Ярый уже выходил из воды, выводя коней. Волки собрались у тела, о чём-то тихо переговариваясь. И если я думала, что утром они были хмурыми и серьёзными, то сейчас я их и вовсе не узнавала! Они были так напряжены, так полны какой-то решимости и силы, что невольно пробирало до костей. Даже в дрожь бросило.
Чуть позже Всеволод развёл огонь, чтобы мы с Малинкой обсохли. Сами волки мокрую одежду будто не замечали. Они достали из поклажи лопатки и рыли могилу.
Обедать никто не захотел. Но надо было поесть, так что перекусили хлебом с колбасой и пирожками, собрали вещи, залили огонь.
Потом Гордей встал.
- Пойдёмте.
Мы все направились к могиле, где похоронили мертвеца. Волки выбрали место у деревьев, откуда открывался красивый вид на обрыв. Свежая земля чернела в траве небольшим холмиком, в изголовье пирамидкой были сложены несколько камней.
Гордей встал с одного бока могилы, мы с другого.
И снова тишина окружила, пустая и печальная.
- Ему было не больше пятнадцати лет.
Вот так, без вступления. Я невольно выпрямилась, опуская голову. Младше Малинки!
- Его убили. Те же самые, кто разворотили мост. Мальчишка был переселенцем, одежда и цвет кожи, как у племён из болот. Он шёл повидать свет… за лучшей долей… Он не заслужил такой смерти. И ещё – он шёл не один.
Гордей медленно стал смотреть нам в лица, не делая различий между волками и нами с сестрой, будто мы одна команда. Потом опустил глаза и поднял руку, в которой болтался амулет – видимо, амулет убитого.
- Прости, что не смогли тебя защитить. Спи спокойно, брат.
Ярый и Всеволод молча склонили головы, ссутулились. Выглядело так, будто они действительно извинялись, хотя я не поняла, за что.
Мало ли кто кого убивает. Как они могли это остановить? Как могли помешать?
- Нам нужно выяснить, куда ушли убийцы, - жёстко сказал Гордей мне и Малинке. – Мы со Всеволодом поедем вперёд. С вами останется Ярый. Слушайтесь его и постарайтесь не отставать.
На меня он даже не взглянул. Через миг вскочил в седло и ещё через миг его и Всеволода след простыл, они исчезли в зарослях, словно растаяли.
Мы с сестрой не заставили себя ждать.
- Я поеду первым. – Сказал Ярый. – Не отставайте. Если что-то слышите странное – падайте в траву и лежите. Не бойтесь, что стану смеяться. – Он перевёл взгляд на нас и я сглотнула – из его красных глаз смотрел кто-то мудрый, не имеющий возраста. – Лучше смех, чем смерть. Вперёд.
Он не дожидался нашего ответа, пришпорил коня, направляя вслед волкам, а мы за ним.
Было страшно, так страшно, как никогда прежде. Даже когда от отчима бежали через Тамракский лес. Потому что есть ли страшные чудища в чаще или нет, неизвестно было, слухи на то и слухи, что больше пугают, чем на самом деле зло приносят. А вот что мы едем к убийцам сейчас, сомнений нет.
Мы ехали очень долго и очень быстро. Не знаю, как справились лошади, а что мы с сестрой ни пикнули, неудивительно – силы страх придавал.
Я боялась только, что мы опоздаем. Понятно, что волки нарочно оставили нас за спиной, чтобы успеть проверить дорогу. Но если они вперёд нас найдут убийц… Что будет? Гордею и Всеволоду грозит опасность? Сколько там разбойников, раз они смогли сломать крепкий мост? Выстоят ли против них волки?
Страх обернулся вокруг сердца ледяным панцирем, запустил щупальца в кишки. Но теперь это был другой страх – страх за него.
Хорошо хоть мы ехали друг за другом, а не рядом, иначе я не удержалась бы и стала спрашивать Малинку, а что думает она? А не переживает ли за Всеволода? И, конечно же, сестра переживает, ежу понятно! И вдвоём наши переживания возросли бы тысячекратно.
Солнце уже перестало жарить, как мы приехали на место. Ну, думаю, что приехали. Свернули от реки по низине в луга, а потом въехали на горку.
Перед нами раскинулся большой лагерь, по меньшей мере, несколько дюжин коней и людей. Вначале, конечно, показалось, что это и есть убийцы… Но Ярый вёл себя слишком спокойно, а потом и мне стало понятно – обычные переселенцы. С ними скот, дети малые бегают, много вещей на громоздких телегах. На разбой так не ездят.
Я очень устала, но первым делом принялась искать Гордея. Нашла без труда - он стоял в центре лагеря, напротив группы мужчин разных возрастов, которые хмурились, размахивали руками и, перебивая друг друга, говорили. Кажется, злились.
Надеюсь, они не ругаются? Отчего могут ругаться с волками переселенцы? Отчего от них идёт такая тяжелая волна?
Хотелось броситься туда, но Ярый придержал меня за руку.
- Он занят. Стойте пока в стороне. – Потом он повертел головой. – Тут безопасно, это всё волки. Держитесь ближе к женщинам. Из лагеря ни ногой!
Ярый оставил нас и пошёл сквозь толпу к костру, переселенцы расступались перед ним, схлынув в стороны, будто он главнее. У костра Ярый молча встал за плечом Гордея, как уже стоял Всеволод.
Мы с Малинкой, прижимаясь друг к другу, тоже вошли в толпу, правда, остались с краю. Так и вышло - мужчины стояли в центре, женщины и дети сгрудились вокруг.
С каждым шагом становилось всё слышней, о чём шла речь.
- …таковы условия! – Говорил бородатый мужчина, который был гораздо выше Гордея ростом. Голос его звучал что труба. – Или откуп, или вырежут!
Гордей молчал, не отрывая от мужчины глаз. Они все трое стояли, словно идолы, выточенные из крепкого дерева. Бородач под этим взглядом занервничал.
- Добро – что добро! Ещё накопим! – С напускной радостью крикнул второй мужчина, сухой, и с лысиной. – Главное – жить.
Гордей молча достал из кармана амулет, снятый с убитого и поднял над головой. Простая фигурка волка закачалась, заплясала на верёвке, и вокруг стало очень тихо.
- Это ваше жить?
У меня всё внутри застыло, столько ненависти и силы было в его голосе.
В толпе тотчас зарыдала, заголосила какая-то женщина, её тут же увели прочь другие.
- А иначе все будем там! – Нервно крикнул бородач, комкая в руках концы своего пояса.
Такой большой – а перед Гордеем словно карлик.
- И скольких они убили? – Гордей вдруг ощерился, разом охваченный яростью. – Одного? Ну? Двоих? Сколько вы готовы отдать на откуп? А если они захотят ваших жён и дочерей? – Он не выдержал и зарычал. – Отдадите? Если они захотят ваших детей?!
Мужчины под его взглядом нервничали, но упрямо стояли на месте. Конечно, два десятка взрослых, крепких мужчин против трёх молодых парней.
- Их больше! – Крикнул чей-то молодой голос, владельца было не разглядеть за прочими мужчинами.
- Их всегда будет больше, пока вы это не исправите! – Крикнул Гордей. – От них не откупиться! Каждый раз они будут требовать всё больше, убивать всё больше! Они не уймутся, пока не сделают вас рабами. Оглянитесь! Только вы можете заставить их остановиться!
- Нам времени дано только до вечера. – Угрюмо ответили ему из толпы.
- Ему было пятнадцать! Одному из ваших детей!
Замолчали все. Снова та тишина, что брела за нами следом, нахлынула на стоянку.
А после словно ветер пронёсся по толпе.
- Они идут, - зашуршали женские испуганные голоса. – Идут за ответом. Вон они, вон они.
- С ними колдуны! – Крикнул тот же молодой мужской голос, но сам владелец так и не показался.
Гордей оглянулся, повернулся всем телом, опуская руку. Остальные мужчина топтались на месте.
Там, где поле упиралось в лес, из-под тени деревьев выходили людские воины, в полном военном облачении, в большинстве на конях, закованных в броню. Они двигались неторопливо, в ряд, осознавая свою силу. Что может поделать горстка мирных переселенцев против организованного войска, готового убивать?
Самое страшное - позади ряда воинов виднелось два колдуна. Их хорошо было видно по длинным закрытым плащам с капюшонами.
Настроены чужаки были понятно как – они шли, как к стаду свиней, назначенных на убой, выбирать, кто сегодня станет ужином.
- Жгучка. – Малинка схватила меня за локоть, и её руки дрожали. – Что?.. Что будет?
Мои губы отказывались шевелиться, отказывались говорить. Ужас медленно сковывал ноги, живот и грудь.
Как вышло, что мы попали… просто шли в Осины, а попались воинам, которые хотят грабить и убивать? А что они сделают с… девушками?
Мужчины, которые теперь словно прятались за Гордеем, отступили, одного из них затрясло. С отчаянием он заговорил:
- Они убьют всех, Вожак, всех! Увидят теперь, что мы сопротивляться вздумали и убьют. Нам не победить.
Гордей молча смотрел на медленно приближающееся войско. Мне казалось, числа ему нет, и многие из разбойников улыбаются в предвкушении. И пусть оно было разномастное – кто в чём, с каким попало оружием, но они шли лишать жизни.
Гордей тем временем осторожно свернул верёвочку на амулете и сунул обратно в карман. Выпрямился.
- Мой народ никогда не станет рабами. А если станет – я этого не увижу. Клянусь.
Потом он легко, уверено пошёл в сторону войска. Один. Не оглядываясь.
Толпа охнула.
Ч-что?... Не верю глазам своим. Он и правда это сделал? Вот так, раньше, чем его смогли остановить?
Хотя, кто его оставит? Кто из этих трусов посмеет его оставить?
Но… там же лучники? Колдуны? Они же его убьют, не дожидаясь честного боя.
В тот же миг моё сердце схватило и перемололо в жернове.
За Гордеем молча пристроились двое. Всеволод и Ярый шли за ним на смерть спокойно, твердым шагом.
Утром они смеялись… они смеялись за завтраком, подтрунивая надо мной, а вечером умрут. Трое против всех… чудес не бывает. Такого не бывает!
Тогда что-то произошло, во мне что-то изменилось, навсегда.
Дикая боль разорвала изнутри, провела горящую огнём черту по спине, раздирая внутренности. Я не знала, что бывает так больно, так больно! Даже упасть плашмя на землю и удариться было не так больно, как то, что случилось дальше.
Руки выкручивало, голову сдавливало тисками, суставы ломало, зубы впились в собственный язык, и я не могла даже крикнуть. Всё стало белым-белым от боли. Я умерла от неё сотню раз подряд.
Кажется, Малинка упала рядом, но побоялась меня тормошить, только слабо скулила.
- Жгучка! Что с тобой, что с тобой? – суетливо повторяла Малинка, но ответить я не могла. Я умирала.
- Смотрите, бабы, - прошептала одна из женщин. – Она же… она оборачивается! Ах!
- Она пытается ему помочь, - раздался скрипучий голос старика, чьи ноги показались возле моего лица. Если бы я могла, подняла бы голову, но тело покрылось жалящим невидимым одеялом, а рук и ног больше не было, одни ошмётки плоти и костей. – А вы… трусам – собачья смерть, правильно он сказал. Лучше не жить, чем видеть вас. За Мишку… не прощу.
Мои глаза закатывались, а тело охватывало огнём. Не знаю, видела я это или мне мерещилось сквозь алую пелену, но старик упал на землю и встал уже седым, тощим волком. И бросился за Гордеем.
Гордей! Он умрёт, умрёт!
Я должна сделать хоть что-нибудь! Хотя бы попытаться.
Не прощу себя!
Спина изогнулась дугой, а мысли покрылись туманом. Всего, чего я хотела – чтобы он жил. Чтобы жил, улыбался мне своей бесовской улыбкой и смеялся надо мной всякий раз, как взбредёт в голову.
Вокруг оборачивались волками другие мужчины, их становилось всё больше, и меня не пугало рычание и вой. Главное, они все шли за ним. Туда, куда не получалось идти у меня.
Я боялась, что он умрёт. Нет, не так. Моя кровь стыла в жилах об безумного ужаса, а грудь отказывалась дышать, стоило подумать, что его глаза закроются, а сердце остановится. И что я никогда, никогда больше не прикоснусь к нему.
Малинка рыдала, я слышала, видела, но ничего не могла поделать. Ни думать, ни говорить. Только изо всех сил пытаться побежать следом и спасти его… спасти его.
Позвоночник хрустнул так, что от боли мир вспыхнул, а потом я, кажется, потеряла сознание.
И даже ничего не помня, я пыталась уйти к нему. Пусть даже на тот свет.
Сознание возвращалось урывками и снова улетучивалось. Раз за разом, часами… а может, днями. Жар. Ночное небо. Крики. Чей-то горестный вой. Запах дыма. Голоса, голоса. Плач. Жжёное мясо. Холодный порыв ветра. Малинкины слёзы. Жажда убивать. Запах сочной вечерней травы. Зубы, которые чешутся до дикой боли. Солёная кровь. И боль, боль!
Нельзя, нельзя позволять себе уходить в небытие. Ведь он останется один. И пусть во рту собственная кровь, а спина уже отнялась и не чувствуется, пусть ноги и руки будто кто сломал, согнул, а Малинка бьётся в истерике, я не могу уйти, не могу его бросить.
Не уйду!
В одно из мгновений, давно потеряв счёт времени, я увидела Гордея. Так, будто подняла из глубокого отчаяния глаза к небу и явился мне лик божественный.
- Я тут, Жгучка. – Он прижался своим лбом к моему, судорожно поддерживая за плечи. Его руки тряслись. – Всё закончилось. Отдохни.
Потом чьи-то голоса, стук. Гордей отворачивается.
- Нет! – Кричит кому-то. – Оставь меня!
Голоса уговаривают. Кажется, это Всеволод и какие-то женщины.
- Я не оставлю её.
- Тебе нужен лекарь. – Говорит Ярый и меня снова выгибает дугой. Когда это прекратится? Когда?
- Отвали! – Грубо отвечает Гордей.
Но он жив. Это всё, что имеет значение. Что бы ни множилось во мне, что бы ни мучило, оно успокоилось, утихомирилось от его близости, ушло в глубину.
И наступил покой.
Глава 11
О цене потерянного
Открыла я глаза в деревянной избе. Низкий потолок, просторная горница, вокруг множество свечей, потрескивающих и трепещущих на сквозняке. Так тихо…
Боли нет.
Надо сесть, ощупать себя. Пальцы двигаются, они не сломаны. Тело на месте - руки, ноги, спина, всё на месте, целое и невредимое. Ни одного синяка на коже. Где? Где это всё? Меня наружу выворачивало, а следов нет. Кости словно раздробило, но они целые. Неужели сон?
Но... Гордей! Того ужаса мне не забыть!
- Жгучка.
Малинка подбирается ближе, на ней лица нет. Наверное, сидела рядом, а я даже не заметила. Она так осторожно наклоняется, будто даже воздух в комнате нельзя тревожить.
Хочу дотронуться до неё, убедиться, что она настоящая, живая, но сестра вздрагивает, почти невидимо отодвигаясь. На миг, но я вижу!
- Ты чего?
- Ты оборотень, Жгучка.
По её лицу текут слёзы, и видеть такие тихие, отчаянные слёзы близкого человека страшно. Пальцы цепляются за край кровати, подальше от неё.
- Я?
Мой голос слабый, ни тени протеста. К чему споры? Я помню. Я проткнула клыками язык и чувствовала, как по горлу течёт кровь. Мои когти вонзались в землю так, что я слышала, как она скрипит. Тело рвало, кости ломались, как будто становилось другой формы.
Я становилась другой.
Всхлипнув и резко утеревшись, Малинка отодвигается и уходит.
- Я позову его.
Глупо спрашивать, кого. Кровь словно кипящая вода окрашивает кожу. Я смотрю на дверь с замирающим сердцем, не в силах понять, что происходит. Но я жду… я жду.
То, что случилось… там была битва. Там кто-то умер. Там были волки, которые превращались и шли за ним. Шли за ним…
Дверь открылась быстро, а в остальном он будто и не спешил. Плотно закрыл дверь, осторожно подошёл, еле шаркающий звук сделал тишину ещё более яркой.
Его бок был перебинтован, и левая рука висела на перевязи, и ещё он сильно хромал.
Но был жив!
Осторожно сел на табурет. Почему-то очень далеко, не достать рукой. Почему? Гордей всегда пытался быть ближе, смотреть, прикасаться, просто быть возле. А теперь словно отдалился.
- Ты в порядке?
- Да. А ты?
- И я.
- Почему ты одет… по-дорожному?
- Не ходить же раздетым. Я… я должен извиниться, Жгучка. За всё.
От тихого хрипящего голоса душа ушла в пятки.
- За что?
Невольно хотелось зажмуриться, только не глазами, а ушами, чтобы ничего не слышать. Чтобы ничего не было!
- Ты ведь просто девчонка, которая жила себе в людской деревне и знать ничего не знала о войне со звериным народом. Я не должен был тебя… - Он покачал головой, его глаза стали тусклыми. – Мне не следовало тебя трогать. А теперь уже поздно. На нас идёт людское войско, а лесное заходит с севера. Отца осадили в крепости. Враги не успокоятся, пока не загонят нас в угол, пока не оставят от нас жалкую сотню-другую дикарей, вынужденных прятаться в лесу или болотах. Нет больше покоя на Звериной земле. Нет мира. И ты должна будешь через это пройти.