Кровь уже высохла на траве и стволах окружающих деревьев.
Хайбернские пытки не отличались особой оригинальностью: Клэр, золотая корова, и эти трое... Одинаковые увечья и мучения.
Я расстегнула свой плащ и осторожно сложила на него самые большие их останки, которые смогла найти: торс парня, исцарапанный и обескровленный. Его лицо навечно застыло в гримасе боли.
Пламя разогревалось в кончиках моих пальцев, умоляя сжечь их, чтобы хоть как-то похоронить их. Но...
— Как думаешь, это было ради забавы, или чтобы послать нам сообщение?
Люсьен положил свой плащ поверх останков двух девушек. Таким серьезным я его еще никогда не видела.
— Думаю, что они не привыкли, что им отказывают. Я бы назвал это вспышкой гнева бессмертных.
Я закрыла глаза, пытаясь успокоить свой бурлящий живот.
— Ты не виновата, — добавил он. — Они могли убить их и на землях смертных, но они принесли их сюда. Чтобы заявить о своей власти.
Он был прав. Дети Благословенных были бы мертвы, даже если бы я не вмешалась.
— Они были запуганы, — размышляла я. — И гордились своими заблуждениями. — Я поплелась по траве, пропитанной кровью. — Мы их похороним?
Люсьен задумался.
— Это будет заявлением, что мы готовы разгребать устроенные ими беспорядки.
Я снова осмотрела поляну. Рассматривая все, что поставлено на карту.
— Тогда мы сделаем другое заявление.
ГЛАВА
8
Тамлин вышагивал перед камином в своем кабинете, каждый поворот резок как лезвие.
— Они наши союзники, — прорычал он мне и Люсьену, сидящих в креслах у камина.
— Они монстры, — возразила я. — Они забрали три невинные жизни.
— И ты должна была оставить все как есть, чтобы я сам со всем разобрался, — тяжело вздохнул Тамлин. — Не мстить как ребенок.
Он бросил взгляд на Люсьена:
— Я ожидал от тебя лучшего.
— Но не от меня? — тихо спросила я.
Зеленые глаза Тамлина были как замороженный нефрит.
— Ты лично связана с этими людьми. А он нет.
— Такие мысли, — огрызнулась я, сжимая подлокотники, — и привели к тому, что стена стала единственным решением между двумя нашими народами, потому что Фэ смотрели на подобные убийства и не придавали этому внимание. — Я знала, что стражники снаружи могли слышать. Что любой проходящий мимо может услышать. — Утеря любой жизни с каждой из сторон — это личная связь. Или тебя волнуют лишь жизни Высших Фэ?
Тамлин остановился. И зарычал на Люсьена:
— Убирайся. Я разберусь с тобой позже.
— Не смей с ним так разговаривать, — прошипела я, вскочив на ноги.
— Этим своим трюком вы подставили под угрозу союз...
— Хорошо. Пусть хоть горят в аду, меня это не волнует! — закричала я.
Люсьен вздрогнул.
— Ты послала за ними Богги! — крикнул Тамлин.
Я даже не моргнула. И я знала, что стражники действительно слушали, по кашлю одного из них — приглушенное проявление шока.
И я удостоверилась, что они могут слышать, как я сказала:
— Они издевались над теми людьми, заставляли их страдать. Я решила, что Богги — один из немногих существ, которое может оказать им такую же любезность.
Люсьен выследил его, и мы осторожно, в течение нескольких часов, заманивали его к нашему лагерю. Прямо туда, где Дагдан и Бранна упивались убийствами. Им удалось сбежать, но лишь после того, как мы услышали громкие вскрики и шум драки. Их лица оставались бескровными даже часами после, их глаза все еще наполнялись ненавистью, когда они соблаговолили посмотреть на нас.
Люсьен прокашлялся. Он хорошо держался.
— Тэм, те люди были почти детьми. Фейра приказала близнецам держаться подальше. Они проигнорировали приказ. Если мы позволим Хайберну перешагнуть через нас, то потеряем больше, чем этот союз. Богги напомнит им, что у нас тоже есть когти.
Тамлин не отрывал от меня взгляда, когда сказал Люсьену:
— Выйди. Вон.
Его слова были достаточно жесткими, чтобы ни Люсьен, ни я не возразили ему, и Люсьен выскользнул из комнаты, закрыв за собой двойные двери. Я распространила свою силу в зал, почувствовав его сидящим у подножия лестницы.
Слушает. Как и шестеро стражников.
Я сказала Тамлину:
— Ты не можешь разговаривать со мной подобным образом. Ты пообещал, что не будешь так поступать.
— Ты понятия не имеешь, какому риску...
— Не разговаривай со мной высокомерно. Не после того, что я пережила, чтобы вернуться сюда, к тебе. К нашим людям. Ты думаешь, что кто-то из нас рад работать с Хайберном? Ты думаешь, что я не вижу это по их лицам? Вопрос в том, стою ли я этого позора?
Его дыхание стало рваным. Хорошо, я хотела разозлить его. Хорошо.
— Ты продал нас, чтобы вернуть меня обратно, — низко и холодно сказала я. — Ты даешь Хайберну нами воспользоваться. Прости меня, если я пытаюсь вернуть часть того, что мы потеряли.
Он выпустил когти, и дикое рычание вырвалось из него.
— Они выследили и убили этих людей ради забавы, — продолжала я. — Ты, возможно, и хочешь встать на колени перед Хайберном, но я точно не хочу.
Он взорвался.
Мебель раскололась и разлетелась, окна треснули и разбились.
И на этот раз я не защитила себя.
Рабочий стол врезался в меня, откидывая меня к книжной полке, и все места, где плоть и кости встречались с деревом, горели и болели.
Я упала на ковровое покрытие, и Тамлин в мгновение оказался надо мною с трясущимися руками –
Двери распахнулись.
— Что ты натворил, — выдохнул Люсьен, и лицо Тамлина выражало лишь опустошение, когда Люсьен оттолкнул его. Он позволил ему это сделать, так же как и помочь мне встать.
Что-то мокрое и теплое скатилось по моей щеке — кровь, судя по запаху.
— Давай приведем тебя в порядок, — сказал Люсьен, обнимая меня за плечи и уводя из комнаты.
Я почти не слышала его из-за шума в ушах, и все вокруг слегка кружилось.
Стражники — среди них Брон, Харт и двое любимых Тамлином лордов-воинов — уставились в ужасе, разрываясь между разглядыванием моего лица и разрушенным кабинетом.
Не без причин. Когда Люсьен вел меня около зеркала в позолоченном зале, я увидела, что вызвало такой ужас. Мои глаза стеклянные, лицо бледное, за исключением царапины чуть ниже скулы, около двух дюймов в длину и кровоточащей.
Мои руки и шея были усеяны маленькими царапинами. Но я не позволяла очищающей, исцеляющей силе — полученной от Высшего Лорда Рассвета — найти их. Убрать эти следы.
— Фейра, — выдохнул Тамлин позади меня.
Я остановилась, зная, что на нас смотрят.
— Я в порядке, — прошептала я. — Мне жаль, — я вытерла кровь, стекающую по щеке. — Я в порядке, — сказала я снова.
Но никто, даже Тамлин, в это не поверил.
И если бы я рисовала этот момент, то назвала бы его Изображение Ловушек и Приманок.
На следующее утро я решила прокатиться. Убедившись, что в это время Брон и Харт будут на дежурстве, я попросила, чтобы они сопроводили меня.
Они почти не разговаривали, но я чувствовала их оценивающие взгляды на каждом моем движении, когда мы ехали по проторенному пути в весеннем лесу. Чувствовала, как они изучают порезы на моем лице, синяки под одеждой, из-за которых я время от времени шипела. К моему удивлению, я все еще не исцелилась полностью — хотя, полагаю, это сработало в мою пользу.
Вчера за ужином Тамлин молил меня о прощении, и я дала ему его. Но Люсьен не говорил с ним весь вечер.
Юриан и близнецы рассердились, когда я сказала им, что мои синяки помешают мне пойти с ними. У Тамлина не хватило смелости предложить им пойти без меня, отняв у меня эту обязанность. Не тогда, когда он видел багрянистые синяки и знал, что если бы их получил человек, то он бы уже был мертв.
И принц с принцессой отступили, после того как Люсьен и я послали невидимую злость Богги за ними. Пока что. Я удерживала свои щиты поднятыми — вокруг себя и других, напряжение стало постоянной головной болью, имеющей какие-то слабые и тонкие ощущения магии. Передышка на границе не особо помогла — нет, она сделала напряжение сильнее, после того как я перенесла свои силы через стену.
Я пригласила Ианфе в дом, мягко попросив ее приободряющего присутствия. Она приехала, зная все детали произошедшего в кабинете — оставляя все на самотек, потому что Тамлин признался ей во всем, умоляя о прощении Матери, Котла и кого-то еще. В тот вечер я пролепетала ей о своем прощении, продемонстрировав ей свои добрые намерения, рассказывая стражникам и остальным за этим столом, как нам повезло, что Тамлин и Ианфе охраняют наши земли.
Честно говоря, я не знаю, как они связали это.
Как никто из них не увидел, что мои слова — не странное совпадение, а вызов. Угроза.
Последний небольшой толчок.
Особенно когда семь наг ворвались в поместье сразу после полуночи.
Они были убиты до того, как добрались до дома — нападение, остановленное Котлом, пославшим предупреждающее видение никому иному, как Ианфе.
Хаос и крики разбудили поместье. Я осталась в своей комнате, стражники под моими окнами и за дверями. Тамлин сам, задыхающийся и залитый кровью, пришел проинформировать меня о том, что земли снова в безопасности. Что нага была найдена с ключами от поместья, и стражник, потерявший их, столкнется с последствиями с утра. Дурацкая случайность, последнее проявление силы от племени, которое не ушло тихо после правления Амаранты.
Все мы были спасены Ианфе от возможного ущерба.
На следующее утро мы все собрались у бараков, лицо Люсьена было бледным и напряженным, пурпурные пятна залегли под его потускневшими глазами. Он не вернулся в свою комнату прошлой ночью.
Рядом со мной стояли близнецы и Юриан, мрачные и молчаливые, когда Тамлин расхаживал перед стражником, натянутым между двумя столбами.
— Тебе было поручено охранять поместье и людей в нем, — сказал Тамлин дрожащему мужчине, уже раздетому до штанов. — Ты не только был найден спящим у ворот прошлой ночью, но еще и твой экземпляр ключей был утерян, — тихо прорычал Тамлин. — Ты отрицаешь это?
— Я... я никогда не засыпал. Этого никогда раньше не случалось. Должно быть, я задремал на минуту-две, — запинался стражник, веревки удерживали его, он стонал при их натяжении.
— Ты подставил под угрозу жизни всех в этом поместье.
И это не могло остаться безнаказанным. Не тогда, когда близнецы ищут любое проявление слабости.
Тамлин протянул руку. Брон с каменным лицом подошел к нему, чтобы дать ему кнут.
Все стражники и его наиболее доверенные воины сместились. Некоторые прямо смотрели на Тамлина, некоторые пытались не смотреть на происходящее.
Я схватила Люсьена за руку. Это было совсем не для притворства.
Ианфе шагнула вперед, сложив руки на животе.
— Двадцать ударов плетью. И еще один, за прощение Котла.
Теперь стражники злобно смотрели на нее.
Тамлин развернул хлыст, и он вымазался грязью.
Я сделала свой ход. Скользнула своей силой в сознание связанного стражника и освободила его память, которую туго зажала в его голове, и также развязала ему язык.
— Это была она, — выдохнул он, дергая подбородком на Ианфе. — Она взяла ключи.
Тамлин моргнул — и все присутствующие посмотрели на Ианфе.
Ее лицо лишь дрогнуло при обвинении — правда, которую он швырнул в нее.
Я ждала, чтобы увидеть, как она будет противостоять моему демонстрированию силы на солнцестояние, отслеживая ее движения весь день и ночь. После того как я покинула празднование, она ушла в бараки, использовала немного магии, чтобы усыпить его и забрать его ключи. Потом озвучила свои предупреждения о надвигающихся атаках наг... после того, как отдала им ключи от ворот. Вчера ночью она могла поднять тревогу. Чтобы самой спасти нас от реальной угрозы.
Умно — но не сыграет роли во всем, что я приготовила.
Ианфе спокойно сказала:
— Зачем мне брать ключи? Я предупредила вас об атаке.
— Вы были в бараках — я видел вас той ночью, — настаивал стражник, а затем умоляюще посмотрел на Тамлина.
Я поняла, что не страх боли двигал им. Нет, удары были заслуженными, заработанными и обоснованными. Это был страх потерять честь.
— Я думала, что твои стражники, Тамлин, имеют больше достоинства, чем распространять ложь, чтобы избавить себя от какой-то мимолетной боли.
Лицо Ианфе оставалось безмятежным, как и всегда.
Тамлин, к его чести, долго изучал стражника.
Я шагнула вперед.
— Я выслушаю его историю.
Некоторые стражники вздохнули. Некоторые посмотрели на меня с жалостью и любовью.
Ианфе подняла подбородок.
— При всем уважении, миледи, это не вам решать.
И вот оно что. Попытка сбить с меня спесь.
Просто потому, что это приведет ее в бешенство, я полностью проигнорировала ее и сказала стражнику:
— Я выслушаю твою историю.
Я сосредоточилась на нем, даже если и считала свои вдохи, даже если и молилась, чтобы Ианфе проглотила наживку –
— Вы ставите слово стражника выше слова Высшей Жрицы?
Мое отвращение к сказанным ею словам было не совсем притворным, хотя было трудно скрывать свою слабую улыбку. Стражники были ошеломлены ее оскорблением, ее тоном. Даже если они и не доверяли своему товарищу, то после ее слов они осознали ее вину.
Тогда я посмотрела на Тамлина — в его глазах тоже появилась резкость. Понимание. Слишком много возражений от Ианфе.
О, он прекрасно осознавал, что Ианфе, возможно, спланировала атаку наг для того, чтобы вернуть силу и влияние — как спасительница этих людей.
Я дала им два конца веревки. Теперь пришло время посмотреть, повесятся ли они.
Я осмелилась сделать еще один шаг, поворачивая ладони к Тамлину.
— Возможно, это была ошибка. Не вымещай это на нем — на его чести. Давай выслушаем его.
Глаза Тамлина немного смягчились. Он все еще молчал — обдумывал ситуацию.
Но позади меня фыркнула Бранна.
— Как убого, — пробормотала она, хотя все услышали.
Слабые. Уязвимые. Готовые быть завоеванными. Я видела, как слова проносятся по лицу Тамлина, будто закрывая двери на своем пути.
Не было другого объяснения — не для Тамлина.
Но Ианфе видела меня, стоящей перед толпой, влияние, которое я оказывала, и было ясно, что я не способна на кражу. Если она признает вину... все, что у нее осталось, рухнет.