— Мы ждем вас к ужину, мисс Руа, — снова этот официальный тон и «мы», ударившее в самое сердце.
Эрик едва на меня взглянул, и я не стала дожидаться продолжения, с трудом удержалась от того, чтобы метнуться к лестнице и взлететь по ней, оставив за спиной все увиденное, услышанное, все то, что сейчас заставляло сердце болезненно сжиматься. Вместо этого медленно поднималась, стараясь не вслушиваться в голоса за спиной и удаляющиеся шаги, в смех Эммы, эхом разнесшийся по дому, оживляя его.
Разумеется, ни на какой ужин с ними я не собиралась идти. Поем у себя в комнате, если, конечно, кусок в горло полезет, потому что мне нужны силы перед занятиями. У нас сегодня вообще будут занятия, или Эрик будет занят другим? Точнее, другими?
Когда за спиной негромко хлопнула дверь (Тхай-Лао вышел на улицу), я подхватила юбки и оставшуюся часть лестницы пролетела, как и ведущий в мою комнату коридор. В спальне подбежала к окну, вцепилась в раму и распахнула ее, вдыхая холодный воздух всей грудью. Судя по тому, что из соседней комнаты не доносилось ни звука, Камилла от щедрого предложения Эрика отказалась.
В мыслях я не раз представляла ее себе, но не ожидала, что она будет настолько красивой. А еще молодой. Когда Ирвин говорил, что Камилле де Кри принадлежит клуб, я представила себе женщину возраста герцогини де Мортен. Возможно, самую чуточку моложе, но Камилле едва ли исполнилось двадцать пять. Все в ней источало соблазн: от покатых, красивых плеч, до слишком глубокого для дорожного платья декольте, от тонкой талии до грациозных, по-кошачьи мягких движений. Даже ее смех — низкий, грудной, звучал вызывающе-откровенно. Крупные черты лица совсем не портили внешность, скорее наоборот. Глубоко посаженные глаза с длинными ресницами и пухлые губы придавали лицу чувственную выразительность, таких женщин художники выбирают музами, а не натурщицами.
Она целовала Эрика, совершенно не стесняясь ни меня, ни Тхай-Лао. Не стала возражать, когда он оплатил ее поездку, и… вряд ли все это можно было назвать дружбой.
Эмма очень походила на нее, но сейчас, прижимаясь щекой к леденеющему стеклу, я тщетно пыталась воскресить в памяти лицо девочки. Отметить черты, которые все расставят по местам. Нет, я была слишком увлечена ее матерью, чтобы выхватить схожесть с Эриком, и сейчас это меня убивало.
Он сказал: «вы будете жить здесь», а это значит…
Значит, что мне придется каждый день с ними встречаться. Всевидящий! Завтра же выходные. Выходные, которые мне нужно будет провести с ними? Нет. Нет, я не смогу. Поеду к миссис Клайз, помогу ей по хозяйству, куплю для нее продукты, и, может быть, потом прогуляюсь по парку.
Я пришла в себя только когда поняла, что заледенели пальцы, а заодно и я вся. Опомнившись, захлопнула раму, и, стуча зубами от холода, направилась к артефакту, чтобы вызвать Сюин. Попрошу принести ужин сюда, заодно и спрошу, состоится ли наш урок сегодня. Говорить с Эриком прямо сейчас я была не готова, слишком велико было искушение высказать ему все, а высказать ему все не получится. Потому что я не должна знать про Камиллу, про то, что их связывает, и…
Как же мне сейчас хотелось что-нибудь разбить!
С треском захлопнула дверцы шкафа, запечатывая платья и прочие наряды внутри, а потом коснулась артефакта с такой силой, что от него пошло жалобное гудение. Сюин появилась спустя десять минут:
— Вы что-то хотели, мисс Шарлотта?
«Шарлотта! — захотелось рявкнуть мне. — Просто Шарлотта, мы же договаривались!»
Ее спокойствие и непроницаемость сейчас откровенно раздражали. Интересно, рядом с Камиллой она тоже оттаивает, как Тхай-Лао, а все это спокойствие предназначается исключительно мне?
— Да, — холодно заметила я, холоднее, чем когда бы то ни было. — Пожалуйста, принеси мне ужин сюда.
— Но Пауль сказал…
— Мне все равно, что сказал Пауль. Я неважно себя чувствую, и не готова встречаться с посторонними людьми.
Сюин даже в лице не изменилась, кивнула и вышла за дверь, а я подхватила с комода тяжелую бронзовую статуэтку и все-таки запустила ей в стену. Глухой удар отпечатался в сознании, а я снова распахнула дверцы и принялась стягивать платья с вешалок, одно за другим. Швыряла их на постель, слоями, из-за чего покрывало очень скоро стало напоминать заляпанный красками холст. Последняя «клякса» упала на него в ту минуту, когда дверь за спиной распахнулась.
— Поставь на комод, пожалуйста, — попросила, не оборачиваясь, — и как освободишься, помоги мне собрать все это…
— Все это, — резкий голос Эрика за спиной заставил подпрыгнуть, — соберешь ты. После ужина.
Ну конечно! Не могла же я быть настолько наивной, представляя, что Сюин не побежит к нему жаловаться.
— Нет, — резко развернувшись, сложила руки на груди. — Я не пойду на ужин.
— Пойдешь, Шарлотта.
— И не подумаю. У нас в контракте нет ни слова о том, что я должна общаться с вашей знакомой или носить наряды, похожие на те, что носит она. Я не стану принимать от вас подарки и деньги с той же легкостью, с которой принимает эта женщина. Чем быстрее вы это себе уясните, месье Орман, тем лучше.
Он стремительно шагнул ко мне: заледеневший взгляд и впрямь напоминал взгляд готового напасть ястреба. Вокруг меня полыхнули изумрудные искры, платье расползлось клочками прямо на мне, а вслед за ним и то единственное попроще, что оставалось на смену ему в шкафу.
— Ты. Спустишься. На ужин. Сама, — холодно припечатал Эрик. — Или я потащу тебя с помощью магии. Выбирай.
Сомнительное удовольствие быть вытащенной на ужин безмолвной куклой на глазах у Камиллы радовало мало. Точно так же, как вообще радовала перспектива этого ужина, поэтому когда первое потрясение миновало, я сжала кулаки и ответила:
— Спущусь. Сама.
После чего резко повернулась к нему спиной, давая понять, что разговор между нами окончен. Шаги и захлопнувшаяся дверь окончательно поставили в нем точку, я же замерла рядом с кроватью. Наверное, не будь с Камиллой дочери, я бы просто сбежала к миссис Клайз прямо сейчас, но взгляд малышки отпечатался в памяти. Наивный, простой, в широко распахнутых глазах светится доброжелательное любопытство.
Именно поэтому я отложила мысли о побеге и принялась перебирать платья. Зацепилась за это чувство, чтобы не зацепиться за что-нибудь другое.
Разложенные наряды были самых разных фасонов (интересно, когда только успел заказать?!), и я остановила свой выбор на желтом, насыщенно-желтом, как яркий осенний листок. Приближенное к домашнему, довольно-таки простое, с квадратным вырезом, оно надевалось без кринолина или турнюра и застегивалось сзади. Вот это, пожалуй, и было единственной сложностью: я все руки вывернула, пока справилась с крючками, но Сюин мне звать не хотелось. От нижнего платья пришлось избавиться, сюда оно не подходило из-за ворота, от моих грубых башмаков тоже.
Одну за другой раскрывая коробки с обувью, где обнаружились и зимние теплые ботинки, которых у меня никогда не было, и множество самых разных туфель, решила надеть изящные туфельки кремового цвета на невысоком каблуке. Таких у меня тоже никогда не было, да что там, ничего из того, что сейчас находилось в этой комнате, у меня никогда не было.
Даже возможности почувствовать себя такой яркой.
Замерла напротив зеркала, с удивлением отмечая, как преобразилось лицо: глаза стали выразительнее, даже волосы, кажется, разгорелись ярче. Покусывая губы, я смотрела на свое отражение, прикидывая, как бы подтянуть лиф повыше. За счет формы он не делал акцент на ложбинке между грудей, но она все равно казалась мне слишком открытой. Такое можно надевать на балы или в театр, и то рекомендовалось прикрывать газовым шарфиком. Плечи и рукава, правда, здесь были полностью закрыты, и в целом фасон был достаточно скромным, если бы не вот это… декольте.
Вздохнула, опустила взгляд и наткнулась на валяющиеся на ковре лоскутки.
Наткнулась и с трудом удержалась, чтобы не сорвать с себя новое платье: грубо, не заботясь о его состоянии. Обрывки уничтоженного магией платья у моих ног почему-то напомнили мою жизнь. Буквально. Это платье и было моей жизнью, которую Эрик уничтожил, даже не спросив о том, дорого ли оно мне. Дороги ли мне связанные с ним чувства и воспоминания, мгновения, которые я пережила, собираясь в музей к мистеру Ваттингу, или на выставку, или… на встречу с Ирвином. Пальцы непроизвольно потянулись к волосам, коснулись ленты.
— Мисс Шарлотта, — тихий голос заглянувшей в комнату Сюин заставил вздрогнуть и обернуться. — Пауль просил проводить вас в столовую.
Боится, что убегу?
Вслух я не стала этого говорить, я вообще ничего не стала говорить, просто последовала за ней. Мы вместе спустились по лестнице, и в холле свернули направо. Если правильно помню, столовых здесь три, и мы сейчас наверняка идем в ту, что предназначена для гостей? Прежде чем я успела задать вопрос, Сюин уже распахнула передо мной дверь.
— Пожалуйста, устраивайтесь удобнее, — произнесла иньфаянка и вышла.
Оставив меня в Красной столовой, той самой, где на потолке изображен иероглиф опасности. Сейчас, вечером, она полностью преобразилась: вытянутые узорчатые фонарики отбрасывали причудливые тени, из-за чего картины на стенах оживали. У подножия горы появились люди и дома (за счет вырезок в необычных светильниках). Над вершинами поднималось солнце, на которое падал свет, и оно полыхало золотым огнем. Смотреть на него было почти больно, даже темная гладь озер искрилась бликами рассвета.
От такой красоты я замерла, позабыв о блюдах, источавших аромат даже под крышками, но долго мое оцепенение не продлилось. Открылась дверь, и в столовую впорхнула Эмма. А следом за ней вошли Эрик с Камиллой.
Сначала я обратила внимание на то, что ее рука лежит на сгибе его локтя, и только потом — на нее саму. И это себя я называла яркой? По сравнению с этой женщиной я напоминала полевой цветок рядом с только что распустившейся садовой розой. Алое платье с открытыми плечами подчеркивало светлую кожу и хрупкость (Камилла действительно была удивительно хрупкой). Пышная грудь и чувственные черты лица притягивали внимание на контрасте, и в этот момент я поняла, насколько я ошибалась. Таких женщин не просто пишут, по ним сходят с ума.
Взгляд ее скользнул по мне, не то оценивая, не то изучая, а потом задержался за моей спиной.
— Всевидящий, Эрик! — воскликнула она на энгерийском, а потом рассмеялась. — Ты не мог заранее предупредить, где мы будем ужинать? А если бы я выбрала платье с кринолином?
— Но ты же не выбрала.
— И в этом он весь, Шарлотта. Ты же не против, если я буду называть тебя Шарлотта? — прежде чем я успела сказать, что против, Камилла уже продолжала: — Однажды Эрик пригласил нас с Эммой в ресторан. Мы собирались, должно быть, часа три, а когда приехали, выяснилось, что там абсолютная темень и передвигаться по залу можно только с помощью официантов. Ну, или этого выдумщика.
Эмма хихикнула и села на подушку, ближайшую к ней. Пожалуй, девочке было удобнее всего: ее платье едва прикрывало щиколотки по последней детской моде, и могло сгодиться как для ужина, так и для пикника. Впрочем, Камилле ее наряд тоже не помешал, она грациозно опустилась рядом с дочерью, совершенно не переживая по поводу того, что щиколотки оказались открытыми и у нее. Даже чуть больше: алый шелк скользнул выше, подчеркивая изящную линию ног и тонкие, как паутинка, чулки с выбитым узором.
От такого зрелища я лишилась дара речи, и, если бы Эрик не подошел ко мне, наверное, не смогла бы и слова сказать.
— Вам нужно особое приглашение, мисс Руа?
«Мне вообще ничего от вас не нужно!»
Эту мысль я оставила невысказанной, опустившись со стороны Эммы и стараясь не смотреть на Камиллу. Вообще.
Что за круглым столом весьма и весьма сложно, надо сказать.
— Надеюсь, иньфайская кухня никого не смущает? — поинтересовался Эрик, одну за другой снимая крышки. В другой раз от таких умопомрачительных запахов у меня бы голова закружилась: все-таки, с обеда прошло уже достаточно времени, но сейчас я даже не представляла, как запихну в себя хотя бы кусочек лапши под соусом или рыбы.
— Меня точно не смущает, — Камилла положила еды дочери, пока Эрик наполнял ее тарелку. Очевидно, очень хорошо знал ее вкусы, что в общем-то, неудивительно. Если он приглашал их с Эммой в рестораны.
— Мисс Руа?
Его голос вышвырнул меня в реальность.
— Да?
— Что будете вы?
— Удивительно, что вас это интересует.
Слова сорвались с языка, и даже прикуси я его, отменить этого уже не могла. Чтобы сгладить впечатление и избежать взгляда Эрика, рухнувшего мне на плечи невыносимой тяжестью, подтянула к себе блюдо с лапшой и попыталась подхватить ее странными щипцами. Шипцы напоминали не то приспособление для пыток, не то склеенные лопатки для торта, поэтому удалось мне это далеко не с первого раза, а когда удалось, на тарелку шмякнулась увесистая порция — должно быть, втрое больше того, что я в принципе могла съесть.
У-у-у-у, ненавижу!
Подтянула к себе тарелку и воззрилась на лежащие рядом… палочки. Две аккуратные палочки на подставке с иньфайскими узорами. Одной из этих палочек мне захотелось ткнуть Эрику в глаз.
— Рад, что ваш аппетит не пострадал. В отличие от вашего чувства юмора, мисс Руа, — заметил он, сопроводив взглядом горку на моем блюде.
— На аппетит я никогда не жаловалась, месье Орман, — заметила в тон ему. — А сильнее моего чувства юмора пострадало только ваше чувство такта.
Отвернулась, давая понять, что разговор окончен, и что я вообще-то хочу есть. Раньше со стыда бы сгорела от такого, но если Камилла может оголять ноги в чулочках, я могу есть, сколько хочу, даже с общего блюда. Руками. Не исключено, что мне так и придется делать, потому что как обращаться с этими копалочками, я не имела ни малейшего представления. То есть в свое время я, конечно, читала, что в иньфайской культуре принято вместо приборов использовать палочки, вот только как их использовать…
— Приятного всем аппетита, — раздался голос Камиллы.
И вам не подавиться.
— Пауль, ты не возражаешь, если я воспользуюсь обычными приборами? Мне очень неловко, но я никогда не любила жонглировать едой.
— Разумеется.
Камилла дотянулась до небольшого подноса, который я ошибочно приняла за одно из блюд, сняла крышку и взяла оттуда самые обычные приборы. Нормальные! С которыми я умела управляться в совершенстве, поэтому стоило ей отвернуться, тут же взяла и себе все, что полагается.
От меня не укрылось, что Эмма подхватила палочки и довольно ловко подцепила ими лапшу. Так ловко, словно всю жизнь этим занималась, и в этот момент я поняла, что забыла расстелить салфетку у себя на коленях. Впрочем, салфетка была меньшим злом, а большее не замедлило проявиться.
— Расскажете, как вы познакомились? — Камилла внимательно смотрела на меня.
Я чувствовала на себе ее взгляд, но стоило мне поднять голову и открыть рот, как слева прозвучало:
— Мисс Руа выставлялась в Королевском Музее Искусств.
— О, неужели? Вы тоже пишете?! — от соблазнительной хрипотцы в ее голосе мне хотелось вскочить и выбежать из столовой. Вместо этого я вернула ей внимательный взгляд и ответила:
— С детских лет.
— Ваши картины можно где-то посмотреть, Шарлотта?
— Увы, нет. Я писала их на продажу, а единственную, которую хотела оставить себе, покромсали на клочки.
— Шарлотта! — резкий голос Эрика вонзился в сердце раскаленным кинжалом.
— Что такое, месье Орман? Вы же сами хотели, чтобы я всегда и обо всем говорила прямо.
Глаза у него были темнющие, как гроза ночью, и молнии в них сверкали в точности так же. Ну и пусть сверкают, может, если одной из них ему прилетит по темечку, мне легче станет. Хотя где ж в разгар зимы в Лигенбурге взять грозу? У-у-у-у, ну почему я не стихийница?!
— Мне очень жаль, Шарлотта, — в голосе Камиллы звучало вроде как сожаление.
Ну да, конечно. Жаль ей.
Взгляд зацепился за Эмму: девочка смотрела на нас, и я тут же мысленно отругала себя за несдержанность.
Все, ни слова больше не скажу.
Ни слова!
Но те слова, что уже вырвались, горчили на языке и в сердце. По сути, я никогда не писала исключительно для продажи, сюжеты, которые отражались на моих холстах, рождались из самых искренних порывов, рождались исключительно потому, что иначе я не могла. Солнечные летние пейзажи и осенний листопад, гроза над рекой, мостик над озером Милуотского парка, где девочки-близнецы держались за руки, а их родители стояли рядом, чуть касаясь друг друга кончиками пальцев. В каждой из них была частичка моего сердца, и сейчас я собственными руками облекла это в лед цинизма. Такого же, каким пропитано каждое слово Эрика.