Прежде чем ответ сорвался с ее губ, глаза блеснули, словно их озарило внутренним светом.
— Как можно не любить дракона? — прошептала мамочка.
Я понимала, что то, что говорит мама, какая-то шутка, сказка. Но эти двое, кого мама назвала драконами, что дерутся прямо в холле нашей немаленькой квартиры, казались до того нереальными, невозможными, с этой их силищей и моим гормональным ответом на нее, что вместо того, чтобы усмехнуться, я выпалила:
— Так это правда? Что мой отец дракон?
Стоило словам сорваться с губ, как внутри разлилось странное, незыблемое спокойствие, и что-то подсказало, что да, правда.
Мама кивнула, и в глазах у нее блеснули слезы.
Я хотела спросить, как так, но тишину прорезал тонкий веселый голосок.
— Ух ты, Сашка, это из-за тебя эти дерутся, что ли? Твои эти… однокурсники? Ты говорила, что они дебилы.
Мы с мамочкой оглянулись — на лестнице застыл Кирюшка, мордочку высунул между деревянных перил.
К моему изумлению, эти двое тоже замерли. И вот сколько бились, а на лицах даже испарины нет!
— Кирилл! — строго сказала мамуль. — Что за выражения?
— Так ведь это не я, а Ташка так говорит, — нашелся братишка и пожал плечами.
Не успела я ответить братику, как за меня это сделал блондин:
— Мы с Кенджи Кеншином выясняли, кому из нас сопровождать принцессу Таши Кинриу во дворец великого Мичио Кинриу.
По ступенькам лестницы затопали ножки в сандаликах.
— Это Ташка-то принцесса? — без особого почтения уточнил братишка.
— Совершенно верно, — ответил ему блондин, а у меня в груди потеплело.
Братик замер на лестнице, перевел серьезный взгляд на меня, словно смотрел другими глазами, и, наконец, важно обернулся к гостям.
— Она и вправду красивая, как в мультике. Не зря ее все Белоснежкой зовут, — сдал меня этим двум Кирлик.
— Ки-ир, — нехорошо протянула я. Но братишка меня не слушал.
— А где вы так драться научились? Я видел, как Ташка дерется, ей до вас далеко.
Я насупилась, а братику ответил брюнет:
— Мы обучались азам в Альма-матер, и закрепляли свои навыки в боях.
— В Альма-где? — переспросил Кирлик.
— В Альма-матер для драконов, — ответил на этот раз блондин.
А у меня внутри кольнуло, когда вспомнила, что об этой самой Альма-матер и мастер Горо говорил, и мамуля. Причем, кажется, сэнсэй что-то о документах говорил, которые оттуда прийти должны, а мамочка упоминала, что даже если будут эти самые документы, отец вправе туда не пустить…
— Так вы друг другу из-за этого физиономии чистили, — спускаясь по лестнице, Кирлик, видимо, решил вывести некоторых на чистую воду. А если Кирюха что-то решит… — Из-за того, кто мою сестру в эту вашу драконью матерь повезет?
Мама ахнула, явно не одобряя поведения сына, а эти двое как-то тревожно переглянулись, а потом брюнет закашлялся, а блондин ему по спине похлопал.
— Женщины не бывают драконами, — до неприятного надменным голосом произнес брюнет, откашлявшись.
Блондин добавил:
— И уж тем более не учатся в Альма-матер.
— Мы здесь, чтобы забрать принцессу, которая принадлежит Огненному дракарату и доставить ее в родной Золотой клан, отцу.
Братик покивал, хмуря бровки, словно что-то понял, а потом спросил с надеждой и придыханием в голосе:
— А мне в эту драконью матерь можно? Страсть как хочу также драться научиться! Я тогда Толика и Павлуху в садике так уделаю, что мало не покажется. Я буду великим воином! Очень-очень великим воином!
— Кирилл! — возмущенно воскликнула мамуль, но братик на нее даже не взглянул. Вниманием Кирлика безраздельно владели гости.
— Ты человек, рожденный от человека, — терпеливо объяснил блондин братишке. — И принадлежишь этому миру. Тебя не примут в Альма-матер, где обучают драконов.
Личико будущего великого воина сморщилось, нос и щеки покраснели. Прежде, чем по пухлым щекам заскользили влажные дорожки, он сообщил блондину:
— Тогда, по-моему, ты дурак!
— Вот именно! — согласилась с братиком я, бросаясь Кирюхе навстречу. В следующую секунду уже обняла братишку, и, обернувшись, к блондину, презрительно бросила: — Великовозрастный дурак! Совсем не умеет с детьми разговаривать!
— Я не ребенок! — запротестовал братик, а брюнет смерил блондина уничижительным взглядом и приосанился.
— Я согласен с братом принцессы.
Кирлик шмыгнул носом. «Братом принцессы» ему явно больше нравилось быть, чем «человеком, рожденным от человека».
Мамулечка, которая разрывалась между нами с Кирюшкой и не в меру наглыми гостями, наконец, сказала:
— А не пройти ли нам всем в трапезную?
Кирюшка даже носом шмыгать перестал. Уставился на мамуль во все глаза, и мокрыми ресничками захлопал, мол, что у нас, в квартире место есть, о котором он не знает?
— Мама кухню имеет ввиду, — перевела я для братика.
Гостей дважды приглашать не пришлось. Бросив напоследок виноватый взгляд на нас с Кирюхой, они важно проследовали за мамочкой.
Мы с Кирликом условились, что не хватало нам плакать еще перед этими дураками, и вообще, что мы врагу не сдаемся, и тоже следом потопали.
На кухне, за круглым, покрытым лаком, столом, мамуль потчевала уже двоих гостей, который сминали предлагаемое со скоростью овощерезки. Я же себе еще одну чашку капучино сделала, а братику пирожные из холодильника достала.
Вкус любимого напитка я едва ли уловила. Если несколько минут назад меня один требовал к папеньке, то теперь их двое. И еще подраться успели между собой, за право меня в их драконий мир уволочь. От перспективы остаться наедине с одним из них внутри все трепетать начинало, а пальцы подрагивать. Мамуля бросала на меня настороженные взгляды и хмурилась, отчего между ее тщательно прорисованных бровей обозначалась вертикальная морщинка.
Пользуясь случаем, пока мамуль с этими двумя светские беседы вела, мол, чего вам подложить-с, извольте-с, а как там у вас погода? Не душат ли Водные?.. и все в этом духе, я исподтишка наших гостей, наконец, более детально рассмотрела.
Потому что поначалу они какими-то похожими показались, только прически разные. Но потом поняла, что это явно из-за моей странной реакции на них обоих произошло. Вот и сейчас смотрю и внутренние оплеухи себе отвешиваю, чтобы слюнями стол не закапать. Потому что посмотреть есть на что.
Брюнет… Он более смуглый, и типаж такой… южный, что ли… и вместе с тем с правильными очень, хоть и хищными чертами. Овал лица вытянутый, но из-за широких, красиво вылепленных скул ближе к круглому все же. Брови густые, очень выразительные, глаза темные и властные, а взгляд уверенный до умопомрачения. Веера ресниц такие… что девчонки обзавидуются! Длинный прямой нос с хищными крыльями ноздрей. Подбородок квадратный, с ямочкой. А губы полные, такие принято называть чувственными (хотя мне такое определение мужских губ претит). Добавить сюда крепкую шею, широкий разворот плеч, ярко выраженную мускулатуру… какой-то ореол силы и мужества, исходящий от парня, и понятно, почему стоит столкнуться с ним взглядом, коленки подкашиваются…
Блондин… Он, оказывается, совсем другой. Нет, по части мускулатуры они одинаковые какие-то, только, если в брюнете ярко выраженное хищное что-то… То в этом оно тоже есть, но другое. Это как сравнить между собой уссурийского тигра и снежного барса. Вроде хищности и здесь не занимать, но она какая-то… более изысканная, что ли. Овал лица у блондина вытянутый, скулы высокие, подбородок волевой, упрямо торчит вперед. И при этом черты лица какие-то более аристократичные. Нос с едва заметной горбинкой тонкий, губы четко очерченные, лоб высокий. Глаза… В них сложнее всего смотреть. Потому что стоит угодить в эти синие омуты, как что-то внутри паниковать начинает, словно говорит, все, обратной дороги не будет. Поэтому, стоило блондину мой взгляд перехватить, я сделала вид, что ему за спину пялюсь, в окно. И у него по губам едва заметная усмешка скользнула, отчего у меня внизу дернуло.
Помотав головой, стараясь делать это незаметно, что в общем-то непросто, я снова на кофе сосредоточилась.
В общем, я поняла, что они разные национальности представляют. Или расы даже. Непонятно, как у них там все устроено…
Сделав глоток капучино, я подумала, что этих двоих можно запросто представить в каких-то немыслимых нарядах… Похожих на что-то среднее между средневековыми камзолами и самыми последними моделями, чуть ли не фантастическими скафандрами даже, только с четкими линиями, а еще какими-то искрящимися и переливающимися. Причем, стоило закрыть глаза, брюнет представлялся в темно-багровом чем-то, а блондин — в чем-то серебристом, что невероятно шло к его белоснежным волосам.
Кирлик, пока я парней разглядывала, пирожное умял, только усы от крема над губой остались, и с дрожью в голосе спросил:
— Мамочка, а тебе тоже, как и Сашке, с этими ехать надо?
При этом голос у «будущего великого воина» предательски дрогнул.
Блондин бросил на меня взгляд, и моргнул пару раз, когда увидел, что я ему кулак исподтишка показываю. Несколько извиняющимся тоном он сообщил Кирюхе:
— Врата в наш мир для госпожи Джун закрыты навсегда. Ведь будучи женой дракона, она снова вышла замуж… за человека.
У мамули глаза как-то странно потухли, а я, несмотря на просиявшую физиономию Кирлика, процедила:
— Ты Виталия Владиленовича не трожь, понял?
Кирюшка, явно воодушевленный моей поддержкой, сурово проговорил:
— И сестру я с вами не отпускаю, понятно? Или будете иметь дело со мной!
К чести этих двоих, смех сдержать они смогли.
Глава 7
Блондин с брюнетом обменялись им одним понятным взглядом, затем на Кирлика посмотрели и синхронно вздохнули.
— Скажи, — спросил блондин братишку. — А зачем тебе в Альма-матер, если воинским приемам я тебя прямо сейчас научить могу?
— Я против, — вырвалось у мамочки, но ее слова потонули в громогласном:
— Ур-ра! — от «великого воина».
— Не волнуйся, госпожа, — шепнул блондин мамочке, и та сразу успокоилась, словно знала, что не обманет.
Блондинистый встал, братишке руку протянул, и Кирюшка липкую ладошку в нее доверчиво вложил.
Когда блондин с братишкой скрылись, брюнет, почему-то к мамуле при этом обращаясь, сказал:
— Принцессе следует поторопиться. Вещей с собой брать не стоит. Все равно вещи, в которых она привыкла появляться в увеселительных заведениях по ночам, и днем, — взгляд его скользнул по моим плечам и груди, — не пригодится в Огненном дракарате.
— Что значит, вещей с собой брать не стоит? — возопила внутри меня «Ариэлька».
— Что значит, по ночам в увеселительных заведениях? — нахмурила брови мамуль.
— Один детей обижает, второй — ябеда, — буркнула я под нос. — Мамочка, да не слушай ты его! Ты лучше скажи, правда все это? И что тебе обратно хода нет?
— Да, Ташечка, правда, — ответила мамочка. — Выходя замуж за Виталика, я навсегда закрыла для себя врата. Думала, что для нас обеих…
Голос мамочки дрогнул.
— А что, если и для меня эти самые врата закрылись? — подумала я вслух.
Брюнет посмотрел на меня впервые, не мазнув взглядом, а пристально, глаза в глаза.
— Я настраивался на тебя, принцесса Таши Кинриу, — сказал он. — Подозреваю, что Ичиро Исами тоже. Это значит только одно.
— И что же это значит? — перебила я брюнета.
— Что для тебя врата в родной мир открыты, — сказал он.
А у мамочки при этих словах подбородок дрогнул.
— Мама! — позвала ее. — Ты для этого для Виталия Владиленовича замуж вышла? Чтобы нас обеих защитить?
Мамуль не ответила, но и без того понятно было, что я права.
И мне так грустно стало. Получается, мамочка собой пожертвовала, для себя путь обратно закрыла, чтобы меня защитить, а все зря.
Из холла раздался восторженный вопль Кирлика и мне стало грустно вдвойне. То есть это мамочка сейчас тут останется, с братишкой, а мне с этими неизвестно куда ехать? В мир, о котором сегодня впервые услышала?
— А если откажусь?
Темные глаза брюнета нехорошо сверкнули.
— У тебя нет выбора, принцесса. Врата скоро закроются, но стоит мне коснуться тебя, как мы унесемся сквозь пространство и окажемся на территории Огненного дракарата, на землях клана Золотого дракона.
Перевела взгляд на мамочку. У нее глаза подозрительно блестят.
«Ничего не поделаешь», — говорил ее взгляд, и у меня внутри все сжалось.
Этих двоих я в бою видела. От таких не уйдешь. Что мне стоило часом раньше мамулечку послушаться и бежать со всех ног к Ариэльке? Мамочка, конечно, про врата эти знала, отсюда и наряд ее странный, и обильная «трапеза». Она знала, что за мной придут, и приготовилась, чтобы их отвлечь… а я все взяла и испортила.
— Чем быстрее ты смиришься со своей участью, принцесса, тем лучше, — проникновенно произнес брюнет.
И вот зря он это сфказал. Про мое смирение. У нфих, там, может, судя по мамуличкиному нфаряду, женская эмансипация еще в зачаточном спостоянии находится, если не в проекции… Но меня что, зря мамуль с Виталием Владиленовичем воспитывали? Поощряя независимость, самостоятельность, решимость и смелость? Да я с детства по военно-спортивным лагерям, я в академии лучшая на потоке, меня, вон, и мастер Горо выделяет…
— Смирюсь? — издевательски переспросила брюнета. — Ну-ну. Интересно, зачем я вообще папахену понадобилась… Восемнадцать лет, значит, не вспоминал, а теперь сразу двое поверенных! С чего бы? Или и вправду, как мастер Горо говорит, из Альма-матер вашей документы пришли и мне предстоит увлекательное обучение в драконьей академии?
Брюнет на мамулю беглый взгляд бросил.
Коротко спросил:
— Кицунэ?
Мамочка не ответила, потупилась. И мне как-то эта ее новая роль с излишней покорностью совсем не нравилась.
А брюнет ко мне повернулся, взглядом своих черных глаз прожег, так, что лоб испариной покрылся и захотелось вдруг во всем-во всем с ним соглашаться. Потому что рядом с этой силищей, что от него исходит, я себя слабой почувствовала и уязвимой, и при этом защищенной, что моей какой-то исконно бабской дурной природе очень понравилось. Но это всего лишь пару секунд длилось.
Спустя несколько мгновений, пока я на него чуть не с открытым ртом таращилась (позор-то какой!), на смуглое, открытое лицо с правильными чертами, на красиво облепленные скулы, на подбородок волевой… в глаза отчего-то смотреть не решилась, опустила взгляд ниже, а там так хорошо грудные мышцы развиты, и он ими словно невзначай, поигрывает, и на прессе кубики под майкой просматриваются, кажется, я даже слюну сглотнула… Так вот, спустя несколько мгновений я себя мысленно по щекам отхлестала, а дурной бабской сущности пообещала что-то страшное с ней сделать, пока не придумывалось, что именно, но сильно страшное.
В следующий миг я брюнетистому в глаза посмотрела, прямо и открыто, как равная (потому что перед этим равной себя никак не чувствовала).
Я готова была поклясться, у него, в его черных, как ночь глазах, огоньки горели!
И взгляд такой надменный был, взгляд победителя.
Победителя женщин. Фу. Даже думать о таком противно.
И стоило мне в его глаза прямо посмотреть, как огоньки в них затрепетали, как пламя на ветру, морда лица не такая уже самодовольная стала, скорее, удивленная, а у меня внутри, наоборот, внутри тепло разлилось, что-то словно крылья расправляло, и показалось, что я каким-то внутренним слухом чей-то раскатистый рев слышу. И был этот рев такой желанный, такой родной, и тело внезапно какой-то легкостью и сладостью налилось, по сравнению с которой все эти бабские реакции — тьфу и растереть, вот что!
У брюнета лицо все больше и больше вытягивалось, а у меня, должно быть со стороны все более надменным выглядело, как у него давеча.
Вдруг огоньки в его глазах вспыхнули, как будто кто-то изнутри на них подул, так, что даже заискрились, отчего мне отшатнуться захотелось, взгляд отвести, потупиться, как мамуль, но рев послышался снова, и был он каким-то… одобрительным, что ли.