- У тебя есть я. Мы обязательно что-нибудь придумаем, - только тут Жиль поняла, что солнце уже достаточно высоко поднялось. Видно, Монила не нашел ее на рынке и отправился к ней домой. - Я не знал про твою тетю... Вчера рано лег спать. А сегодня... - голос его сорвался, и он снова сжал Жиль слишком сильно. - Ты можешь пожить с нами.
Да разве же она может? Им и самим-то тесно, в крохотной комнатушке втроем. Да и нужда не покидает их дома. Куда еще ей к ним.
- Ладно, Мон, мне нужно идти, - высвободилась она из его объятий и оглядела платье. Местами на нем засохли пятна от влажной земли. Но их она потом ототрет. А сейчас ей нужно отдать последний долг тете. - Я должна идти в дом скорби.
- Я с тобой.
- Нет, Мон, ты отправляйся на рынок. Место успел занять? - была категорична Жиль. На то, что получал Монила от продажи своих изделий, практически и жила его семья. Матушка друга стирала белье, но за это получала сущие гроши. А отчим уже два года как лишился руки и разве что помогал Мониле в его ремесле. На службу того никакую не брали. Кому нужен инвалид, если здоровому работу в долине не найти?
- Давай хоть провожу, - вздохнул Монила.
Так вместе они и добрели до дома скорби в полном молчании. Там распрощались, но Монила обещал заглянуть к ней на обратном пути с рынка.
Дом скорби был поистине огромным и делился на уровни. Жиль знала, что в просторных, богато отделанных залах родные скорбели по усопшим родственникам, отсчитав за аренду зала немало монет. Были еще залы поменьше и попроще. А за пять медяков предоставлялись тесные клетушки для самых бедных. Вот в одну такую и проводил служащий Жиль.
В комнатке размером с сени в ее доме, с низким потолком, на длинной лавке был установлен грубо сколоченный ящик, в котором и покоилась тетя Зуи. Ее обмыли и переодели, но лицо выправить так и не получилось. Глаза закрыли черной повязкой, а вот рот так и остался слегка перекошенным и приоткрытым. Жиль не могла избавиться от ощущений, что тетя даже в смерти насмехается над ней.
В изголовье покойницы висел образ Богини Плодородия, и Жиль предпочитала смотреть на нее, а не на тетю. Надо ли говорить, что кроме Жиль больше никто не пришел проститься с Зуи. За последние годы тетя заработала репутацию скандалистки и сплетницы. Но Жиль скорбела, потеряв единственного родного человека.
Она все вспоминала мертвых кур и молчаливо спрашивала у Богини, за что та так обошлась с ней. Но Богиня молчала, продолжая умиротворенно взирать на все вокруг. Наверное, она жалела Жиль, придавленную горем, как и невинные пернатые создания, что никому и ничего плохого не сделали, чтоб заслужить подобную смерть. Ведь их убили, Жиль не сомневалась. Но за что?! И с ягодами ее случилось тоже что-то сверхъестественное. Не могли они сами осыпаться.
Ближе к вечеру в комнату скорби тихо вошел Монила. Он молча опустился на лавку рядом с Жиль, но смотрел тоже не на тетю, а на девушку.
- Ты сегодня ела? - шепотом поинтересовался Монила, а Жиль некстати подумала, почему при покойниках никто не говорит громко? Ведь тем уже все равно. От них уже остается только тело, а душа переносится в мир иной, а значит, ничего не слышит. Да и тело через несколько часов предадут огню, а горстку пепла она развеет над священными камнями, за пределами Райской долины.
- Нет, - ответила она другу и поняла, что не испытывает голода, лишь жуткую усталость.
- Пойдем к нам. Матушка звала... Хоть поешь.
- Нет, Мон, я должна побыть с ней до конца.
На это Монила ничего не ответил. Молча встал и вышел. Но вернулся через несколько минут с горячим калачом и крынкой молока.
- Поешь, - сунул он все это Жиль, и только сейчас она поняла, как сильно проголодалась. Так сильно, что даже мертвая тетя рядом не помешала ей расправиться с едой быстро и с аппетитом.
Монила все это время молчал и о чем-то сосредоточенно думал. И только когда Жиль осушила крынку, проговорил:
- Кур убило очень сильное заклятье, как и ягоды. Кто мог это сделать и зачем?
Оказывается, Монила не сразу с рынка пришел сюда, а сначала прибрался в курятнике. И в это же время пожаловал господин Модир. Ох! Про него-то Жиль совсем забыла! Ну да ладно, Монила тому все объяснил.
- Он долго ходил по огороду, что-то вынюхивая и высматривая, - скорчил рожицу Монила. - Мешался только. Но про заклятье сказал он, видно, разбирается в этом.
- Теперь я не смогу носить в замок ягоды, - сокрушенно проговорила Жиль.
- Тебя это так волнует? - фыркнул Монила. - Не о ягодах надо думать, а как жить будешь дальше.
Так разве ж она не думает? Только об этом и размышляет все те часы, что сидит у неподвижного тела тети.
- Попробую наняться на работу.
- Куда?
- В какой-нибудь богатый дом.
- Думаешь, кроме тебя желающих нет?
- Мон, ты к чему клонишь? - разозлилась Жиль.
- К тому, что ты можешь жить у нас, - тихо отозвался он.
- Ты знаешь, что это невозможно. Не могу я на это согласиться...
- Можешь! - перебил ее Монила, невольно повышая голос. И выглядел он сейчас каким-то странным. Несмотря на румянец смущения во все щеки, глаза его лихорадочно горели. - Если согласишься стать моей женой.
- Что? - никогда еще Жиль так не удивлялась.
- Я люблю тебя, Жиль, - придвинулся к ней Монила, беря за руку. - Мне кажется, что люблю тебя с детства. И сейчас... тебе нужна поддержка, и я предлагаю тебе себя!
Жиль до такой степени растерялась и испугалась, что невольно вырвала у друга руку и отодвинулась на самый край лавки. Именно в этот момент между ними что-то рушилось, то что она всю свою жизнь считала нерушимым.
- Мон, так нельзя. Я не люблю тебя. Разве что, как друга, брата... И рано мне еще замуж.
- Нам обоим по девятнадцать. Уже можно, - грустно ответил он, но снова придвинуться не сделал попытки. Да и глаза его как-то вдруг потухли.
Жиль и сама не понимала, что испытывает. Ей было безумно жаль Монилу, мучительно стыдно перед ним и немного противно. Не ожидала она от него такого, да и даже в тайных мыслях никогда не рассматривала друга в качестве будущего мужа.
Больше они не разговаривали, да и вскоре пришли служащие дома скорби, чтоб снести тетю в храм огня. Там все произошло быстро. Огромная печь уже была растоплена. Служащие втолкнули в огонь ящик с телом, даже не предложив Жиль проститься, и закрыли заслонки. Еще через несколько минут ей вручили глиняный горшок со всем, что осталось от тети Зуи.
Жиль не могла просить друга проводить ее к священным камням. Сама она там ни разу не была, и сейчас чувствовала страх. Давным-давно она слышала рассказы тети о том, как та провожала дух мамы. Зуи рассказывала так, что у Жиль на голове неизменно шевелились от ужаса волосы. И сейчас ей предстояло отправиться в место, которое считала едва ли не самым страшным на земле.
- Пойдем, - взял ее Монила за руку и повел через город. Жиль была ему так благодарна, что не бросил после всего, аж на глаза навернулись слезы.
Город уже спал. Редко в каких домах светились окна.
- Тебя не хватятся? - спросила Жиль.
- Мама знает, где я, - ответил Монила, и больше Жиль не заговаривала на эту тему.
Священные камни начинались сразу за городом. От долины их отделяла узенькая речушка с перекинутым через нее шатким деревянным мостком. Жиль уже потряхивало в священном трепете, когда ступала по скрипящим доскам. И если бы не Монила, не известно, хватило бы у нее смелости довести дело до конца.
Стоило им только ступить на камни, как те вдруг засветились. И Жиль чуть не выронила горшок, когда даже через толстый слой запеченной глины засветился прах тети. Все это время Монила крепко держал ее за руку. А когда рука Жиль, что вцепилась в горшок, задрожала, друг отобрал у нее тот.
- Давай закончим побыстрее, - проговорил он, и по голосу Жиль поняла, что и ему не менее страшно.
Стоило Мониле только снять крышку, как сразу же поднялся ветер. Но то был какой-то странный ветер. Он свистел и завывал, но не касался Монилы и Жиль. Мощная струя его ударила в горшок, выдувая прах, подхватывая тот и унося на середину поля. Сам же горшок выпал из рук Монилы, хоть тот и держал его крепко. От удара о камни горшок разлетелся мелкими осколками, и тут же те истлели на глазах парня с девушкой.
- Кажется, все, - прошептал Монила, когда ветер стих, и камни потухли. - Пошли?
Обратно они почти бежали, мечтая поскорее оказаться как можно дальше от священных камней. Лишь возле ратуши остановились, чтобы отдышаться. Жиль поблагодарила Монилу за все и в который раз отказалась идти к нему. В конце концов, у нее есть дом. А еще за сегодняшний день она настолько устала, что забыла обо всех страхах. Хотелось коснуться подушки и уснуть. А завтра она подумает, как жить дальше.
***
Модир видел, как лоточница вошла во двор, как заперла за собой хлипкую дверь. Она так устала, что не замечала ничего вокруг. Можно было и не прятаться. Но все же он выждал какое-то время, прежде чем отправиться следом.
Калитка не заскрипела по его воле, и справиться с примитивным замком на двери получилось в два счета.
Даже в темноте, едва разбавляемой скупым лунным светом, в глаза бросился бардак повсюду. Бедность, убогость, что не скроешь чистотой и порядком. Смотреть на все это было настолько противно, что Модир поспешил в спальню девушки, уже не заботясь о соблюдении тишины.
Жиль спала поверх одеяла. Видно, добрела до кровати и упала на ту, не раздеваясь. Лицо девушки выделялось бледным пятном, а волосы разметались по подушке и поблескивали золотом в лунном свете. Очень красивые волосы. Пожалуй, красивее Модир еще не встречал. Он даже не выдержал и пропустил прядь сквозь пальцы, чтоб только ощутить их шелковистость.
Но он ошибся, уснула она не сразу. Под рукой лоточницы Модир разглядел то ли тетрадь, то ли книжку какую. Та была раскрыта, и на одной половине покоилась голова Жиль. Достать книгу Модир не рискнул, а вот разобрать запись вдруг захотелось. Должно быть, это глупый девичий дневник, которому эта птаха доверяет все свои тайны. Ну и что же она доверила тому перед сном?
«Как же страшно! Я наивно полагала, что усталость сильнее страха. Но нет. Повсюду мерещится тетя. А когда закрываю глаза, вижу этих нечастных замученных птиц. Как не сойти с ума?..»
Это все, что получилось прочитать. Остальную часть скрывали волосы девушки. Но Модиру хватило, чтоб ненадолго но крепко задуматься.
Не перегнул ли он палку? Не слишком ли много для ее хрупкой душевной организации? Но и медлить он не может. Она идеально подходит для всего, что задумано уже давно и только ждет воплощения.
Модир хмуро оглядел комнату. Нужно провести ритуал очищения, чтоб немного успокоить душевные терзания этой лоточницы. И начать он решил с нее.
С губ мужчины срывались едва различимые в тишине заклинания. Ладони его светились, когда он водил теми над спящей Жиль, а потом обходил по периметру спальню и большую комнату, где все еще витал запах наркотической травки.
После дома настал черед огорода. Верный друг лоточницы, который так не понравился Модиру, подчистил курятник. Тут он молодец, конечно. Но если будет путаться под ногами и мешать ему, то придется принять меры.
Особое внимание Модир уделил месту возле крыльца, что было буквально отравлено покойницей. Тут не надо обладать его восприимчивостью, чтоб поддаться влиянию гнилой ауры.
Когда с очищением было покончено, Модир вернулся в девичью спальню.
Жиль что-то сонно пробормотала, когда он переворачивал ее на спину. Открыла глаза, не понимая еще, что именно заставило ее пробудиться. И именно этот момент, между сном и явью, поймал управляющий.
- Смотри мне в глаза, - навис он над лицом девушки, приковывая к себе ее взгляд, из которого быстро улетучивались все мысли. - Завтра ты займешься поисками работы. За советом отправишься к директору школы...
Сегодня он подготовил почву - побеседовал с господином Адисом, прикинувшись хорошим знакомым Жиль, что печется о ее будущем. Директор оказался очень восприимчивым для внушения, и Модир не сомневался, что тот все сделает как нужно. Ну а завтра... Завтра лоточницу ждет новое потрясение. И на этот раз не по его вине или воле. Подтверждение тому Модир получил в ратуше. Остается надеяться, что того запаса прочности, что внушил ей сейчас, хватит на какое-то время. Ему она нужна при уме и памяти. А если горе сломит ее, то и планам Модира не судьба будет осуществиться.
- Спи! - велел управляющий, и глаза девушки закрылись. Легкая улыбка еще какое-то время блуждала на устах, но и та вскоре погасла.
Лоточница погрузилась в крепкий сон, что продлится до самого утра. Ему же тоже следует хоть немного отдохнуть этой ночью. Последние дни выдались напряженными.
Глава 7
Жиль пробудилась и первое, что поняла, что уже неожиданно поздно, что солнце уже поднялось довольно высоко, а с улицы доносятся такие характерные для разгара утра звуки. Она даже испугалась в первый момент, вскочила и метнулась из комнаты было по привычке, но очень быстро осознала, что торопиться ей сегодня некуда, и снова опустилась на кровать.
Ягод больше нет. Не известно, уродятся ли те в конце лета после вероломства чьих-то чар. Но пока собирать и сносить на базар ей точно нечего.
Птица не голодает, потому как ту тоже уморили. И скорее всего, это дело рук или магии одного и того же существа. Да, именно существа, потому что назвать того человеком язык не повернется.
Раньше все вокруг считали ее сиротой, а сейчас таковой считает себя она сама. Тетя умерла и надеяться Жиль теперь точно не на кого. Даже такие советы, в грубой ворчливой манере, что изредка получала от Зуи, теперь не прилетят.
Но все вышеперечисленное не повод сдаваться или отправляться в мир иной следом за тетей. Ее жизнь продолжается, а это значит, что нужно бороться с нуждой во что бы то ни стало и добиваться чего-то большего.
Первым делом Жиль навела порядок во всем доме. Она скоблила его, мыла; проветривала; выбивала половики и дорожки; натирала мастикой деревянные полы... Вскоре он засверкал как новенький и запах чистотой.
Приготовив себе нехитрый завтрак, Жриль заставила себя сесть впсе до крошки. А потом тщательнее обычного сёобралась. Ведь сегодня ей предстояло найти рыаботу, а для этого выглядеть нужно опрятно. Она могла бы готовить (благо этим приходилось заниматься с раннего детства) или помогать по хозяйству. Может стирать на дому, как вон матушка Монилы. Даже мыльного раствора у нее наварено впрок. Конечно, за малыми детьми ей никто приглядывать не доверит, хоть Жиль и не сомневалась, что справится. Но тут нужен опыт, которого у нее нет. У нее и младших братьев-то с сестрами никогда не было, хоть она всегда и завидовала тем, у кого они есть.
Выходила из дома Жиль в приподнятом настроении. Обнадеживало еще и то, что сегодня выходной, а значит, есть все шансы застать именно хозяев дома, а не беседовать с прислугой.
Ближе к обеду, когда Жиль отказали хоть в какой-нибудь, пусть самой тяжелой и черной работе, в очередном богатом доме, надежды пошатнулись, а энтузиазм значительно спал. Но сдаваться она не собиралась, лишь размышляла, что же делает не так.
Ей нужна была небольшая передышка, и потому Жиль решила навестить господина Адиса. Тот жил рядом со школой, в небольшой пристройке, со всей своей большой семьей: женой и тремя детьми - мальчиками погодками. Дети у них с женой родились довольно поздно, когда уже и надеяться перестали. Ну и злые языки не уставали судачить, что по возрасту те им годятся больше во внуки.
- Как хорошо, что ты навестила нас, - обрадовался господин Адис. - Я и сам к тебе собираюсь, да все никак не соберусь.
Все большое семейство как раз собиралось обедать, ну и конечно же, Жиль усадили вместе со всеми за стол. А когда накормили от пуза, директор вывел ее в небольшой дворик, чтобы спокойно поговорить.
- Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, наслышан о всех тех бедах, что свалились на твою голову, - вздохнул господин Адис. - Но постарайся быть сильной, девочка моя, не сдавайся. И во что бы то ни стало окончи школу.