— Вы ей не говорите, — быстро попросила Милена. — Пожалуйста, не говорите.
— Ну, не буду, — пообещал он и присел рядом на кучу тряпья. — Как поживаешь?
— Неважно, — не глядя больше в его сторону, ответила Милена. Она опять принялась стирать грим. Это взрослое занятие как будто прибавило ей несколько лет.
Она говорила отрывисто и тоже как-то не по годам желчно:
— Олю позавчера хоронили. Дома такая тоска. Почему я должна там сидеть?
Михаил успокоил ее, сказав, что, безусловно, она может делать что угодно. Но все же попросил рассказать, почему она отправилась именно в эту театральную студию.
Неужели увлеклась театром?
— Да, — бросила она, скатывая в комок очередной клок ваты. — А что мне еще делать? Знала, что есть эта студия, и пришла.
— Давно?
— Вчера! — Она отвечала уже с неприкрытой злобой, но при этом старалась говорить тихо. — Что вам еще от меня нужно? Я устала!
Михаил молча отошел от нее. Актеры уже расхватали стаканчики с шампанским. Директриса, обняв за плечи Ирину, говорила хвалебный тост в ее честь Та улыбалась и слегка взбалтывала в стаканчике шипящее «Советское шампанское». Михаила тоже заставили взять стаканчик и выпить. Он сделал это через силу — настроение было ни к черту. «Грубиянка, хамка! — твердил он про себя. — И на черта я с ней возился, зачем помогал! Только что не послала! Все они такие — и Милена, и Дашка, и Люба ничем не лучше этих соплюшек! Чем больше с ними носишься — тем больнее кусают! Да пошли они все!»
Он выпил и стал прощаться. Ирина, уже слегка опьяневшая, а может, просто возбужденная после спектакля, неожиданно схватила его за руки. Хватка у нее была сильная, хотя руки миниатюрные:
— Нет-нет, не отпущу! Вы же еще не знаете — у меня для вас подарок!
— Ну а это уже слишком. Я написал о вас только потому, что мне понравился спектакль. — Он пытался вежливо освободить руки, но она только крепче сжала пальцы — Михаил, я обижусь, если вы уйдете Специально для вас готовила подарок, на память о спектакле, а вы?!
Хотя бы спросите — что это такое?
Оказалось, что Ирина купила для него в антикварном магазине бронзовую японскую тушечницу начала века.
— Во-первых, вы человек пишущий, — ласково говорила она. — А во-вторых — это будет вам на память о нашем спектакле. Если бы вы знали, как я счастлива, что у нас все получилось! Мне так понравилась эта пьеса, но я совсем не верила, что все пойдет как нужно… Это просто фантастика, что мы это сделали! Правда? — обратилась она к артистам.
Те ее поддержали. Михаил взглянул в тот угол, где снимала грим Милена. Девочки там уже не было. Не было ее и среди веселящихся артистов Подошла поздороваться Наташа. Она уже не хромала и выглядела счастливой. В руке у нее похрустывал опустевший пластиковый стаканчик.
— Вы эту девочку новенькую ищете? — обратилась она к Михаилу. — Олину сестру? Она уже ушла. Съела пирожное и ушла. Сказала, что ее родители ждут.
— Кстати, как вам понравилась на сцене ваша протеже? — осведомилась Ирина — Для первого раза, да еще почти без подготовки — недурно!
Он согласился и спросил, как же Ирина решилась на такой смелый шаг — ввести новую актрису, которая только вчера попросилась в театр.
— С ее старшей сестрой вы поступили куда строже, — напомнил он Та отмахнулась:
— Ее старшая сестра не согласилась бы на такую маленькую роль! Тут нечего сравнивать. Там был просто какой-то фонтан амбиций, прости меня. Господи…А это просто застенчивый ребенок.
«Подожди, этот ребенок еще тебе покажет», — подумал он. Воспользовавшись тем, что женщина наконец выпустила его руки, он быстро попрощался и обещал не забывать их театр.
— При случае попробую устроить статейку про вас в какой-нибудь популярный журнал, — пообещал он. — Хотя с молодежной прессой я никогда не работал и связей там у меня мало.
Ирина заранее поблагодарила. Она виновато сообщила, что подарка у нее при себе нет — оставила дома, надеялась, что после фуршета Михаил к ней заедет — Вы же так отнекивались от приглашения, и я была не уверена, что вы вообще явитесь, — пояснила она. — Может, задержитесь на полчасика? Я даю слово — потом отвезу вас, куда скажете.
Но он отказался. Тогда она взяла с него слово, что завтра Михаил позвонит ей домой — она весь день будет дома — и скажет, куда подвезти подарок. На прощание Ирина крепко пожала ему руку, и он снова удивился — до чего сильные и жесткие эти маленькие пальцы!
* * *Она лично проследила за тем, чтобы ребята сложили весь мусор в пластиковый мешок — неприлично оставлять после себя грязь. От пирожных и бутербродов, не говоря уже о шампанском, не осталось ничего — аппетиту молодежи был превосходный, а шампанского на каждого пришлось всего по стаканчику. Директриса позаботилась о том, чтобы актеры не напились. Ирина попрощалась с подругой и вывела актеров из школы. При этом она очень напоминала маленькую суетливую курочку, которая возглавляет отряд изрядно переросших ее, голенастых цыплят.
— Теперь по домам, отдыхайте, — напутствовала она их. — Впереди три выходных. Во вторник собираемся в нашем кинотеатре, как обычно. Лида, вытри бровь, у тебя над глазом грим остался. Ну, счастливо!
И, не дожидаясь, когда все разойдутся, она уселась в машину. Если бы кто-нибудь из этих ребят знал, до чего ей не хотелось ехать домой! Она торопилась только для видимости. На самом деле ей некуда и незачем было спешить.
Однако ехала Ирина по привычке быстро — насколько позволяло движение.
Лучшая подруга — Татьяна — часто советовала ей завести кота. Ирина только усмехалась:
— А может, еще сову или ворона? Платок на голову — и я буду натуральная ведьма!
— Ну, так заведи собаку, — настойчиво твердила подруга. Она так давно знала Ирину, что ее маленький рост и горб Татьяну не смущали. Она воспринимала их как нечто должное и особо не деликатничала. Большинство людей, с которыми общалась Ирина, старались не замечать ее уродства. Но она видела — их взгляды все равно возвращались к ее спине, будто горб притягивал их. В лучшем случае, к ней относились с жалостью. Как-то, еще в институте, она услышала за спиной (или за горбом, если говорить точнее), как две сокурсницы обсуждали ее. Одна говорила:
— Ведь лицо у нее приятное, ты обращала внимание?
Могла бы нравиться мужчинам. Неужели это не лечится?
— Если б такое было у меня — я бы повесилась, — решительно отвечала ей другая. — Не представляю — как с этим жить?
Ирине тогда было всего двадцать лет. Поэтому она сбежала с лекции и долго мыкалась в сквере возле института. Она даже плакать не решалась. Ей было стыдно — прохожие увидят у нее на глазах слезы, и каждый подумает, что она, конечно, страдает из-за своего горба. Никому и в голову не придет, что у нее может быть другая причина плакать. Больной зуб, например. Заваленный экзамен.
Смерть родственника. О ней не станут судить, как о нормальном человеке. Пожалеют про себя и пойдут прочь, радуясь, что сами ходят без этого украшения между лопаток. И она не плакала. Ирина вообще плакала редко.
У родителей она была единственная. Других детей мать иметь не смогла. Вся ее любовь, вся жалость обрушивалась на Ирину, давила ее, не давая вздохнуть. Когда девушка, еще будучи студенткой, пожелала жить отдельно, отец купил для нее кооперативную квартиру. Ее переселение не вызвало никаких опасений у родителей. И это тоже оскорбило ее. Родители нормальной девушки забеспокоились бы — а вдруг дитя начнет водить парней, собьется с дороги? Ее родители по этому поводу не переживали. Возможно, они бы даже радовались, если бы Ирина стала жить с каким-нибудь парнем. Но она этого не делала. Даже не пыталась. Хотя был один момент, о котором она даже теперь вспоминала со жгучим стыдом, хотя с того вечера прошло почти двадцать лет.
На всем курсе она одна имела отдельную квартиру. И неудивительно, что многие курсовые вечеринки проходили именно у Ирины. Она с увлечением готовилась к ним.
Денег, благодаря родителям, у нее тоже было больше, чем у других студентов. Она закупала продукты, вино, водку, даже цветы. Прибирала и украшала свое жилье. Наряжалась. В то время Ирина еще пускалась на маленькие уловки, чтобы как-то скрыть свой горб. Отрастила волосы до пояса, сделала химическую завивку и носила их распущенными. Она надеялась, что эта прическа как-то прикроет спину. Однако увечье было слишком заметным, и она обманывала только саму себя. «Парашют», как она называла свой горб, был все равно заметен сквозь жидкие кудри.
В тот вечер она причесалась тщательнее обычного.
Нарядилась в свободное цветастое платье, скрывающее фигуру. Надела туфли на самых высоких каблуках, какие только могла вытерпеть. К ней пришла почти вся ее группа — отмечали окончание учебного года. И конечно, пришел Володя.
Он был иногородний, приехал из Куйбышева. Конечно, там был свой педагогический институт. Но его манила Москва, и он этого не скрывал.
— Еще успею пожить на родине, — говорил он девчонкам в доверительной беседе. — Хоть будет что вспомнить.
На факультете русского языка и литературы, где училась Ирина, он был единственным представителем сильного пола.
Остальные парни в основном учились на факультетах иностранных языков и географическом. Татьяна усматривала в этом тонкий расчет — она вообще была подозрительна.
— Вот увидишь, он женится на москвичке, затем и полез в наш малинник, — убеждала она в тот вечер Ирину, помогая ей резать салат. Остальные девчонки накрывали на стол, подкрашивались, поправляли прически. Многие пригласили парней с других факультетов — не танцевать же друг с дружкой! Татьяна пришла без кавалера.
— Ну и пусть женится, — улыбалась Ира, поглядывая на дверь. Володя уже пришел. Наверное, разбирал пластинки в большой комнате.
— В таком случае ему нужна невеста с приданым, — заметила Татьяна, сурово кромсая ножом редиску. — По-моему, сам он гол как сокол. Правда, симпатичный, не спорю. Он тебе нравится?
Он ей правился. Правда, Ира старалась об этом не думать, да и не стоило думать. Она это знала и без глубоких раздумий. Среднего роста, коренастый — не чета задохликам-очкарикам! Выгоревшие на солнце каштановые волосы, изумительная сахарная улыбка, ямка на подбородке. И он действительно любил литературу. И еще театр. Пожалуй, не меньше, чем Ирина — самая страстная театралка на курсе.
— В принципе, тебе он идеально подходит, — неожиданно бросила Татьяна.
Ира грохнула разделочной доской — та просто выскользнула у нее из рук. Татьяна решила, что подружка обиделась, и примирительно добавила:
— А что такого? Тебе он нравится, сама говоришь. Ты обеспечена по горло. Родители помогают. Тебе и муж-учитель не страшен!
— Ты с ума сошла, — нервно выговорила Ира. Она пыталась улыбаться, но улыбка сползала на сторону. — Ты что — издеваешься?!
Но Татьяна и не думала издеваться. Как выяснилось, она просто не брала в расчет физический недостаток лучшей подруги. Она забыла о нем — именно из-за этой способности Ира так с ней сдружилась. При ней она не ощущала себя несчастной калекой.
— Знаешь, что? — азартно предложила Татьяна, когда Ира немного успокоилась. — Я с ним побеседую. Да ты не бойся, просто выясню, как он к тебе относится. Не поташу в ЗАГС на аркане, не переживай! Все сделаю аккуратненько.
Ира назвала ее дурой, но Татьяна не обиделась.
Вечеринка прошла блестяще. Стол был настолько заставлен блюдами, что некоторые закуски пришлось ставить в два этажа… Кто хотел — выпивал, закусывал. Кто наелся — тут же шел танцевать. В соседней комнате горел ночник — Ира не умела засыпать без света. Там медленно переступали на месте две тесно слитые парочки, которым мешал яркий свет и лишние зрители. Туда она и не думала заглядывать. Ей там нечего было делать.
— Потанцуем? — предложил Володя.
— Ты меня? — Она застыла с вилкой, на которую был насажен кусок рыбы. Никогда в жизни ее не приглашали на медленный танец.
Оказалось, что он приглашает именно ее. Она отложила вилку, встала, откинула за спину волосы. Ладони мгновенно сделались мокрыми и горячими, она украдкой вытерла их о платье. Чувствовала себя абсолютной дурой. Клоуншей — только рыжего парика не хватает. Уродиной. Старой девой. Все на нее смотрели, и это сковывало ее движения: Она танцевала намного хуже, чем умела, и проклинала себя за то, что согласилась. Это оказалось слишком горько, чересчур похоже на пародию. Это было не для нее.
Музыка смолкла. Нужно было переставить пластинку. Этим занимался Володя, и все танцующие заторопили его, стали делать заказы. Он отпустил Иру и поднял руку:
— Все, все! Ставлю «Гаммаполис»!
Эта пластинка венгерской «Омеги» появилась у Иры на днях — отец купил по знакомству, за бешеные деньги, зная, как дочь увлекается музыкой. К ней еще не успели привыкнуть и ставили весь вечер. Самым увлекательным было то, что среди парней, которых привели с собой Ирины подруги, оказался венгр — студент их же института. Дьюла бойко говорил по-русски и охотно переводил на слух слова песен; Девчонки были в восторге. Особенно всех растрогала песня «Гаммаполис-1». Космонавт прощается со своей девушкой: «Быть может, ты уже моя, но „Гаммаполис“ ждет меня. Если тебе станет грустно — посмотри в окно, и ты увидишь те края, где „Гаммаполис“ ждет меня». Примерно так декламировал подвыпивший Дьюла.
— Потанцуем еще? — предложил Володя, когда поставил пластинку. Уже пошло вступление, и она с удивлением увидела свою руку — рука сама собой поднималась и тянулась к его плечу. «Я ведь не хотела больше танцевать…»
Володя обнял ее за талию. Нагибаться ему не пришлось — в конце концов, он тоже не слишком вышел ростом.
— Знаешь, со мной тут говорила Танька, — сообщил он, наклоняясь к ее лицу.
«Какой стыд, боже мой…» — мелькнуло у нее, и она уставилась в пуговицу на его рубашке. "
— Она, по-моему, выпила лишнего, — продолжал Володя, чутко выбирая направление танца, чтобы не столкнуться с другими парами. Танцевали почти все — даже те, кто до сих пор интересовался только закусками.
— Может быть, — шепнула Ира. — Я видела, она пила водку.
Их вынесло в коридор. Здесь было сумрачно и прохладно. Ирина отошла к стене и прижалась к ней спиной.
Так ей было легче. Теперь у нее как будто совсем не было спины. Во всяком случае, никто не мог на нее смотреть.
«Я тоже хлебнула лишнего, — думала она, глядя, как в двери одна задругой возникают танцующие пары. — Скорее бы все они ушли. Плакать хочется».
— Жарко… Кстати, ты знаешь, Танька мне тебя сватала, — сообщил Володя, промокая шею носовым платком и показывая свои сахарные зубы. — Представляешь?
Рехнулась девка. Говорит, что ты бы за меня пошла. Совсем пьяная, на ногах не стоит! Я ей сказал, чтобы она никому про эту фишку не говорила — а то смеху будет! Сваха отыскалась! И откуда она это взяла?!
— В самом деле, — твердым возмущенным голосом ответила Ира. — Откуда? Слушай, может, ей плохо? По-моему, она в ванной. Спасибо, что предупредил, она и впрямь напилась!
Она улыбнулась ему и бросилась в ванную. Дернула дверь, зажгла свет. Никого здесь не было. Она заперлась изнутри, пустила в ванную мощную струю воды, умылась.
Хотела выйти к гостям, но не выдержала — села возле стены, прислонилась пылающей щекой к скользкому холодному кафелю. Володя говорил с ней дружески, без тени издевки. Он в самом деле хорошо к ней относился. Он просто хотел предупредить распространение сплетни, которую пустила пьяная Татьяна. Он говорил с ней, как с хозяйкой вечеринки, со «своим парнем». Он потанцевал с ней, чтобы сделать приятное, отблагодарить за угощение. Он ничем ее не обидел. Предлагал вместе посмеяться над недоразумением. И даже не смотрел на ее горб. Но в эти минуты Ира всерьез хотела умереть. Что нужно сделать?
Есть бритва. Можно повеситься — при ее росте она легко найдет подходящее место. Да хоть на сушилке для полотенец! Она думала об этом деловито, без эмоций, как будто самоубийство было чем-то обыденным и необходимым — вроде подкрашивания губ, подтяжки чулок. Еще одна косметически-гигиеническая мера. «Так больше жить нельзя, и я не хочу так жить!» Ее взгляд метался по стенам ванной. В дверь постучали, она услышала девичий голос: