Не решаясь заговорить, гоблин опустил глаза, смущенно терзая шляпу.
– Госпожа, – выдавил он наконец, почтительно кланяясь, – меня зовут Зарлей Варгуларс, и я прошу вас помочь!
– Что случилось? – встревожилась София.
Голос гоблина дрожал, будто он с трудом сдерживал рыдания.
– Моя единственная дочка умирает, и никто не может помочь, вся надежда на вас, госпожа! – взмолился господин Варгуларс со слезами на глазах. – Господин Ферроссон сказал, что ничего нельзя поделать.
Господин Ферроссон, почтенный аптекарь, пользовавший от всевозможных болезней жителей Бивхейма, имел немалый опыт в лекарском деле, а потому его суждениям молодая женщина вполне доверяла.
– Боюсь, я тоже ничем не смогу помочь. – София печально покачала головой, искреннее сожалея о судьбе бедной девочки.
– Заклинаю вас, хотя бы попробуйте! – Гоблин тяжело опустился на колени, умоляюще взирая на нее. – Ферлай так плохо! Аптекарь сказал, она не протянет больше суток…
Он опустил голову, молчаливо оплакивая судьбу дочери.
Ведомая состраданием, София заверила его, что охотно помогла бы девушке, но она мало что понимала во врачевании.
– Вы ведь гадалка, может быть, руны расскажут, как вылечить мою девочку… – предположил гоблин с отчаянием.
Молодая женщина не нашла сил отказать, хотя сильно сомневалась в успехе.
Окрыленный надеждой, несчастный отец бросился из дома. У крыльца его ожидал наемный экипаж, и гоблин устремился к нему, суетливо предлагая помощь Софии. От непрерывных излияний многоречивого спутника у молодой женщины разболелась голова, однако просить его немного помолчать было невежливо.
Небольшой домик гоблина был аккуратным и уютным, хотя и не отличался богатством. Госпоже Черновой он напомнил фонарь, светящийся изнутри теплым светом, хотя сейчас в доме чувствовалась удрученность.
Господин Варгуларс немедля провел Софию в комнату дочери, в волнении забыв даже предложить гостье чая.
Юная гоблинша оказалась очень миловидной и сейчас как никогда походила на молоденькую эльфийку с картинки в модном журнале. Известно, что в ранней юности гоблинши бывают очень хороши собой, но с возрастом теряют все свое очарование. Уже к тридцати годам черты красавиц этого народа необратимо грубеют, а смуглая оливковая кожа приобретает неприятный болотный оттенок. Но пока Ферлай была в самом расцвете юности, к тому же болезнь придала ее облику особую тонкость и одухотворенность.
У постели девушки, вопреки приличиям, сидел молодой человек, взиравший на нее с неприкрытым обожанием и отчаянием, по-видимому, безутешный влюбленный.
– Госпожа Чернова, позвольте вам представить мою дочь, Ферлай Варгуларс, и ее жениха, Рейлара Маутерса.
Юноша вскочил и учтиво поклонился, а девушка вымученно улыбнулась и слабым голосом сказала, что очень рада знакомству. Молодой гоблин был вызывающе хорош собой, одет весьма богато и по последней моде, эдакий задиристый молодой кот с бантом на шее, встретивший свою первую весну. Союз с юной Ферлай, отец которой был просто лавочником, считался для него мезальянсом, но во всей его фигуре, в нежном взгляде, в готовности услужить невесте читалось обожание.
Господин Маутерс явно был осведомлен о личности гостьи, а потому мгновенно поверил в счастливый исход.
Софии сделалось неловко от нескрываемой боли и надежды в глазах отца и жениха, поскольку она скептически оценивала свои лекарские умения. Но Ферлай умирала, а у ее отца не оставалось ни времени, ни средств, чтобы найти более знающих врачевателей и магов. Вероятно, деньги с радостью дал бы жених, но даже он не в силах заставить бедняжку дожить до того момента, когда придет помощь.
Присев возле больной, гадалка попросила принести стол, поскольку в комнате оказалось лишь небольшое трюмо, уставленное пузырьками с притираниями и лечебными настоями. Кроме того, требовалось больше света – свечи, масляная лампа, либо хотя бы тростниковые светильники [20]. Молодой гоблин немедля выразил готовность обеспечить гадалку всем требуемым и лично проследить за приготовлениями.
– Какие симптомы болезни? – поинтересовалась София, с искренним интересом и состраданием взирая на бледную девушку, похожую на надломленную розу.
На правах хозяина дома рассказывать принялся господин Варгуларс:
– На следующий день после помолвки Ферлай почувствовала такую сильную слабость, что не смогла встать с постели. Аптекарь не смог сказать, отчего моей девочке так плохо. У нее нет ни лихорадки, ни болей, но ее силы будто куда-то утекают.
Он часто заморгал и поспешно отвернулся.
София нахмурилась, остро осознавая свою беспомощность перед хворью. Тем временем в комнату доставили все необходимое, и она приступила к гаданию, решительно выбросив из головы все грустные мысли.
Первым делом госпожа Чернова задала вопрос о причинах странной болезни. Выпавшая перевернутая руна перт заставила ее глубоко погрузиться в размышления.
– Ответ следует искать в прошлом, вероятно, дело в каких-то необдуманных и не слишком удачных оккультных опытах, – задумчиво, еле слышно произнесла София, с новым интересом разглядывая девушку.
Гоблины, стоящие чуть поодаль, не расслышали этих тихих слов, а вот Ферлай вдруг залилась краской и потупилась.
– Господин Варгуларс, – обратилась София к взволнованному отцу, – скажите, применяли ли вы какие-то магические средства для лечения дочери?
– Господин аптекарь сказал, что он не сведущ в магии, – покачал головой тот, и София согласно кивнула.
Магические способности чаще всего даются людям, будто компенсируя тем самым их недолгий век.
– Только… Когда стало понятно, что… – он прерывисто вздохнул, – что надежды нет, я нарисовал беркану… – сознался гоблин, а потом воскликнул с отчаянием: – Ведь это добрая руна, госпожа Чернова! Она не могла причинить зла.
Ничего не ответив, молодая женщина покачала головой и продолжила гадание. Действительно, беркана исключительно благоприятная руна, которая придает сил и направляет организм больного к исцелению, так что дело было в чем-то другом. Следовало выяснить, не наложили ли на несчастную девочку проклятие – нид. Возможно, дело тут в ревности или зависти к ее счастью.
Руна манназ также легла перевернутой, неоспоримо подтвердив, что не могло быть и речи о чужой злой воле.
На этот раз София не стала произносить вслух толкование, а обратилась к господину Варгуларсу:
– Вы позволите мне поговорить с Ферлай наедине?
Тот, не колеблясь, согласно поклонился и вышел из комнаты, потянув за собою и суженого дочери.
Уверившись, что дверь за ними закрылась, госпожа Чернова повернулась к девушке:
– А теперь рассказывайте, что именно вы сделали!
– О чем вы? – неубедительно пробормотала Ферлай, не глядя на нее. – Я ничего не делала.
– Манназ перевернутая указывает на внутреннюю вину. Это означает, что вы натворили что-то, за что сейчас расплачиваетесь, – пояснила София, пристально глядя на перепуганную гоблиншу, не знающую, куда девать глаза.
Та молчала, комкая в пальцах одеяло и не решаясь ни протестовать, ни признать свою причастность.
– Послушайте, я не смогу вам помочь, если вы не расскажете мне все без утайки. Вы на смертном одре, и только откровенность вас спасет. – София мягко, но настойчиво убеждала девушку признаться во всем.
Ферлай вдруг залилась слезами и, всхлипывая, принялась сбивчиво говорить. Юная глупышка потеряла голову от нежных чувств к молодому Рейлару Маутерсу. Опрометчивая любовь к богатому господину заставила ее решиться на крайние меры. По ее словам, возлюбленный до того выказывал к ней расположение, хотя и не столь пылкое, как ей бы хотелось.
В отчаянии гоблинша решила приворожить господина Маутерса, воспользовавшись с этой целью руной наутиз. На полноценный приворот – мансег – знаний и силы у нее не достало, однако и амулета оказалось довольно. Уже на следующий день юноша явился с тем, чтобы сделать предложение, а еще спустя день Ферлай вдруг слегла. Ей не хватило решимости во всем сознаться, даже когда девушка поняла, что умирает. Теперь она рыдала, сквозь слезы повторяя, что хотела вовсе не такого…
– Рун не должен резать тот, кто в них не смыслит. В непонятных знаках всякий может сбиться [21], – произнесла София, осуждающе, но вместе с тем с пониманием глядя на юную гоблиншу.
Она задумалась о том, как часто любовь толкает на неразумные поступки, когда все запреты и предупреждения кажутся влюбленным надуманными и пустыми.
Руна наутиз – воплощение огня желания, в одном из своих аспектов являлась очень эффективной в любовной магии, выполняла роль своего рода приворотного зелья. Однако она требовала определенной сдержанности в эмоциях и поступках, при работе с нею необходима твердая воля и значительный опыт. К тому же она редко применялась в составных талисманах и заклятиях, так как до предела усиливала их действие, тем самым давая чрезмерный результат и ослабляя мага. В сочетании с руной беркана действие первоначального заклятия стало еще сильнее, с удвоенной скоростью поглощая силы девушки.
– Помогите мне, прошу вас! – Ферлай подняла заплаканное лицо и просительно сложила руки. От волнения к щекам ее прилила кровь, а лицо озарилось необыкновенной одухотворенностью. – Я поступила дурно, но я люблю его!
Сейчас девушка выглядела настолько трогательной и полной страсти, что у Софии защемило сердце. Ей вдруг подумалось, что она сама никогда не теряла голову от любви. Привязанность госпожи Черновой к мужу по большей части проистекала из уважения и дружбы. Воспитание она получила достаточно строгое, а впоследствии привыкла сдерживать свои пылкие порывы, как подобало жене офицера. Молодая женщина невольно заинтересовалась, каково это – настолько боготворить другого, чтобы рискнуть собственной жизнью ради взаимности.
Вероятно, она попросту не способна к столь сильным чувствам. Некоторые могут любить всем сердцем, другим же это, по-видимому, не дано, и удел последних – с любопытством наблюдать за страстями других.
Но здравая привязанность не запятнает честь. Примером пагубного влияния любви можно счесть историю Ферлай, которая ради взаимности решилась на преступление. Не лучше ли тогда вовсе не испытывать столь сильных эмоций и стремлений?
Оторвавшись от размышлений о природе чувств, София строго велела девушке признаться жениху во всем и немедленно уничтожить приворот.
Та в ответ вновь залилась слезами, но была вынуждена согласиться с разумными доводами.
Ферлай повторила отцу и жениху свою историю. Господин Маутерс совершенно растерялся. Видимо, по-прежнему испытывая нежные чувства к невесте, он теперь не в силах разобрать, были ли они результатом волшбы. К тому же вполне понятное возмущение не позволяло ему простить такой поступок.
Злосчастный амулет тотчас сожгли, и полчаса спустя Ферлай стало значительно лучше. Прибывший вскоре аптекарь, осмотрев девушку, заключил, что ее жизни более ничто не угрожает.
Молодой гоблин, разрываясь между чувствами к невесте, неловкостью и возмущением, все же клятвенно пообещал сохранить в тайне эту неприятную историю, что было весьма благородно с его стороны. Сделавшись достоянием гласности, обстоятельства дела могли погубить девушку и даже стать предметом судебного разбирательства. Выслушав ободрительный прогноз о здоровье девушки, господин Маутерс поспешно попрощался и уехал, что вызвало горькие слезы Ферлай. Тут ничего нельзя было поделать – нелепо ожидать, что силком привязанный влюбленный придет в восторг от открывшейся правды. Заботясь о жизни Ферлай и о восстановлении справедливости, София совсем упустила из виду, что это чревато разрывом помолвки. Впрочем, было бы куда хуже, если бы все выяснилось из других источников…
Господин Варгуларс пребывал в совершеннейшем расстройстве, не зная, то ли радоваться выздоровлению дочери, то ли ужасаться ее поступку. Впрочем, радость пока явно преобладала, заставляя отца суетиться и сбивчиво выражать свою признательность.
Откровенно говоря, Софию эта история утомила, но хоть на время отвлекла от тревожных дум…
Глава 5
Утро было волглым и хмурым, временами срывался дождь, потому зевак собралось меньше, нежели можно было ожидать.
София зябко куталась в кашемировую шаль – в городской управе всегда царил холод, невзирая на времена года. Эта уютная вещица, подарок покойных родителей, придавала ей сил и согревала не только тело, но и душу.
В просторном подвале был оборудован ледник, где и дожидался погребения несчастный господин Ларгуссон. Обыкновенно здесь хранили всякий хлам, который теперь спешно рассовали по углам. Мрачноватые декорации – однако постановка пользовалась успехом.
Коронер, грузный краснолицый мужчина лет пятидесяти, вместе с присяжными заседателями дотошно изучил мертвое тело. Тут же, хотя и в некотором отдалении, собралось все местное общество, изнывающее от желания высмотреть хоть что-нибудь интересное.
До сих пор обитателям Бивхейма не представлялось возможности приобщиться к столь важным расследованиям (даже коронер приехал из столицы графства!). Благородные семейства заняли лучшие места в самом подвале, а прислуга, лавочники и прочий разношерстный люд толпились на улице под моросящим дождем. Люди, гномы, гоблины, дриады и немногочисленные орки собрались у входа, они оживленно переговаривались, выдвигая самые фантастические версии.
Дамы прижимали к лицам надушенные платочки, изображая подобающую дурноту от этого зрелища (что, впрочем, было совсем несложно, здесь стоял слишком своеобычный дух, с которым не справлялись ни заклятия, ни благовония, но это нисколько не мешало дамам отказываться перебраться в другое место), и исподтишка внимательнейшим образом изучали все происходящее. Господа также проявляли живейшее любопытство и попутно оказывали слабому полу всемерную помощь, охотно принимаемую.
Словом, для кого-то все происходящее было трагедией, но для большинства представляло собою лишь увлекательное зрелище. Совсем не зря столичные острословы именовали морги анатомическими театрами! Тела выставляли на всеобщее обозрение, и любой желающий мог их осмотреть, более того, такие посещения были в обычае и считались вполне приличным способом провести досуг. Свой резон в этом имелся, поскольку зачастую именно праздношатающаяся публика могла узнать кого-то и таким образом помочь следствию. Документы, удостоверяющие личность, не получили широкого распространения, так что полиции оставалось полагаться на случайное опознание неизвестных пострадавших. В случае с господином Ларгуссоном нужды в этом не было, что нисколько не уменьшало любопытства жителей Бивхейма.
Толпа неожиданно расступилась, и госпоже Черновой представилась возможность рассмотреть тело. При жизни это был добродушный весельчак, любящий выпить и рискованно пошутить со служанками, что вызывало понятное недовольство госпожи Дарлассон. Сторож был легкого нрава и всегда гляделся мальчишкой, невзирая на свои без малого двести лет и взрослых дочерей. Встрепанные волосы, дешевая, но всегда безукоризненно чистая одежда, лукавый и чуть наивный взгляд – в господине Ларгуссоне имелось некое неуловимое очарование и безмятежное удовлетворение собственной судьбой. Сторож намеревался вскорости повторно жениться и все рассказывал, как хочет сына. Теперь от него осталось нечто обгорелое и страшное, и София испытывала острую жалость…
Покойный отличался редким для его сородичей безразличием к материальным благам, довольствуясь небольшой рентой и скромным заработком от охраны библиотеки. Большинство гномов владели разнообразными мастерскими и лавками, занимались кузнечным делом и техническими придумками. Трудно представить, сколь неудобным стал бы быт без изобретений практичных карликов! К примеру, не так давно мастер из соседнего городка представил свою новинку, получившую вскорости широкое распространение. Ватерклозеты [22]преподносились как весьма современные гигиенические приспособления, хотя некоторые полагали их чрезмерной роскошью. Среди прочих новшеств были также омнибусы, швейные машины и множество иных вещей.