейн. И Алмазные глазки тогда ныряла, замотавшись в простыню, запуталась в воде и чуть не утонула. Вот дура, и до сих пор как наклюкается, так на Бостоне висит, не оттянешь.
Люба очнулась всего на секунду, поискав взглядом что-нибудь похожее на часы. Вряд ли она сидит тут больше часа, но кто знает? Нет, часы отсутствовали.
— Уважаю, — развязно усмехалась Бажена. — Ты не претворяешься, тебе правда, плевать, что я рассказываю про прошлых баб Бостона, хотя ты глаз с него не сводишь. На самом деле волноваться не стоит, в этом плане Бостон молоток — раз расстался, назад не вернется. На второй круг не заходит. Между прочим, я с ним не встречалась. Но просто потрясно, как он на тебя смотрит. Ты с ним спишь?
Люба усмехнулась.
— Я хочу остаться одна, — мягко сообщила она Бажене, даже не соизволив обернуться. Ничего не должно отвлекать. Та, кажется, обиделась и даже демонстративно бурчала что-то себе под нос, но все-таки ушла.
Бостон в безмолвном тосте слегка приподнял бокал, полностью игнорируя очередного собеседника, на этот раз стоявшего рядом парня. Девушка в синем слегка поменяла позу и казалась, временами дремлет, но открывая глаза, неизменно находила его взглядом.
Люба непроизвольно сделала ответный жест пустой рукой. Даже не она… само тело сделало. Ответило.
Через пару минут один из официантов принес ей коктейль.
— Вам просили передать.
— Кто?
— Хозяин дома.
Люба приняла бокал и молча отпила. Бостон синхронно отпил из своего.
К нему подошли еще знакомые, музыка наплывала и губы жгло от лайма и крупинок лимонной кислоты, покрывавшей край бокала. А вот спиртного в коктейле оказалось всего ничего, как будто заказавший его человек точно знал, что пьянеть ей не захочется.
Странно было сидеть тут одной среди огромного количества людей и чувствовать себя так, будто вокруг шумят волны, дуют ветра, а ты не такой, как все.
Как же она завидовала этой девице в синем, только оттого, что та может позволить себе бесконечные страдания и дни, потраченные на пустое времяпрепровождение вроде безответной любви. Что может часами смотреть на него, о чем-то мечтая и знать, что скоро будет новый вечер и она снова может просто находиться поблизости, сможет прислониться головой к дивану и сладко переваривать свою боль, раз за разом, круг за кругом.
Простая уверенность в завтрашнем дне, которой у Любы нет.
Предназначенная ей жизнь так и стояла перед глазами, щетинясь острыми правилами.
Никогда не бросаться головой в омут. Не терять голову. Никогда не позволять себе беспечных или опасных выходок, потому что на тебе слишком большая ответственность за родного человека. Слишком большая для двадцати с хвостиком лет, да еще когда усталость и обыденность стали такими постоянными спутниками, что каждый день с самого утра уже серый, свет в нем погас, а воздух протух.
Новоприбывшие собеседники Бостона были еще трезвы и сразу обнаружили, куда направлено его внимание, причем настолько полно, что он практически не реагирует на вопросы и приветствия. Люба специально не следила, но они стояли так близко к Бостону, что невозможно было не увидеть, как девчонки смотрят в ее сторону, а потом начинают перебрасываться между собой комментариями, явно далекими от приличных.
А Бостон не реагировал, не стал ни останавливать их, ни защищать девушку, на которую смотрел, не отрываясь. Но Люба совсем не разозлилась, потому что и сама не реагировала, так, отмечала на краю сознания, как нечто из разряда пустого и неважного.
Никогда не прыгать в чистоту горного воздуха.
Подружки рассмеялись с откровенной издевкой.
Никогда не узнать свободного полета по дороге к смерти.
Бостон заторможено пошевелил рукой, разминая запястье и музыка заполнила комнату так плотно, что не осталось даже воздуха вздохнуть. Пол под ногами дрогнул и закрошился, а сидение стало твердым, как камень. И кровь бушевала, практически вскипая. И потолок раздвигался, так широко, как бывает только в полной темноте.
Идти только по ровной дороге.
А ведь небо так близко, всего протяни руку…
И все это было так легко остановить… Вернуться в нору.
И невозможно из-за человека напротив.
Человека ли?
Музыка на миг оборвалась и смех зазвенел везде, будто существовал сам по себе.
Все так неважно, когда небо над головой расстилается до горизонта, бесконечно далеко и ровно.
Когда у тебя впереди полно времени, ты можешь подбираться к высоте постепенно. Обмениваться с небом улыбками и легкими прикосновениями. Дышать одним воздухом и делать следующий шаг, только хорошенько отдохнув и уверившись в собственных силах.
Но у нее не было времени, только вырванная украдкой короткая передышка, один-единственный глоток влажного воздуха, а потом снова иссушенная мертвая пустыня.
Монетка звенела, кружась по полу и, наконец, замерла.
Люба сделала выбор.
Она поднялась вместе с очередной волной музыки. Девчонки насторожились, а одна даже обрадовалась, выступая вперед, будто была не прочь от оскорблений перейти к рукоприкладству. Но Люба этого не заметила, она сделала несколько шагов и остановилась прямо напротив Бостона, практически прикасаясь ногой к его коленям.
Она ничего не сказала, так как знала, что музыку ей не перекричать, а просто смотрела поверх его головы. И еще знала, что он услышит, даже не услышит, почувствует. Через несколько секунд Люба развернулась и не оглядываясь, направилась к лестнице. Только у подножия задержалась и тут же ощутила на открытой шее его дыхание. Похоже, в поднятых наверх волосах тоже есть свои преимущества.
Она поднялась по лестнице на второй этаж, прошла по коридору и остановилась у двери в его комнату. Всего на миг. А потом толкнула ее и вошла.
Дверь мягко отворилась, открывая уже знакомую обстановку. Люба оглянулась. Из окна лился свет, но совсем слабый, потому что оно выходило на противоположную от лужайки с установленными прожекторами сторону дома. Полумрак казался совсем домашним и очень правильным, здесь и сейчас ему самое место. Кровать не впечатлила, зато у стены валялись бесформенные кресла.
Эта комната как будто ждала их появления.
Это было больше, чем Люба могла вместить. Она вздохнула и повернулась к Бостону.
— Ты… — он смотрел очень серьезно и заговорил тоже серьезно, видимо, действительно желая спросить что-то важное, но Люба больше не желала разговаривать.
Вокруг слишком много свежести и темноты, чтобы их игнорировать.
Вокруг слишком много воздуха.
Вокруг было так тихо, будто внизу совсем не ревела музыка и кучи людей не прыгали по танцполу и не орали друг другу, пытаясь выделиться или просто докричаться до тех, кто не хотел слушать.
Она обманчиво мягко взяла его за толстовку на груди. Смяла ткань в пальцах и развернула его к стене.
Выбор сделан, определился в момент, когда принц и злодей слились в одно лицо, театрально-постановочную личность, которой так или иначе, рано или поздно придется отыграть свою роль. Почему бы не сейчас?
Бостон еще пытался что-то произнести, когда Люба толкнула его, роняя в мягкое кресло и конечно, он замолчал и подчинился, а потом она уселась сверху. Кресло смялось, проседая под их тяжестью практически до пола, носки Любиных сапог со скрипом заскользили по паркету, а его теплое тело сквозь тонкие колготки ощущалось как разгоряченная печь.
— Ты правда собир…
Люба подняла руки и обхватила его за шею, а потом наклонилась и поцеловала. Крепко, вжимая затылком в стену и зарываясь пальцами в волосы, а потом с сильным нажимом проводя по коже головы.
Потом опустила руки ниже, на секунду обхватывая одна поверх другой шею и слегка отодвинулась. Бостон тяжело дышал.
— Расстегни, — она сняла с талии его руку и потянула к своему сапогу. Так, по бедру и колену. Горячие пальцы на бедре. Горячие пальцы на колене. Горячие пальцы, обхватившие поверх сапога щиколотку. Бостон послушно нащупал молнию и потянул вниз. Потом вторую.
Радовало, что покрой юбки позволял творить, что угодно. Тем более, когда больше не хочется ждать.
Так или иначе, теперь ему придется отвечать за свои слова.
Люба всего на секунду поднялась и отошла в сторону, сбрасывая обувь. А потом задрала юбку и одним резким движением стянула колготки вместе с трусиками.
Он потрясенно выдохнул. Столько изумления… Любе не хотелось отвлекаться, переключать внимание на что-то другое, она опустилась на прежнее место, чувствуя голой кожей ягодиц шершавую ткань джинсов и тут же начала расстегивать его ремень.
— Подожди, Люба… Я вдруг понял. Это неправильно. Серьезно, забудь, что я говорил, мне не нужно, чтобы ты делала то, чего не хочешь.
— Поздно.
— Я придурок, знаю.
— Замолчи.
— Оказывается, я так не могу.
— Придется.
— Ты будешь жалеть. Ты же меня не хочешь.
Люба усмехнулась. Разве она не упоминала, что за свои слова нужно отвечать?
— Хочу.
— Что?
— Я хочу узнать, какой ты. Пусть даже ненадолго. Так что не мешай.
— Подожди, ну давай я хоть…
— Тс-с-с-с, — Люба зажала рукой ему рот и распахнула глаза, на секунду заглядывая в его нечеловеческие зрачки, чтобы убедиться — он слышал и услышал предупреждение, а потом снова его поцеловала.
Наклонившись к тумбочке, Люба открыла верхний ящик и на ощупь нашла пачку презервативов. Как предсказуемо…
Хоть в чем-то он предсказуем.
Очень быстро Люба расстегнула ширинку на его джинсах, разорвала жестяную упаковку, игнорируя свои трясущиеся руки, надела на него резинку, приподнялась, подаваясь вперед и направила его в себя.
Прыжок в бездонный воздух оказался самым безумным из всех, что она совершила в прошлом, впрочем, как и ожидалось.
Это было дико и очень необычно. У Бостона не получалось толком задрать узкую водолазку, не получалось достать губами до ее груди и в конце концов он прекратил попытки, просто обхватив ладонями ее спину и переключившись на губы, пытаясь их поймать, пока Люба двигалась, но она не отвечала, сосредоточившись на другом. Приходилось упираться рукой в стену за его шеей, а второй держаться за его плечо.
И это было лучшим, куда более огромным, чем все пережитое прежде. Прежде она никогда не занималась любовью в одежде. Никогда не приставала первой, так грубо и дико, без предварительных разговоров по душам, к человеку, у которого нет с тобой ничего общего.
И эта глупая неосторожная выходка во время, пока они двигались, казалась настолько правильной, что не жалко было последующей расплаты, в чем бы она ни заключалась.
Что-то должно греть тебя остаток жизни, который будешь вынуждена посвятить тем, кто в тебе нуждается. Целиком и полностью отдать тем, кто иначе не выживет. Когда горный воздух на секунду задержал падение, оказавшись куда более упругим, чем представлялось, Люба поняла, что у нее будет это — небольшая память, которая станет скрашивать серость грядущих будней.
А потом сорвалась и упала…
И он падал вместе с ней.
Люба замерла, устало упираясь лбом в его лоб, их дыхание смешивалось, постепенно успокаиваясь.
Ее ребра почти трещали, так крепко Бостон сжимал руки.
Она сидела так немного дольше, чем следовало, а потом отодвинулась и встала, освобождаясь сразу от всех частей его тела.
Он мягко подскочил следом, придерживая джинсы руками. Это выглядело так забавно… что на губах даже выступила улыбка, но Люба ее проглотила, как горькую таблетку. Бостон тем временем потянул руки к ее юбке.
— Хочу тебя раздеть, — заявил он. Его глаза горели.
— Зачем? — Люба отодвинулась, наклонилась и подобрала с пола свое белье. Близость таяла, сказка растворялась, показывая свой неприглядный скелет. И скелет был именно тем, чем казался — неинтересным набором твердого, бессмысленного и мертвого.
— Хочу увидеть тебя без одежды.
Люба повернулась к нему спиной и быстро натянула трусики и колготки на место. Поправила сбившуюся вокруг пояса водолазку.
— Не вижу смысла, — сухо сказала она, причем без притворства, эмоций на самом деле не осталось, потому что они выгорели за минуты безумного хаотичного падения и ничего после себя не оставили.
Кроме памяти. Памяти о чем-то теплом и светлом, что крошечным мягким огоньком осталось лежать на ладошке. Эту краденую кроху не хотелось трогать, чтобы случайно не повредить и не испачкать.