Тихая гавань - Николас Спаркс 14 стр.


Мясо лежало в маринаде со вчерашнего дня: красное вино, апельсиновый и грейпфрутовый соки, соль и перец. От фруктовых кислот мясо станет нежным и приобретет приятный запах. Глубокая миска с мясом стояла на нижней полке холодильника.

Кэти положила в холодильник остальные покупки, передвинув прежние продукты поближе к краю, свернула пакеты и убрала под раковину. Взяла из ящика нож. Разделочная доска стояла под тостером, Кэти переложила ее поближе к плите. Она порезала картофелины пополам — немного, на две порции, — смазала маслом глубокую сковороду, включила духовку и сдобрила картофель петрушкой, солью, перцем и чесноком. Картошку лучше поставить сейчас, до стейков, а потом разогреть. Мясо надо еще пожарить.

Кевин любил, чтобы салат был мелко нарезан, с кусочками голубого сыра, крутонами [4] и итальянской заправкой. Кэти порезала помидор пополам и покрошила четверть огурца, завернув остаток в пленку и убрав в холодильник. Открывая дверцу, она увидела Кевина, прислонившегося к дверному косяку. Одним долгим глотком он допил водку, остававшуюся в бокале, продолжая смотреть на жену ничего не пропускающим взглядом.

Он не знает, что я выходила из парикмахерской, напомнила себе Кэти. Он не знает, что я купила сотовый. Он бы что-нибудь сказал. Он уже сделал бы что-нибудь.

— Стейки сегодня? — спросил он наконец.

Кэти закрыла холодильник и суетливо заходила по кухне, стараясь выглядеть занятой. Обгоняя свои страхи.

— Да, — отозвалась она. — Духовку я только что включила, придется подождать несколько минут. Сперва нужно поставить картошку.

Кевин смотрел на нее.

— Красивые волосы, — похвалил он.

— Спасибо. Мастерица хорошая попалась.

Кэти вернулась к разделочной доске и стала нарезать половинку помидора тонкими длинными ломтиками.

— Не слишком толсто, — предупредил он, кивнув на помидор.

— Я знаю, — улыбнулась она.

Кевин снова подошел к морозильнику. Ледяные кубики вновь звякнули о стекло.

— О чем ты говорила с парикмахершей?

— Да так, ни о чем. Ты же знаешь стилисток, болтают обо всем подряд.

Он потряс бокал. Лед зазвенел.

— Обо мне говорила?

— Нет, — ответила Кэти.

Она знала, что ему бы это не понравилось. Кевин кивнул, снова достал бутылку водки, поставил рядом со своим бокалом и подошел к Кэти сзади. Он стоял, глядя из-за ее плеча, как она нарезает помидор. Маленькие кусочки, не больше горошины. Она чувствовала его дыхание на своей шее и едва не поморщилась, когда он положил руки ей на бедра. Зная, что она обязана делать, Кэти отложила нож и повернулась к нему, обняв его за шею. Она поцеловала мужа, немного пощекотав его кончиком языка, зная, что ему так нравится. О том, что сейчас последует пощечина, Кэти не догадывалась, пока оглушительная оплеуха не обрушилась ей на щеку. Щека горела, горячая и красная. Кожу больно щипало. Пчелиные укусы.

— Целый день из-за тебя коту под хвост! — заорал Кевин, хватая ее повыше локтей и стискивая. Губы кривились, глаза уже налились кровью. Он дышал водкой ей в лицо; в следующее мгновение вонючий плевок попал Кэти в глаза. — Мой единственный выходной, а ты именно сегодня решила укладывать свои патлы черт-те где посреди города! А потом еще по магазинам таскаться!

Кэти извивалась, пытаясь выбраться, и он ее отпустил. Покачав головой, играя желваками на щеках, он продолжал:

— Ты когда-нибудь уразумеешь, что я хочу иногда отдыхать по выходным? Ну вот нельзя меня не грузить в свободный день?

— Извини, — сказала она, держась за щеку. Она не стала напоминать, что на неделе дважды спрашивала, можно ли съездить в салон в выходной, и что сам Кевин заставляет ее менять салоны, не желая, чтобы у нее появились подруги. Чтобы кто-нибудь узнал о ее жизни.

— «Извини», — передразнил он, с ненавистью глядя на жену. — Господи Иисусе, — сказал он, — неужели так трудно думать иногда о других, а не только о себе?

Он попытался ее схватить. Кэти увернулась и кинулась прочь, но он нагнал ее и ударил, быстро и сильно. Кулак, как поршень, выстрелил в поясницу. Кэти задохнулась. Сбоку надвинулась чернота, словно ее ударили ножом. Она рухнула на пол с разрывающейся от боли почкой. Боль отдавала в ноги и позвоночник. Мир закружился, и когда Кэти пыталась подняться, от каждого движения становилось только хуже.

— Какая же ты эгоистичная мразь! — орал муж, стоя над ней.

Кэти не отвечала. Она не могла ничего сказать. Не могла дышать. Она закусила губу, чтобы сдержать крик, думая, что завтра будет мочиться кровью. Боль резала бритвой, но Кэти не кричала, потому что от этого Кевин делался только злее.

Он постоял над ней, затем с отвращением шумно вздохнул, взял бокал и бутылку водки и вышел из кухни.

У Кэти ушла почти минута на то, чтобы собраться с силами и подняться на ноги. Когда она вновь принялась резать салат, ее руки дрожали. В кухне было холодно. Острая боль в спине пульсировала в такт биению сердца. Неделю назад муж ударил ее в живот так, что остаток ночи ее рвало. Кэти тогда упала на пол, а он схватил ее за запястье и попытался поднять. Повыше кисти остались синяки в форме пальцев. Чертова метка.

Слезы катились по щекам. Заканчивая резать помидор, Кэти переминалась с ноги на ногу, чтобы боль не усиливалась. Теперь огурец. Маленькими кусочками. Салатные листья тоже требовалось сначала порезать полосками, а потом еще мелко поперек. Он так любит. Кэти вытерла слезы тыльной стороной ладони и медленно двинулась к холодильнику, откуда достала пакет с голубым сыром, а в буфете взяла крутоны.

В гостиной Кевин прибавил звук.

Духовка прогрелась, и Кэти задвинула в огненные недра противень и включила таймер. Когда жар ударил в лицо, она почувствовала, что щеку до сих пор щиплет, но подумала, что следа, скорее всего, не останется. Кевин точно рассчитывал силу удара. Она гадала, учился он этому, что ли, владеют ли этим знанием другие мужчины, и есть ли тайные курсы с инструкторами, специализирующимися на обучении таким вещам? Или Кевин один такой?

Режущая боль в спине наконец начала ослабевать, перейдя в пульсирующую, и Кэти смогла нормально вздохнуть. В щелястое окно дуло, небо было темно-серым. Снежные хлопья тупо стучали в стекло. Она осторожно выглянула в гостиную, увидела, что Кевин сидит на диване, и прислонилась к кухонному столу. Сбросив туфлю, она принялась растирать пальцы, чтобы согреть ступню, потом сделала то же самое с другой ногой.

Она вымыла и порезала зеленую фасоль и плеснула оливкового масла на сковороду. Она начнет готовить фасоль, пока стейки еще жарятся. Кэти снова попыталась не думать о телефоне под раковиной.

Она вынимала противень из духовки, когда Кевин снова вошел в кухню с полупустым бокалом. Глаза у него уже были стеклянными. Значит, выпил уже раза четыре или пять, точнее Кэти сказать не могла. Она поставила противень на плиту.

— Уже скоро, — сказала она нейтральным тоном, словно ничего не произошло. По опыту она знала — если проявить обиду или гнев, это только выведет Кевина из себя. — Мне надо дожарить стейки, и ужин готов.

— Извини, — сказал он, слегка покачиваясь.

Она улыбнулась:

— Ничего. Ты устал за последние недели. У тебя было много работы.

— Это у тебя новые джинсы? — плохо справляясь с разделением слов, спросил он.

— Нет, — ответила Кэти. — Я их уже давно ношу.

— Тебе идет.

— Спасибо, — сказала она.

Он сделал шаг к ней.

— Ты такая красивая. Ты знаешь, что я тебя люблю?

— Знаю.

— Я не хочу тебя бить, но иногда ты просто головой не думаешь.

Она кивнула, глядя в сторону, пытаясь придумать, чем занять руки, вспомнила, что пора накрывать на стол, и двинулась к шкафчику у раковины.

Кевин подошел сзади, когда она доставала тарелки, и развернул жену к себе лицом, прижав теснее. Кэти резко выдохнула, затем изобразила удовлетворенный вздох, зная, что он предпочитает слышать подобные звуки.

— Нужно было сказать, что ты меня тоже любишь, — прошептал он, целуя ее в щеку.

Она обняла его за шею, чувствуя, как он давит всем телом, зная, чего он хочет, и сказала:

— Я люблю тебя.

Его рука поднялась к ее груди, но вместо обычных болезненных щипков Кевин принялся нежно ласкать ее. Несмотря ни на что, сосок напрягся, и Кэти, при всем отвращении к себе, ничего не могла поделать. Обжигающее дыхание Кевина было пропитано перегаром.

— Господи, какая ты красивая! Ты всегда была красивая, с самой первой минуты, как я тебя увидел. — Он прижался теснее, и она почувствовала его эрекцию. — Давай-ка отложим стейки, подождут они своей духовки, — решил он.

— Я думала, ты голодный, — сказала Кэти, изобразив игривую интонацию.

— Сейчас у меня разыгрался иной аппетит, — прошептал он, расстегивая и распахивая ее блузку. Он взялся за молнию джинсов.

— Не здесь, — попросила она, откидывая голову и позволяя целовать себя. — В спальне, ладно?

— Может, на столе? Или давай здесь, на кухонной стойке!

— Пожалуйста, милый, — пробормотала она, стоя с закинутой головой, пока Кевин целовал ее шею. — Это неромантично.

— Зато сексуально, — возразил он.

— Ну, вдруг нас увидят через окно?

— Какая ты скучная, — сказал он.

— Пожалуйста, — просила она. — Ради меня. Ты же знаешь, как ты заводишь меня в постели.

Он поцеловал ее снова, расстегивая лифчик. Застежка находилась спереди: он не любил бюстгальтеров с застежкой на спине. Холодный сквозняк коснулся ее груди. Кэти видела похоть на лице Кевина. Он лизнул ее губы и повел в спальню.

Он почти обезумел, когда они вошли, и рывками стащил с нее джинсы сперва до колен, затем до щиколоток. Он сжал ее груди, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Потом он повалил ее на кровать. Кэти задыхалась, стонала, повторяла его имя, зная, что Кевин так любит, потому что не хотела, чтобы он рассердился, не хотела пощечин, тумаков или пинков, не хотела, чтобы он знал о телефоне. Почку все еще простреливало болью, но Кэти маскировала крики от боли сладострастными стонами, произнося слова, которые он хотел слышать, заводя его, пока он не начал содрогаться. Когда все закончилось, Кэти поднялась, оделась и поцеловала мужа, а затем вернулась в кухню и поставила стейки в духовку.

Кевин ушел в гостиную и выпил еще водки. За столом он рассказывал о работе, а после ужина сел смотреть телевизор, пока жена убирала на кухне. Потом он захотел, чтоб Кэти посидела с ним и посмотрела телевизор, пока не пришло время ложиться спать.

В спальне он захрапел буквально через минуту, безразличный к молча плачущей Кэти, безразличный к ее ненависти, к ее отвращению к себе. Не подозревающий о деньгах, которые она крала у него и откладывала почти целый год, о краске для волос, которую незаметно подбросила в тележку с продуктами месяц назад и спрятала в шкафу, о сотовом телефоне, спрятанном под кухонной раковиной. Не ведающий о том, что всего через несколько дней, если все пойдет так, как она рассчитывает, он никогда больше ее не увидит и не ударит снова.

19

Кэти и Алекс сидели рядом. Небо казалось бескрайним черным шатром, усеянным светящимися точками. Много месяцев Кэти запрещала себе вспоминать, думая только о страхе, от которого удалось избавиться. Она не хотела помнить Кевина, не хотела думать о нем. Она хотела стереть его из памяти, словно он не существовал. Но воспоминания не уходили.

Весь рассказ Алекс слушал молча; их кресла была развернуты друг к другу под углом. Кэти говорила, не замечая, что плачет. Она говорила без эмоций, почти как в трансе, словно все это происходило с кем-то другим. Когда она закончила, Алексу было физически дурно. За свою жизнь он слышал много подобных рассказов, но на тот раз все было иначе. Она была не просто жертвой, она была его другом, женщиной, которую он полюбил.

Она не решалась поднять на него глаза. Алекс заправил выбившуюся прядку ей за ухо. От прикосновения Кэти слегка вздрогнула, но тут же расслабилась. До Алекса донесся вздох, на этот раз усталости. Она устала говорить. Она устала от прошлого.

— Ты правильно сделала, что ушла от него, — сказал он. Его голос был мягким. Понимающим.

— Да, — ответила она после паузы.

— Твоей вины в этом нет.

Она смотрела в темноту.

— Нет, — возразила она. — Я виновата. Я сама его выбрала. Я вышла за него. Я позволила этому случиться один раз, второй, а потом стало слишком поздно. Я готовила для него, убирала дом для него. Я спала с ним, когда бы он ни захотел, делала все, что он желал. Я позволила ему думать, что мне это нравится.

— Ты делала это, чтобы выжить, — сказал он ровно.

Она снова замолчала. Сверчки пронзительно пели, цикады стрекотали в деревьях.

— В жизни не думала, что попаду в такую ситуацию. Мой отец был пьяницей, но руки никогда не распускал. Я оказалась… слишком слабой. Не знаю, как я могла такое допустить.

Голос Алекса стал еще мягче.

— Потому что прежде ты любила его. Потому что верила, когда он обещал, что это не повторится. Потому что он постепенно становился все более жестоким и все сильнее ограничивал твою свободу, но делал это достаточно медленно, поддерживая впечатление, что все еще может измениться. Ты поздно поняла, что этого никогда не произойдет.

От его слов Кэти всхлипнула и опустила голову. Плечи затряслись. При виде ее страданий у Алекса сжалось горло от гнева на жизнь, которой она жила, и от печали, что она по-прежнему живет ею. Он хотел обнять ее, зная, что сейчас, в этот момент, сделает все, что она захочет. Она была хрупкой, уязвимой. Она была в отчаянии.

Лишь через несколько минут Кэти справилась со слезами. Веки покраснели и опухли.

— Зря я столько тебе рассказала, — сказала она дрожащим голосом.

— Я рад, что ты выговорилась.

— Потому что ты и так уже все знал.

— Догадался.

— Тебе незачем знать такие подробности.

— Ничего страшного.

— Я ненавижу его, — произнесла Кэти. — Но и себя ненавижу. Я же говорила, мне лучше жить одной. Я не та, которой ты меня считал. Я не та женщина, которую, как тебе казалось, ты знаешь.

Кэти готова была разрыдаться снова, и тогда Алекс поднялся и потянул ее за руку. Она встала, не глядя на него. Он подавил гнев на ее муженька.

— Слушай, — тихо сказал он, пальцем приподняв ее лицо за подбородок и дождавшись, что она наконец на него взглянула. — Не существует ничего, что может изменить мое к тебе отношение. Потому что это не ты. Раньше это была не ты. Ты — женщина, которую я узнал. Женщина, которую я люблю.

Кэти жадно слушала, желая верить, чувствуя, что Алекс говорит правду. Что-то внутри нее подалось. И все же…

— Но…

— Никаких «но», — возразил он. — Потому что нет никаких «но». Ты смотришь на себя как на женщину, которая не могла убежать. Я вижу смелую женщину, которая спаслась. Ты считаешь, что должна мучиться стыдом и виной, потому что допустила подобное, а я вижу добрую, красивую женщину, которая должна гордиться, остановив зло раз и навсегда. Немногие женщины находят в себе мужество сделать то, что сделала ты. Вот что я вижу и всегда видел, глядя на тебя.

Она улыбнулась:

— Похоже, тебе нужны очки.

— Знаешь, не суди по моей седине — глаза меня еще не подводят. — Алекс медленно наклонился к ней, внимательно наблюдая за реакцией, и, увидев, что Кэти не против, наклонился и поцеловал ее, нежно и коротко. Ласково. — Мне очень жаль, что тебе пришлось столько вынести.

— Я до сих пор это несу.

— Думаешь, он тебя ищет?

— Я не думаю, я знаю. Ищет и никогда не остановится. — Кэти помолчала. — У него не все в порядке… Он… тронутый.

Алекс подумал:

— Это, конечно, не мое дело, но ты никогда не обращалась в полицию?

Кэти чуть сникла.

— Отчего же, — ответила она. — Позвонила однажды.

— И они ничего не сделали?

— Они приехали к нам домой, поговорили со мной и убедили не выдвигать обвинений.

Назад Дальше