– Ребята, наверное… – я сделала паузу и зашипела. – Кто-то идет. Свет!
Она щелкнула выключателем, и я закрыла дверь, оставив лишь небольшую щелочку. Я выглянула и увидела, как Дерек остановился на пороге кухни. Не включая свет, он осмотрелся. Лунный свет освещал румянец на его лице. Его взгляд быстро прошелся по кухне и остановился на двери кладовой.
Я открыла ее и вышла.
– Крекеры? – спросила я, держа коробку.
Он посмотрел на меня, и тут же я отступила назад. Моя улыбка исчезла, и я пихнула коробку ему в руки.
– Мы отоваривались едой, – сказала Рей.
Он продолжал наблюдать за мной, глаза были сужены.
– Я возьму сок, – сказала Рей, протискиваясь сзади.
Дерек посмотрел на банки, которые мы предварительно оставили на стойке. Доказательство того, что мы всего лишь совершали набег на кухню. Это был мой план, и я думала, что поступила умно, но его взгляд сразу же переметнулся с сока на меня, и волосы на моей шее встали дыбом. Я поняла, что он не купился на это.
Я сделала шаг вперед. Секунду он просто стоял не шелохнувшись. Я могла различить звук его дыхания, прочувствовать настоящий его размер, нечетко вырисовывающиеся в темноте.
Он отступил.
Когда я проходила мимо него, он достал пачку крекеров из коробки и протянул ее мне.
– Забыла.
– Точно. Спасибо.
Я взяла одну и выбежала в коридор, Рей была прямо за мной. Дерек вышел вслед за нами, но пошел в другую сторону, к "логову" мальчиков. Когда я повернулась, чтобы подняться по лестнице, то мельком взглянула на коридор. Он остановился напротив офиса доктора Джилл и смотрел на дверь.
* * *
Пятнадцать минут мы просто лежали в кроватях, не решаясь включить свет. Достаточно долго, чтобы понять, настучал ли Дерек медсестрам на нас или вернулся в кровать. Мои пальцы продолжали скользить по страницам, которые я запихнула под резинку пижамных штанов. Наконец, держа фонарь в руке, Рей перебежала на мою кровать.
– Это было рискованное дельце, – сказала она.
– Как думаешь, он скажет медсестрам?
– Неа. Сам еду воровал. Он не решится сплетничать.
Неужто Дерек встал раздобыть себе что-нибудь перекусить в то же самое время, как мы шарили в офисе доктора Джилл? Я ненавидела совпадения, но принтер, конечно, шумит не так уж сильно, чтобы его можно было услышать наверху.
Я вытащила листы и, разглаживая, положила их на матрац.
– Этот о Дереке, – прошептала Рей, включая фонарь.
Я вытащила вторую страницу и протянула ее ей.
– Ты хочешь Саймона?
Она покачала головой.
– Это – вторая страница Дерека. Про Саймона ничего не было.
– Ты не смогла найти?
– Нет, просто не было. На ящиках написаны наши имена, да и на самих папках тоже. Ящика или файлов о Саймоне просто не было.
– Это…
– Странно, знаю. Возможно, они хранят его где-нибудь еще. Так или иначе, ты хотела Дерека, так что я решила понапрасну не тратить время на Саймона. Теперь давай узнаем, как Франкенштейн попал сюда, – она переместила луч фонаря на начало страницы. – Дерек Суза. Дата рождения, бла, бла, бла.
Она посветила на следующий раздел.
– Ха. Он был доставлен в Лайл Хаус органами опеки. Никаких упоминаний о том, что его сюда положил отец. Если здесь вовлечены органы опеки, зуб даю, его отец – не папа года. О, вот оно! Диагноз... антисоциальное расстройство личности, – ее пробрал смех. – Да? Скажи мне, что я этого не знала. Это – действительно болезнь? Быть грубым? И какие же таблетки ему дают?
– Как бы то ни было, они не действуют.
Она усмехнулась.
– Твоя правда. Неудивительно, что он так долго торчит здесь…
В коридоре зажегся свет. Рей нырнула под одеяло своей кровати, оставив фонарь мне. Я выключила его, как только захлопнулась дверь в ванную. Я сделала жест бросить ей фонарик, но она покачала головой, затем высунулась из-под одеяла и прошептала:
– Просмотри до конца. Если найдешь что-нибудь интересное, то утром расскажешь.
Кто бы ни был в ванной — Тори или миссис Тэлбот — казалось, он засел там на всю вечность. К тому времени как раздался звук смыва, Рей уже спала. Я подождала несколько минут, затем включила фонарь и начала читать.
С каждым предложением в моем животе рос снежный ком страха. Антисоциальное расстройство личности не имело никакого отношения к грубому поведению. Оно означало полное игнорирование других, недостаток в способности сочувствовать — поставить себя на место другого человека. Расстройство характеризовалось горячим нравом и вспышками гнева, которые лишь ухудшали ситуацию. Если вы не понимаете, что причиняете кому-то боль, то что заставит вас остановиться?
Я переключилась на вторую страницу с пометкой "биографические данные".
Выполнение стандартной проверки данных о ДС оказалось затруднительным. Свидетельство о рождении или другие документы идентификации личности не были найдены. Они, скорее всего, существуют, но недостаток конкретной информации о его младенчестве делает надлежащий поиск невозможным. По словам ДС и его молочного брата, СБ, примерно в пять лет Дерек переехал жить к ним. ДС не помнит — или отказывается рассказывать — детали его жизни до этого, но по его ответам можно судить, что, скорее всего, он воспитывался в каком-то учреждении.
Отец Саймона, Кристофер Бей, кажется, принял фактическую опеку над ДС без регистрации формальной договоренности об опеки. Мальчики поступили в школу как "Саймон Ким" и "Дерек Браун". Причина использования вымышленных имен не известна.
Согласно школьным отчетам проблемы с поведением ДС начались в седьмом классе. Не будучи общительным или жизнерадостным ребенком, он стал очень замкнутым. Его уход в себя перемежался с приступами неуместного гнева, часто заканчивающимися проявлением насилия.
Проявление насилия...
Синяки на моих руках запульсировали от боли, я нечаянно потерла их и вздрогнула.
Ни один из этих инцидентов не был должным образом задокументирован, делая полное судебное расследование о развитии нарушения невозможным. ДС, кажется, избежал исключения из школы или других серьезных дисциплинарных взысканий до перебранки, описанной свидетелями как "обычная школьная драка". В ярости ДС напал на трех молодых людей, что должностные лица назвали взрывом гормонов. Скачок адреналина может также объяснить проявление экстраординарной силы, о которой сообщают свидетели. К тому времени, когда учителя начали разнимать дерущихся, один молодой человек получил перелом спины. Медицинские эксперты боятся, что он, возможно, никогда не сможет ходить.
Страница с одинарным интервалом еще не закончилась, но слова исчезли, и все, что я могла видеть, был проплывающий мимо пол, когда Дерек бросил меня через прачечную.
Экстраординарная сила...
Проявление насилия...
Возможно, никогда не сможет ходить...
Они увезли Лиз из-за того, что она бросала карандаши и бутылки геля для укладки волос, а Дерека продолжают держать здесь? Огромный парень со случаями вспышек насилия? С заболеванием, которое означало, что его не волнует, кому он причиняет боль и насколько сильную?
Почему меня никто не предупредил?
Почему он не изолирован?
Я запихнула страницы под матрац. Мне не нужно читать остальное. Я знаю, о чем там говорится. О том, что его поили лекарствами. О том, что он реабилитировался. О том, что он сотрудничал и в Лайл Хаус не показал никаких признаков агрессии. О том, что его заболевание находится под контролем.
Я осветила фонарем руку. Отпечатки пальцев стали фиолетовыми.
Глава 16
КАЖДЫЙ РАЗ, КАК ТОЛЬКО Я ЗАСЫПАЛА, мой разум застревал в странном месте между сном и реальностью, где все воспоминания дня крутились и путались в голове. Я в подвале, Дерек хватает мою руку и бросает меня через комнату. Затем я просыпаюсь в больнице, рядом со мной сидит миссис Тэлбот и говорит, что я никогда больше не смогу ходить.
В дверь постучали, и я засунула голову под подушку.
– Хлоя? – миссис Тэлбот открыла дверь. – Сегодня тебе нужно одеться до того, как ты спустишься вниз.
Живот скрутило. Неужели после отъезда Питера и Лиз они решили, что мы должны завтракать все вместе? Я не могу видеть Дерека. Я просто не могу.
– Твоя тетя приезжает в восемь, чтобы куда-нибудь отвезти тебя позавтракать. Будь готова к этому времени.
Я выпустила подушку, которую держала мертвой хваткой, и встала.
* * *
– Ты на меня злишься, ведь так, Хлоя?
Я прекратила размазывать яичницу–болтунью по тарелке и подняла глаза. Волнение омрачало лицо тети Лорен. Темные круги под глазами означали, что она мало спала. Я не заметила этих кругов, скрытых под косметикой, раньше, пока мы не сели под люминесцентными лампами Денни[47].
– Злюсь на что? – спросила я.
Короткий смех.
– Ну, я не знаю. Возможно, потому что я запихнула тебя в лечебницу с незнакомцами и исчезла.
Я положила вилку.
– Ты не “запихнула” меня. Это школа настояла на том, чтобы я туда легла, а лечебница настояла на том, чтобы ты и папа не приезжали, пока у меня идет период адаптации. Я не маленький ребенок. Я понимаю, что происходит.
Она облегченно выдохнула. Достаточно громко, чтобы звук можно было услышать в реве переполненного ресторана.
– У меня проблема, – продолжила я. – Я должна учиться справляться с ней, и твоей или папиной вины здесь нет.
Она наклонилась вперед.
– И твоей тоже. Ты ведь это понимаешь, ведь так? Это – заболевание. Ты не сделала ничего, чтобы вызвать его.
– Я знаю, – ответила я, вгрызаясь зубами в тост.
– У тебя очень зрелое отношение к этому, Хлоя. Я горжусь тобой.
Я кивнула и продолжила жевать. Зернышки малинового джема потрескивали между зубов.
– О, у меня кое-что для тебя есть, – она полезла в свою дамскую сумочку и вытащила контейнер для сэндвичей. Внутри было мое рубиновое ожерелье. – Медсестры позвонили мне и сказали, что ты его обыскалась. Твой отец забыл его в больнице.
Я взяла емкость, ощупывая через пластмассу знакомый кулон, а затем отодвинула в сторону.
– Сохрани его для меня. В лечебнице не разрешают носить драгоценности.
– Не волнуйся, я уже поговорила с медсестрами. Я сказала им, что эта вещь много значит для тебя, и они разрешили оставить ее.
– Спасибо.
– И все же, следи, чтобы он был на тебе. Мы не хотим еще одной пропажи.
Я вынула ожерелье из контейнера и надела на шею. Я знала, что это глупое суеверие, но с ним я действительно чувствовала себя лучше. Оберегаемой, что ли. Память о маме, я носила его столько лет, что без него я чувствовала себя немного не в своей тарелке.
– Не могу поверить, что твой отец забыл его в больнице, – сказала она, покачивая головой. – Бог знает, когда бы он спохватился, теперь, когда он вновь улетел.
Да, мой папа уехал. Он позвонил мне по сотовому телефону тети Лорен и объяснил, что вчера ночью ему пришлось улететь в срочную командировку в Шанхай. Тетя была в ярости из-за его поступка, но я не могла понять, почему это имеет такое значение, когда я лежу в лечебнице. Он уже договорился уйти в отпуск на месяц, когда меня выпишут, и для меня важнее, чтобы он был рядом со мной именно тогда.
Моя тетя рассказала о своей идее относительно нью–йоркской "девчачьей" поездки после моей выписки. Мне не хватило сил сказать ей, что я просто хочу вернуться домой, увидеть папу, поболтать с друзьями. Возвращение к нормальной жизни – лучшее празднование пост–Лайл Хауса, которое я могу себе представить.
Моя нормальная жизнь...
Я подумала о призраках. Станет ли моя жизнь когда-нибудь снова нормальной? Буду ли я когда-нибудь снова нормальной?
Мой взгляд скользнул по лицам окружающих. Кто-либо из них был привидением? Откуда мне знать?
Как насчет того парня в дальнем конце. Он был одет в куртку хэви–метал, словно только что сошел с набора видеокассет "я люблю 80–ые"? Или старушка с длинными седыми волосами в вареной футболке? Или даже тот парень в костюме, ждущий около двери? Если только кто-то не пройдет сквозь них, как мне узнать, что они не привидения, которые только и ждут, чтобы я их заметила?
Я опустила глаза на свой апельсиновый сок.
О да, это план, Хлоя. Оставшуюся часть жизни не смотреть никому в глаза.
– Ну, как, уже освоилась? Поладила с другими детьми?
Ее слова были ударом, напомнившем мне о том, что у меня есть проблемы посерьезней, чем призраки.
Она улыбнулась. Она спросила лишь в шутку. Очевидно же, что я ужилась с другими детьми. Я, может быть, не самая общительная девочка, но я не из тех, кто будет мутить воду или создавать проблемы. Когда я подняла глаза, она перестала улыбаться.
– Хлоя?
– Хм?
– У тебя проблемы с другими детьми?
– Н–нет. Все в–в–в… – Я так быстро закрыла рот, что зубы ударились друг о друга. Любому, кто хорошо меня знал, мое заикание служило стрессометром. Бессмысленно говорить, что все в порядке, если я даже не могу скрыть ложь.
– Что случилось?
Ее рука сжала вилку и нож, словно она была готова использовать их против виновника моих неприятностей.
– Н–Нич…
– Не говори мне, что ничего не случилось. Когда я спросила о других детях, твое лицо приняло нездоровый вид.
– Это – яйца. Я на них налила слишком много острого соуса. Ребята просто отличные, – она пробуравила меня взглядом, и я поняла, что мой номер не прошел. – Есть один человек, но ничего важного. Ты же не можешь ужиться со всеми, правильно?
– Кто это? – к нам неуверенно подошел официант с кофейником в руке, но тетя жестом показала ему уйти. – И не делай такие глаза, Хлоя. Ты в этом доме отдыхаешь, и если тебя кто-то беспокоит…
– Я смогу сама с этим разобраться.
Тут она поняла, что мертвой хваткой вцепилась в столовые приборы, и отпустила их, положив на подставку.
– Дело не в этом, милая. У тебя и так достаточно поводов для беспокойства. Скажи мне, кто этот мальчик, и я удостоверюсь, что он не побеспокоит тебя больше.
– Он не…
– Значит, мальчик. Который? Их трое — нет, теперь лишь двое. Это тот большой мальчик, не так ли? Я видела его этим утром. Я попыталась познакомиться, но он ушел. Даррен, Дамиан...
Я остановила себя прежде, чем успела поправить ее. Она уже обманула меня, заставив признаться, что моим мучителем был мальчик. Я просто хотела, чтобы на этот раз она лишь выслушала мои проблемы, возможно, дала какой-нибудь совет, но не того, чтобы она начала из кожи вон лезть, пытаясь все уладить.
– Дерек, – сказала она. – Так его зовут. Когда он проигнорировал меня этим утром, миссис Тэлбот рассказала, каков он. Грубый. Я права?
– Он просто... не очень дружелюбный. Но все в порядке. Как я сказала, нельзя ужиться со всеми, но другие дети вроде нормальные. Одна девчонка такая заносчивая, прям как моя прошлогодняя соседка по комнате в лагере. Помнишь ее? Ну, такая…
– Что этот Дерек сделал с тобой, Хлоя? – сказала она, отказываясь перейти на другую тему. – Он трогал тебя?
– Н–нет, к–конечно н–нет.
– Хлоя, – она повысила голос. Мое заикание выдало меня с головой. – Это не то, что ты можешь скрыть. Если он сделал что-либо неподобающее, клянусь, я…
– Это не то. Мы разговаривали. Я попыталась уйти, и он схватил меня за руку…
– Схватил тебя?
– Ну, лишь на секунду. Это меня встревожило. Я слишком остро отреагировала.
Она наклонилась вперед.
– Ты не слишком остро отреагировала. Каждый раз, когда кто-то трогает тебя без твоего разрешения, ты имеешь полное право возразить и пожаловаться и...
И в такой манере прошла оставшаяся часть завтрака. Лекция по "неуместному касанию", словно мне было пять лет. Я не знала, почему она так расстроена. А я-то даже синяки ей не показала. Чем больше я пыталась настоять на своем, тем больше она выходила из себя, и я начала думать, что, возможно, в действительности дело не в мальчике, который беспокоит меня или хватает за руку. Она была сердита на моего папу за то, что тот улетел, и на мою школу за то, что она заставила меня лечь в эту лечебницу, но так как она не могла пойти пройти них, она нашла кого-то, против кого могла пойти, проблему, которую могла для меня решить.