Камергер его высочества поставил на прозрачную столешницу поднос с чайником и чашками и принялся разливать дымный напиток. Тонкая горячая струйка билась о хрупкое фарфоровое дно с характерным звуком. В этот момент мы с Эдмундом сидели молча, задумчиво отведя глаза. Я, прежде всего, думала о том, как тактично отказать принцу и по-тихому вернуться в Хоупс.
— Задавайте вопросы, Джина. Я хочу знать, что вам все понятно, — вымолвил мужчина, наклоняясь и беря в руки чашку.
Он откинулся на спинку кресла, делая глоток чая и нетерпеливо подзывая слугу — чай оказался чересчур горяч. Слуга поспешил добавить в чай холодных сливок.
— У вас есть вопросы? — вскинув изящные светлые брови, осведомился принц.
— Да, — проговорила я немного озадаченно, — главный: могу ли я отказаться?
Эдмунд посмотрел на меня поверх чашки и ответил:
— Если вы захотите, то можете. Разве в моей власти заставить вас? — он отхлебнул, издал довольный стон, расслабленно положил руку на подлокотник. — Но прежде чем принимать решение, послушайте меня: более высокой платы, которою могу предложить я за это простое одолжение, сложно придумать. Посудите сами, я был бы настоящим идиотом, если бы толкнул вас в руки Берингера. Дело в том, что Райт будет послушен, если вы так и останетесь для него недоступны.
Я нахмурилась, покусывая губы. Это означало, что, исполняя волю монарха, прыгать в постель к Берингеру вовсе не обязательно.
— Он полюбит вас, Джина. И тогда из грозного Райта можно будет вить веревки. Я знаю, что бывает с ним, когда он сгорает от страсти. Так было и со Стеллой… Ваша задача, леди, заставить его любить. Я готов заплатить немалую цену — корону Хегея и роль моей спутницы жизни.
— Корону? — вздрогнула я.
По губам принца скользнула самодовольная усмешка.
— Я же не настолько глуп, чтобы отказываться от такого прекрасного рычага воздействия на собственного советника и командира моего войска, который оберегает границы Хегея. Все предельно просто, Джина, пока вы будете в моих руках, его страсть будет только расти, но он никогда не пойдет против меня, зная, что ваша жизнь зависит от моей.
— Иными словами, — подвела я итог, — я должна влюбить его в себя, а выйти за вас?
— Совершенно верно. Но меня удивляет, как хладнокровно вы реагируете на мое предложение. Вы понимаете, что я сознательно остановил свой выбор на вас, и вы станете моей избранницей, королевой Хегея?
— Королевой Хегея, — повторила я бесцветно.
— Даю вам слово.
Я вдруг резко вздернула подбородок, заглядывая в глаза Эдмунда и замечая в них секундную растерянность.
— Я повторю свой вопрос, — мой голос остался предельно строг и сух, — могу ли я отказаться?
Кажется, принц разозлился. Он замер в кресле, будто не веря, что я готова отвергнуть его предложение. Однако он усмирил эту вспышку и ответил спокойно:
— Можете, но советую подумать о вашем отце и Хоупсе. От вашего решения зависит очень многое. Понимаете меня?
Выражаясь иными словами: «Если тебе дорога твоя жизнь и жизни близких, то ты согласишься».
— Если у меня не получится… найти с лордом Берингером общий язык?
— У вас уже получилось, — улыбнулся Эдмунд, потянувшись за пирожным. — Осталась самая малость, показать, что его чувство ответно.
— Но Райт женат.
— Знаю, но разве это станет для вас препятствием?
Я со злостью наблюдала, как Эдмунд преспокойно лакомится угощением. Заметив мой взгляд, он замер, отставил пирожное, вытер салфеткой губы.
— Леди Джина, вы, наверняка, не совсем поняли суть этой просьбы… Мне доложили, что вы неоднократно посещали кабинет Берингера. Как вы думаете, чем это может обернуться для женщины с запятнанной репутацией?
— Я отправлюсь домой? — предположила, робко вскидывая ресницы.
— О, нет, леди. Нет… — он поднялся, глядя на меня нетерпеливым, рассерженным взглядом, — прошу не разочаровывайте меня. Я слишком к вам благосклонен, чтобы думать по поводу вашего наказания. Но, если пойму, что вы так и не осознали счастья, выпавшего на вашу долю, я могу очень огорчиться.
— То есть, не смотря на ваши слова, отказаться я не могу, — констатировала факт.
— Другая на вашем месте была бы счастлива, — раздраженно ответил Эдмунд, — не находите? И прекратите уже ломать комедию. Вы поможете мне так или иначе, и я хорошо отплачу вам, — он подошел ко мне, сурово глядя сверху вниз: — так что, вы согласны?
Я не знала, что делать, или знала, но сомневалась или…
— Конечно, согласна, ваше высочество.
— Отлично. Тогда прошу держать все в тайне, пока вы не поймете, что Берингер влюблен, как мальчишка. Играйте с ним, флиртуйте, но помните, что вы будущая королева Хегея.
Играйте, флиртуйте, но помните, что не при всех. Ага.
— Конечно, ваше высочество.
— Вы определенно меня радуете, Джина, — просиял Эдмунд. — Мы с вами будем видеться по необходимости. Красная лента в ваших волосах будет требованием о срочной встрече. Вы все поняли?
— Да, мой принц.
— Отлично, — он проводил меня до дверей. — И запомните, никто не должен знать о нашем уговоре. Никто. Ни ваша компаньонка, ни даже священник на исповеди. И да вознаградиться ваше молчание.
— Разумеется.
Я вытерпела его светский поцелуй в руку. Накинула капюшон и вышла из покоев. Стража вновь вела меня по коридору, и я с досадой отметила, что это становиться какой-то традицией.
ГЛАВА 7
Вылезая из окна ночью, я в очередной раз отметила, что покои нам с Элиной достались очень удобные. Солгав ей по поводу того, что происходило на встрече с принцем, и половину вечера усердно посвятив чисто женскому занятию — вышиванию, я ждала, когда компаньонка уснет, а затем, бесшумно растворила створку окна. Что ж, когда-то я уже проделывала подобное.
Куст шиповника был ожидаем. По периметру сада горели фонари, отбрасывая пятна желтоватого света, которые я старалась обходить стороной. Королевские гвардейцы, дежурившие у стен дворца, встретились на моем пути дважды, и оба раза я лихо прыгала за какой-нибудь куст, стараясь срастись с землей. Добравшись до нужных окон, я затаилась, лежа за кочкой, и наблюдая за стражей.
— Так-так-так, леди Джина, — хрипло, самоуверенно, с глубокими волнующими интонациями.
О, святые небеса, пусть это будет не Берингер. Кто угодно, только не он.
Я лежала, не шевелясь, надеясь, что наваждение уйдет.
— Кого вы там высматриваете?
Мне все это кажется… просто дурной сон.
— Я, конечно, получаю несомненное удовольствие, видя вас у своих ног, но все же… — почти смеясь.
Скрипнув зубами, я повернулась, заметив Райта, наслаждающегося не только моим видом, но и крепкой сигарой. Он прислонился плечом к дереву, стоя во мраке и сверкая безумными темными глазами.
— Вам это доставляет удовольствие? — выпалила я, приподнимаясь и садясь на траву.
— О, еще какое.
— Но я знаю, что порадует вас больше, чем это представление, — прошептала, отряхивая платье.
— Мм… — Берингер рывком оторвался от дерева и сделал несколько шагов мне навстречу, выходя под свет полной луны. Рука с сигарой оказалась у его порочных насмешливых губ, которые тот час зашевелились: — Удиви меня, девочка.
Я указала в сторону дворца.
— Это ваши окна? Там, напротив?
— Допустим. И?
Хотелось взвыть от досады, но я лишь сделала несколько глубоких вдохов.
— Вас порадует, если вы узнаете, что я шла именно к вам?
— Я буду на седьмом небе от счастья, — усмехнулся он, делая глубокую затяжку. Огонек сигары вспыхнул красной точкой.
— Берингер, тогда вам повезло вдвойне, ибо это еще не все.
— Дааа? — спросил он с хорошо разыгранным удивлением. — И что же тебе понадобилось от меня среди ночи?
— Что-то очень важное, о чем я меньше всего хочу говорить именно здесь.
Райт некоторое время молчал. Не знаю, о чем он думал, но прерывать его не хотелось.
— Джина, ты хочешь попасть ко мне в спальню? — как-то совсем тихо и хрипло поинтересовался мужчина.
— Именно так. Вас это смущает?
— Нисколько, если бы ни одна формальность. Я женат.
— От вас я слышу это уже дважды. Впрочем, примите мои поздравления с этим долговечным браком, милорд. В вашей спальне мне действительно кое-что нужно, но не то, о чем вы подумали.
— А вот это интересно, — отозвался Райт, выбрасывая искрящийся окурок. — И что же это «кое-что»?
Темнота, которая прятала меня от его пытливого взгляда, придавала уверенности.
— Уединение. Нам нужно поговорить.
— Поэтому ты вышла из своей комнаты не совсем традиционным способом? Мне доложили, что ты буквально вывалилась, рухнув в куст шиповника, милая.
— Надеюсь, ваши шпионы умеют хранить тайны, потому что никто не должен знать, что я пошла именно к вам.
— Опять боишься за репутацию?
— К черту репутацию, теперь на кону кое-что гораздо важнее — моя жизнь.
Я говорила с такой убежденностью, что Берингер, кажется, поверил. Он подошел, подал мне руку. Я уцепилась за его пальцы, и Райт поднял меня на ноги, с интересом разглядывая.
— По крайней меры, ты не в сорочке.
— По-вашему, я непроходимая дура? — судя по его реакции, по широкой хищной улыбке, он собирался сказать «да». — Молчите, пока вы все не испортили.
— Будешь мне приказывать?
Если бы я могла…
Услышав за спиной шаги, я резко толкнула Берингера в грудь, и мы вместе скрылись в густой темноте под нависшей над землей кроной дерева. Пожалуй, Райт не ожидал этого, а, быть может, ожидал, но не сопротивлялся, с нездоровым любопытством выслушивая мои объяснения:
— Простите, но нас никто не должен увидеть.
Когда советник хотел ответить, я закрыла его рот ладонью, прислушиваясь. Гвардейцы шли по аллейке в опасной близости от того места, где мы спрятались.
— Умоляю, помолчите…
И он стих — святые небеса! — он послушался. Его руки приподнялись вверх и опустились. Кажется, он растерялся. Грозный, мрачный, всесильный Райт не знает, как реагировать на мое поведение!
Когда опасность миновала, я медленно убрала руку от его горячих губ, вдруг осознав всю чудовищность происходящего.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала я, пытаясь заключить в эти несколько слов всю суть проблемы.
— Не сомневаюсь, — произнес мужчина. — Не думаю, что ты вылезла в окно ради чего-то другого.
Это прозвучало как-то оскорбительно, но я решила пропустить колкость мимо ушей.
— Как я могу попасть в вашу спальню?
— Не уверен, что даже при моем железном терпении, это хорошая идея.
Его голос изменился — в нем появилось множество неясных полутонов, глубоких, вкрадчивых, дразнящих.
— Но мне нужно с вами поговорить. Это очень важно, и это спасет жизнь нам обоим.
— Заинтригован, — усмехнулся Райт, — но у меня есть сомнения, что в моей спальне ты будешь в безопасности, Джина.
— У вас там что… злая собака? — выпалила я, не понимая причину отказа.
Да, я действительно не понимала. Мне было всего семнадцать. Откуда мне знать, что опасность может грозить от самого Райта, жившего отшельником с тех самых пор, как он изгнал супругу.
Несмотря на мою наивность, Берингер не стал издеваться.
— Хорошо, Джина, раз ты так настаиваешь. Но говорить мы будем там, где нет кровати. Пойдет?
— Где угодно, только с вами.
Он снова молчал, а я сходила с ума, не зная, какая именно мысль посетила его голову.
— Пойдем, — мужчина схватил меня за руку и потянул за собой.
Шел он быстро, а я бежала следом. Но мне, наконец, было не страшно. Абсолютное спокойствие. Я уцепилась за его ладонь обеими руками — какие сильные и крепкие у него пальцы…
— Джина, шевелись! — … и какой грубый несносный характер.
Мы оказались у железной решетки, за которой таился вход во дворец. Покуда нас не увидели, Райт торопливо извлек ключи.
— Никогда бы не подумал, что буду бегать от своих же стражников, — недовольно пробубнил он, открывая решетку, — одного моего слова хватит, чтобы они выполнили любой приказ и, если надо, потеряли память.
Мы стали петлять по катакомбам, пока не оказались в крыле, отведенном прислуге.
— Этим путем господа часто водят своих любовниц, поэтому на нас никто не обратит внимания, — проговорил Берингер.
Мы шли совершенно спокойно по мрачным коридорам, а затем и по извилистой лестнице, пока не достигли покоев Райта. У самой двери, мужчина отпустил мою руку.
— Вы же сказали, что мы не пойдем в вашу комнату, — прошептала я, наблюдая, как он шарит по карманам в поисках нужных ключей.
— Я сказал, что мы не пойдем в спальню, Джина, но ничего не говорил о рабочем кабинете, — и добавил так, чтобы я не услышала: — Хотя не вижу принципиальной разницы.
Опасность могла исходить не только от кровати, но и от стола, за которым Райт работал, и даже от стены…
Нас встретил камердинер со свечой в руке и с недоумением взглянул на меня, затем беспристрастно осведомился у Райта:
— Я могу быть свободен, милорд?
— Будь любезен.
Берингер грубовато втянул меня в кабинет и закрыл дверь. Некоторое время он сыпал проклятиями, зажигая свет.
— Вам чем-нибудь помочь?
— Сядь и помолчи, — последовал топорный ответ.
Когда все было готово: свечи и лампы зажжены, я сидела на стуле, Берингер нервно извлек сигару и закурил, расслабленно выдыхая. Мужчина опустился на краешек стола и впервые за то время, что мы были в кабинете — на его чертовой территории! — взглянул на меня.
— Ну что ж, Джина, рассказывай. И желательно быстрее.
Ему неприятно мое присутствие — очевидно. Он и пяти минут не может провести со мной наедине.
— Вы могли бы не курить в моем присутствии? — не знаю, право, когда обрела сверхчеловеческую смелость.
К моему изумлению, у Райта еще сохранились представления об этикете. Он затушил сигару, сложил на груди руки и выжидающе изогнул бровь.
— Мы, конечно, можем сидеть здесь до утра, Джина, — проговорил мужчина, — но у меня были планы на эту ночь.
— Свидание?
Он усмехнулся.
— Не заставляй меня повторять в третий раз, какой я хороший муж. Я говорил о сне. Но раз мы никак не можем перейти к делу, — Райт прошагал к шкафу, достал два бокала и бутылку вина, — предлагаю выпить.
— Благодарю, но я еще не в таком отчаянии, чтобы пить вместе с вами.
Думаю, мои слова его оскорбили. Советник обернулся, пронзая меня рассерженным взглядом, и я сдалась:
— Если только один бокал.
* * *Райт не отводил от нее взгляда — девчонка, которая даже не осознает, насколько она притягательна. И насколько ненавистна сама мысль, что он не может держать себя в руках.
Еще один глоток вина… Мужчина покосился на портсигар, стиснув зубы.
— Я теряю терпение, Джина…
И это было правдой. Он стремительно терял силы к сопротивлению.
— Сколько ваша жена провела в монастыре?
Райт обескуражен. Ошеломлен.
— Какого черта ты решила, что я буду разговаривать с тобой о Стелле?
Действительно, какого черта? Может, все дело в вине?
Девчонка ерзает на стуле, теребя рукав платья. Трогательная, маленькая, но настойчивая до безумия.
— Вы можете просто ответить на вопрос? Это не так сложно. Я же не спрашиваю…
— Джина, — прорычал он предостерегающе, — давай по существу, а? Я не готов терпеть тебя здесь до утра.
Пожалуй, это было доходчиво. Однако леди из Хоупса смотрит упрямо. Вот дьявол!
— Три года, — выпалил он, — она там три года, ясно?
— Да…
— И? Что еще хочешь узнать?
— И долго еще пробудет?
— Боже, — тяжелый вдох, — ты с ума сошла? Какого, мать твою, ты устроила мне допрос?
Она вжалась в спинку стула, и Берингер понял, что кричит. Кричит на женщину. Он никогда не позволял себе крик, считая намного разумней обстоятельный разговор. Даже на Стеллу он никогда не повышал голос, учитывая ее предательство.
— Я буду весьма благодарна, — вдруг проговорила Джина, внимательно наблюдая за мужчиной, — если узнаю, с кем именно вы ее застали. И учтите: не смейте на меня кричать. Я спрашиваю не из-за праздного любопытства.