Он одновременно и прижимал ее к стене, и притягивал к себе. Николь запустила пальцы в его волосы и страстно прильнула к нему. О да! Здесь она позволила своим чувствам вырваться наружу, словно была уверена, что видит Джеймса в последний раз.
Так они и целовались, безотчетно лаская друг друга в темном углу холла, пока не услышали звяканье посуды и топот ног — слуги убирали со стола.
Джеймс отпрянул от Николь. Он стоял почти вплотную к ней, с тревогой вглядываясь в ее лицо — он должен был понять ее состояние, прежде чем резко повернуться и выйти из холла.
Переговорив наскоро со слугами, он отослал их с трехдневным жалованьем и наказом вернуться на четвертый день. После этого Джеймс и Николь решили подняться в прохладную, продувавшуюся ветром комнату.
По пути они разбрасывали одежду друг друга. Он повесил ее корсет на небольшую арфу, стоявшую в углу, ее сорочку — на стул перед фортепиано, ее чулки на подставку для нот. Его брюки висели на спинке кровати, его рубашка валялась на полу, его нижнее белье болталось на ручке двери, выходившей на террасу. Они добрались до балкона, чтобы заняться любовью на залитой солнцем кушетке. Джеймс сидел опираясь спиной о стену, обнаженная Николь сидела на нем верхом, широко расставив ноги, руками сжимая его плечи. Ее тело ритмично двигалось. Джеймс помогал ей, поддерживая за ягодицы.
— О, Николь... я обожаю тебя, мне нравится, как ты выгибаешься вперед... как твои соски касаются моей груди. Я скучал по тебе... Я люблю... Боже милостивый!
Николь радостно улыбалась, глядя на него сверху вниз, в то время как ее тело приближалось к кульминационной точке. Она взяла в ладони его лицо, заглянула в янтарные глаза, неотрывно смотревшие на нее. Это напоминало игру, она пристально смотрела в его глаза, чувствуя, как его пальцы пробегают по ее спине, слегка раздвигают ягодицы. Он приподнялся и врезался в нее. Они слились.
И удовольствие... Глубокое удовольствие разлилось теплом.
Он наблюдал за ее реакцией, за пронизывавшими все тело сильными и резкими судорогами. Его глаза ни на миг не отрывались от нее, так же как его руки постоянно сжимали ее тело, дрожащее от удовольствия.
Она закончила раньше, чем Джеймс. Ее взгляд затуманился. Она уже больше не видела его, только вскрикнула, задрожав мелкой дрожью, расправляясь и сжимаясь от удовольствия, не подчинявшегося разуму и не поддававшегося контролю. Она вся отдалась побуждению. Джеймс вдруг снова начал двигаться с небывалой силой... Он поцеловал ее неистово... и оба они перенеслись неизвестно куда... Туда, где они уже не разъединились, а превратились в единое чувство, единый разум, единое тело — в пылающий сгусток мощи, казалось, способной сплавить воедино и их души.
Среди ночи, когда Николь лежала в полудремоте на груди у Джеймса, он прошептал ей на ухо:
— Николь?
— Хм...
— Ты проснулась?
Она пробормотала, нежно рассмеявшись:
— Хорошо, если ты хочешь, то я проснулась.
Так как он ничего не ответил тотчас же, то она приподнялась с его груди и попыталась разглядеть в темноте его лицо.
— Что? — спросила она.
Некоторое время он молчал, затем все-таки спросил:
— Означает ли сегодняшнее событие, что ты не выходишь замуж за Филиппа?
Она легонько шлепнула его по груди.
— О, прекрасная мысль пришла тебе в голову после всего, что мы с тобой проделали.
— Конечно. Правильно. Я знаю. Но Филипп сделал тебе предложение, и, думаю, Дэвид будет рад...
— А я не буду. О Джеймс, не придавай серьезного значения пьяной болтовне зрелого мужчины. Я не придаю.
— Тем не менее я считаю, что он сделал это предложение всерьез.
Она скатилась с него на бок и легла, глядя в темноту.
— Мой дорогой, если бы я была нищей, то, как сказал Филипп Данн, он оказал бы честь такой женщине, как я. Ха-ха! — Она от души рассмеялась. — Я когда-то была нищей, как он сказал, а теперь я богатая женщина.
Джеймс почувствовал неловкость. Он приподнялся на локте и повернулся в ее сторону:
— Он раньше делал тебе предложение?
— Конечно, — ответила она. — Много лет назад он регулярно предлагал мне, по меньшей мере раз в месяц. — Она вздохнула. — Я верила ему. Я ждала, когда он даст ход этому делу, но он возвращался, говоря, что Вилли не совсем здорова и сейчас неподходящее время, чтобы обременять ее этим. Или что приближаются каникулы, а вот уже после каникул он «сообщит ей неприятную новость». Всегда находилась причина. Два года я ждала в Англии. Еще пять или шесть лет он приезжал в Париж, каждый раз говоря одно и то же. Но совершенно не важно, что он говорил, у них с Вилли появлялись новые дети. Я медленно соображала, но наконец поняла, что если я хочу праздников, какой-то постоянной заботы и внимания для себя самой, то должна устраивать свою жизнь где-то еще Я так и сделала. — Поняв, что Джеймс мог расценить ее рассказ как угрозу и ультиматум и, кроме того, не желая выслушивать его оправдания по поводу того, что он не может жениться на ней, Николь быстро сказала: — А теперь выходить замуж, конечно же, нелепо.
— Нелепо?
— Да, так. Я слишком привыкла к независимой жизни. Мне никого не нужно спрашивать, что и как мне делать. Более того, мне не нужно переводить свою собственность и состояние на кого-то еще. Нет, благодарю, я вырастила своего сына, дала ему имя. Нет ничего такого, что подтолкнуло бы меня к замужеству снова.
Джеймс молчал.
Николь забеспокоилась, что сгустила краски, излагая свои доводы. Что, если он подумывал жениться на ней? Хотела бы она выйти за него замуж? Она любила его, в этом не было сомнения. Поэтому она вздохнула:
— О мой бедный рыцарь с незапятнанной репутацией. Что я делаю?
Он неожиданно разразился смехом:
— Ничего.
Она надеялась, что это правда. Она страстно желала, чтобы это было правдой. Она сказала немного холодно:
— Мы лжем, не так ли? Я имею в виду, что ты не думаешь, что хочешь на мне жениться, так ведь?
— Хм. — Его голос из темноты прозвучал сдержанно, так, словно он раздумывал.
— Ты думаешь, нам следует пожениться?
Он не ответил сразу, а чуть погодя неуверенно сказал:
— Я... хм... я не думал... я...
Она резко оборвала его:
— Прекрасно. Я только хотела узнать, в каком направлении нам с тобой искать компромисс. Так, — добавила она, — мы будем тайно встречаться, будем делать вид, что живем отдельно. Вам придется пожертвовать частичкой вашей чести, чтобы проводить со мной время.
Он фыркнул:
— Моя честь, Бог мой! Как будто это так важно. — Он добродушно толкнул ее: — Что же, ты не должна думать: вот добрался до своей возлюбленной и не расскажет сказочку-другую.
— Ты никогда не лжешь, как говоришь.
— Я лгал, когда говорил это. Я лгал без удержу. Я как-то сказал матери, что был на улице, а на самом деле я сел на поезд, доехал до Лондона и провел там целый день. Мне было восемь. — Он рассмеялся.
Николь хотелось плакать. Это была выдумка. Ложь матери была проявлением его уважения, когда он был еще ребенком. И это осталось в нем до сих пор, потому-то этот эпизод и сохранился в его памяти.
— О дорогой, — пробормотала она.
Он настаивал, защищаясь:
— Николь, я могу лгать лучше, чем кто-либо.
Лгать им — да, но сможет ли он жить один?
— Прекрасно, — сказала она.
Незаконные любовные отношения такими и должны быть.
Три следующих дня Джеймс и Николь провели наслаждаясь обществом друг друга. Они ели, пили вино, смеялись, болтали и занимались любовью. По ночам они плавали нагишом в прохладных водах Средиземного моря, пока зубы у них не начинали стучать от холода. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, под покрывалом, и им было уютно, как щенкам, забравшимся в теплое местечко. Они поздно ложились спать и спали до полудня, тесно сплетясь телами.
Три сказочных дня... Они были до глупости счастливы в эти дни, Николь не могла припомнить подобного ощущения за всю свою жизнь. Великолепные дни или почти великолепные: Потому что подсознательно она считала эти дни. Три сказочных дня, четыре, пять... Как долго еще это продлится? В действительности, говорила она себе, это не может длиться вечно. «И жили долго и счастливо» — фраза прямо-таки из сказки.
Глава 18
— Как мы будем разбираться с этим? — спросила Николь, глядя на Джеймса, одевавшегося утром четвертого дня.
Прислуга пришла приступить к своим обязанностям в полдень. Поезд отправится в два двадцать пять и увезет Джеймса к Ла-Маншу, где он пересядет на другой поезд, который следует в Кембридж.
— Я не знаю, — ответил он рассеянно.
Джеймс заново застегивал брюки. Разговаривая об отъезде и расписании поезда, он с первой попытки застегнул их неправильно.
Николь лежала на спине на кровати, с удовольствием наблюдая, как он волнуется, и пребывая в нерешительности, стоит ли ему помочь.
Она могла бы сказать ему, что в такой ситуации ему следовало бы купить для нее дом в Или либо в Ройстоне, где-нибудь рядом с ним, но не так близко, чтобы быть на виду. Это было обычным для подобных отношений. Но она не хотела считать их отношения обычными, а с другой стороны, ей хотелось самой определить, где они смогут избежать возможной слежки. Это удерживало ее от разговоров, и она сама не была уверена ни в чем, и это было для нее так непривычно.
Его брюки никак не желали застегиваться.
— Тебе придется поехать со мной, — сказал он.
Она рассмеялась в ответ.
— Ах, дорогой, первое правило тайных отношений гласит: мы не должны нигде появляться вместе. А я почти определенно больше не появлюсь ни в одном из мужских колледжей с тобой. Люди непременно отметят это, если мы так поступим.
Джеймс взглянул на нее.
— Николь, ты нужна мне. — Он моргнул, нахмурился, подыскивая слова, затем сказал предельно искренне: — Я не могу быть счастлив, если тебя нет со мной.
От такого сентиментального признания Николь вся похолодела. С кем бы еще у нее могли быть такие по-идиотски романтические отношения? Но когда она увидела, как он смотрит на нее, внутри ее все стало оттаивать. Сердце в груди отогрелось, и лед расплавился. Но вместо того чтобы опустить его на землю, что она должна была сделать, Николь глупо улыбнулась и сказала:
— Я куплю этот дом. Мы можем здесь остаться.
Она рассмеялась, поэтому он смог расценить ее слова как шутку.
Джеймс не шевельнулся, как если бы он действительно обдумывал это предложение.
Николь разглядывала его, но затем была вынуждена отвести взгляд. Она взяла его жилет — он лежал рядом с ней на кровати.
— Вот, — сказала она, протягивая Джеймсу жилет, — ты можешь опоздать на поезд.
Он взял жилет. Надев его, сказал:
— Если мы купим этот дом, — при этих словах глаза Николь сверкнули, — или один из нас, я едва ли смогу появляться здесь. Разве что между семестрами. Немного дольше я смог бы пробыть здесь летом.
Он бросил на нее огорченный взгляд.
— Николь, я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы ты не появлялась в моей жизни время от времени, а была постоянно.
О да! О нет! Если бы только она могла сдерживать свои эмоции, не показывать их каждый раз, когда он говорил что-нибудь подобное. Для большей пристойности Николь обернула свои бедра простыней. «Хорошо, — подумала она, — это безумие, купить этот дом? Почему бы нет?»
— Не уезжай в Кембридж, позволь мне купить этот дом. Останься здесь.
Она перехватила мелькнувшее на его лице выражение: глубокая морщина обозначилась у него между бровями, затем расправилась.
Опустившись на одно колено, Джеймс что-то поискал под кроватью.
— Ты не видела мои ботинки?
— Под фортепиано. О, Джеймс, действительно, останься. Не уезжай, — умоляла она. — Во Франции много хороших университетов, обратись в один из них.
— Я не говорю по-французски. — Джеймс бросил на нее равнодушный взгляд поверх спинки кровати. — Я также не говорю по-итальянски. Я — англичанин. Кроме того, — он вытащил свои туфли, — ты же слышала, что сказал Филипп, — я должен вернуться в Кембридж, — стараясь удержать равновесие, стоя на одной ноге, он надел сначала один ботинок, затем — другой, — чтобы закончить интереснейшую работу всей моей жизни.
— А кроме того — титул, который, как я понимаю, уже не за горами, так ведь?
Он пожал плечами. Желание славы руководило им.
Николь взяла свой пеньюар и скользнула в рукава. Она использовала его в каком-то роде как ширму, чтобы спрятать свое по-детски тяжелое разочарование. Неподдельное разочарование. Ни одна любовница не в состоянии заставить мужчину отказаться от такой прекрасной реальной награды. Конечно, он должен получить свой титул, который послужит ему компенсацией за все его мучения.
Пока она завязывала пеньюар, ее осенила другая мысль:
— Хорошо, я куплю дом рядом с Кембриджем, такой же, как этот.
Джеймс скорчил мину, просовывая руки в рукава пиджака.
— Конечно, он должен быть очень, очень высоким, чтобы с него открывался такой же чудесный вид на Средиземное море.
Он возразил, сказав, что не следует искать нечто подобное тому, что они имели здесь.
— Хорошо, маленький английский коттедж. Несколько розовых кустов перед ним с пчелиным гнездом под сводом шпалер, — рассмеялась она. — Может быть, пруд с лебедями. — Она говорила глупости, стараясь рассмешить его.
Он долго молчал, прежде чем выдавил из себя улыбку.
Твердость духа изменила Николь. Она сказала:
— Мы можем найти место за городом. Хорошенькое местечко, чтобы ты мог приехать туда верхом, а я могла бы добраться на поезде из Лондона. Я могу оставаться на неделю то там, то здесь или приезжать на выходные. А ты будешь приезжать после своих лекций или собраний?
— О да, это было бы замечательно!
С воодушевлением она продолжила:
— Ты мог бы так составить расписание своих лекций, чтобы у тебя были свободны пятница или понедельник...
— Николь, я не могу делать этого, я не смогу отрываться от своей работы на несколько дней.
— Да, мы могли бы найти дом еще ближе, чтобы ты приходил на обед или ночевал там среди недели. Ты ведь обедаешь, не так ли? — уточнила она.
— Иногда.
Он был серьезен. Иногда его работа не оставляла ему времени для регулярного питания. Николь нахмурилась. Он поспешил добавить:
— Но это хороший план. Лучший план, к которому мы могли бы прийти.
Он подошел к ней поближе, взял за руки, притянул к себе.
— И мы купим его вместе, — добавил он. — Ни один из нас не будет содержать другого. Он будет принадлежать каждому из нас. Наш собственный коттедж — наше уединенное пристанище, о котором никто не будет знать и никто не сможет потревожить нас.
Дом в глухой английской деревне был не самым лучшим решением, но что еще они могли придумать?
— Да. Наш собственный частный мир. Это будет самый милый дом. Оазис.
Он улыбнулся:
— Совершенно верно. Именно это мы и сделаем. Сможешь ли ты приехать на три дня после окончания присуждения университетских стипендий, чтобы присмотреть дом?
— Да. — Она рассмеялась легким, чуть натянутым смехом.
Николь поехала на поезде в Сан-Ремо в тот же день, чтобы закрыть свой дом. Она предполагала остаться в Лондоне до тех пор, пока они с Джеймсом не закончат все приготовления. Она, повар и Лючия опечатали комнаты и накрыли мебель. Англия, милая зеленая Англия. Почему она всегда считала, что Италия милее?
Уже на следующий день Николь снова села в поезд — в прекрасном расположении духа только оттого, что ехала на север. В ее планы не входило останавливаться в данное время в Лондоне. Она собиралась прямо в Кембридж и намеревалась остановиться в отеле или в другом пансионе, если в ее доме еще не все будет готово. Лючия остановится в Лондоне и позаботится о новом доме, чтобы он был пригодным для жилья и удобным.
Николь прибыла в Кембридж уже через два дня после возвращения туда Джеймса. На станции она наняла экипаж и направилась к своему пансиону, находившемуся между университетским городком и Гранчестером. Было начало июня. Кембридж благоухал летними цветами. Красиво!
Дэвид ждал ее прибытия. Он махал ей рукой из окна третьего этажа.
Николь вышла из экипажа, помахав ему в ответ. Солнце стояло высоко и согревало все кругом, небо было ясным, безоблачно-синим. «Какой день!» — подумала она.