воды. Чудачка. Она пошла прямо на кухню, будто бы
была здесь сто раз, пока не остановилась перед моей
потрёпанной кофеваркой. Указала на шкаф над ней,
и я кивнул. Девушка выбрала кружку Доктора Сьюза
( Прим. ред.: Теодор Зойс Гайзель — американский
детский писатель и мультипликатор) — умная
девочка. Я предпочитал Уолта Уитмена ( Прим. ред.:
американский поэт, публицист) с трещиной на
ободке. Я наблюдал, как она подняла кофейник с
нагревателя и начала, не глядя, наливать кофе. И
смотрела в окно. Правда, когда жидкость достигла
края кружки, её рука автоматически отодвинулась. Я
вздохнул с облегчением. Чувства веса и времени
были развиты до совершенства в этой странной
маленькой головке. Закончив, она прислонилась
спиной к столешнице и выжидающе посмотрела на
меня.
— В тот день...
— Что? — спросил я. — Это ты ушла.
— Был не подходящий день.
Каким чёртовым образом она мыслит?
— А сегодня подходящий?
Девушка пожала плечами.
— Может быть. Мне просто захотелось прийти.
Она прошла и села напротив меня за шаткий
обеденный столик, который пережил со мной три
разрыва отношений. Если у меня с этой девушкой
что-нибудь сложится, то я куплю новый стол. Я
слишком часто занимался на нём сексом, чтобы
оставить его, если у меня будут длительные
отношения.
— Это глупый мир, — сказала она и провела
пальцем по краю стола, будто читала по Брайлю
( Прим. ред.: шрифт Брайля — рельефно-точечный
тактильный шрифт, предназначенный для письма и
чтения незрячими и плохо видящими людьми.
Разработан в 1824 году французом Луи Брайлем,
сыном сапожника).
Я ждал продолжения, но она больше ничего не
сказала. Мой лоб прорезали морщины. Я ощущал,
к а к складки кожи приближались одна к другой.
Девушка попивала кофе, уже думая о чём-то другом.
— Ты когда-нибудь заканчиваешь мысль?
Она серьёзно обдумала мой вопрос и томно
сделала ещё один глоток.
— У меня их много.
— Заверши последнюю, а затем…
— Я не помню, что там было.
Девушка допила свой кофе и потом встала,
чтобы уйти.
— Увидимся во вторник, — бросила она,
направляясь к двери.
— А что во вторник? — крикнул я ей вслед.
— Ужин в твоём доме. Я не ем свинину.
Я услышал, как за её спиной хлопнула
москитная сетка. Макс залаял и, царапая плитку
когтями, бросился мимо меня к двери. Откинувшись
на спинку стула, я улыбнулся. Я тоже не ем свинину.
За исключением бекона, конечно. Все едят бекон.
Девушка появилась во вторник ровно в шесть. Я
понятия не имел, когда ожидать её, по этому
приготовил суши из лосося, который купил утром на
рынке. Я как раз заворачивал начинку в лист из
водорослей, когда она вошла. Я услышал, как
хлопнула сетка, и залаял Макс.
Она толкнула бутылку виски через столешницу.
— Большинство людей приносят вино, —
сказал я.
— Большинство людей слабаки.
Я подавился смехом.
— Как тебя зовут?
— Бренна. А тебя?
— Ты уже знаешь моё имя.
Частично верно. Она знала, что это мой
псевдоним.
— Настоящее имя, — добавила девушка.
— Ник Ниссли.
— Гораздо лучше, чем Джон Кардэ. От кого ты
скрываешься?
Бренна отвинтила крышку «Джека » ( Прим.
ред.: « Jack Daniel’s»— вид американского виски
, выпускается в винокурнях города Линчберг
, штат Теннесси
, США
, с XIX века
. Напиток изготавливается из 80 % кукурузы, 8 %
ячменя и 12 % ржи на основе чистой ключевой воды
и в итоге содержит около 40 % алкоголя ) и сделала
глоток прямо из бутылки.
— Ото всех.
— Я тоже.
Я смотрел на неё краем глаза, пока разливал соевый
соус в две формочки. Она молода, намного моложе
меня. От кого ей скрываться? Вероятно, от
экс-бойфренда. Ничего серьёзного. Скорее всего,
просто парень, который не хотел её отпускать. У
меня есть бывшие, которые, вероятно, хотели бы
скрыться от меня. Это была поверхностная мысль,
потому что будь эта женщина действительно так
проста, она бы меня не заинтересовала. Я увидел её,
стоящую неподвижно на месте, и этим она привела
мои мысли в движение. Я уже написал более
шестнадцать тысяч слов с тех пор, как Бренна вошла
в мой дом, а затем исчезла. Большой прогресс,
учитывая, что я находился в авторском ступоре весь
последний год своей жизни.
Нет, если эта женщина сказала, что скрывается,
значит, так оно и есть.
— Бренна, — позвал я ночью, когда мы лежали в
постели.
— Мммм.
Я снова произнёс имя девушки, водя пальцем по её
руке.
— Почему ты продолжаешь повторять моё имя?
— Потому что оно красивое. Я слышал Брианна, но
Бренна – никогда.
— Что ж, поздравляю, — она скатилась с кровати и
потянулась за юбкой. Юбка была тем, с чего всё
началось. Я видел юбку и хотел знать, что
находилось под ней.
— Куда ты собралась?
Уголок её рта приподнялся.
— Я похожа на девушку, которая остаётся на ночь на
первом свидании?
— Нет, мэм.
Она собрала свою одежду с пола, а затем я проводил
её к двери.
— Могу я отвезти тебя домой?
— Нет.
— Почему нет?
— Не хочу, чтобы ты знал, где я живу.
Я почесал затылок.
— Но ведь ты знаешь, где живу я.
— Совершенно верно, — ответила она.
Приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.
— Вкус « Бестселлера по версии Нью-Йорк Таймс»,
— произнесла она. — Спокойной ночи, Ник.
Я смотрел ей вслед, и меня раздирали
противоречивые чувства. Действительно ли я просто
позволил женщине выйти из моего дома в середине
ночи, а не отвёз её домой? Я не видел машину. Мою
мать хватил бы инфаркт. Я почти ничего о ней не
знал, но у меня не было никаких сомнений, что ей не
понравится, если я поскачу галопом вслед за ней на
своём воображаемой скакуне. И почему, чёрт возьми,
она без машины? Я вернулся на кухню и начал
убирать наши тарелки. Мы съели только половину
суши, прежде чем я перегнулся через стол и
поцеловал её. Она даже не удивилась, просто
уронила палочки и вернула поцелуй. Остальная часть
нашей ночи была полна изящества. Благодаря ей.
Бренна раздела меня на кухне, но не позволила
раздеть её, пока мы не добрались до спальни. Потом
она заставила меня сесть на край кровати, и стала
раздеваться сама. Её спина ни разу не коснулась
простыней. Действительно помешанная на контроле
женщина.
Я положил последнюю тарелку в посудомойку и сел
за свой рабочий стол. В голове быстро возникали
идеи. Если бы я не записал их, то потерял бы. Я
написал десять тысяч слов, прежде чем взошло
солнце.
Через неделю мы вместе отправились в Сиэтл. Это
была её идея. Мы поехали на моей машине, потому
что она сказала, что у неё таковой не имеется.
Казалось, что Бренна нервничала, сидя на переднем
сиденье и сложив руки на коленях. Когда я спросил
её, хотела ли она, чтобы я включил радио, девушка
ответила отрицательно. Мы ели русские пирожные
из бумажных пакетов и наблюдали, как паромы
пересекали пролив, дрожа, и стоя так близко друг к
другу, как только было можно. Наши пальцы были
настолько жирными, что когда мы доели, нам
пришлось прополоскать их в фонтане. Она смеялась,
когда я плеснул воду ей в лицо. Я мог бы написать
ещё десять тысяч слов, только слушая её смех. Мы
купили на рынке пять фунтов креветок и поехали
обратно ко мне домой. Я не знал, почему, чёрт
возьми, я попросил пять фунтов, но тогда это
казалось хорошей идеей.
— У тебя тоже она есть, — сказал я, когда мы вместе
чистили креветки над раковиной на моей кухне. Я
провёл пальцем вдоль креветки, указывая на тёмную
линию, которую необходимо вычистить. Она
нахмурилась, глядя на креветку в своих руках.
— Это называется «Испорченная Кровь».
— Испорченная Кровь, — повторила Бренна. — Не
похоже на комплимент.
— Возможно, но не для некоторых.
Она обезглавила креветку взмахом ножа и бросила её
в миску.
— Именно твоя тьма притягивает меня. Твоя
Испорченная Кровь. Но иногда она может погубить
своего хозяина.
Бренна отложила нож и вымыла руки, вытерев их о
свои джинсы.
— Мне нужно идти.
— Хорошо, — ответил я. И не двигался, пока не
услышал, как хлопнула дверь с сеткой. Я не
огорчился, что мои слова вынудили её сбежать.
Бренна не любила раскрывать душу. Но она
обязательно вернется.
КНИГА НИКА
Она не вернулась. Я пытался убедить себя, что
мне всё равно. Ведь вокруг полно женщин. Полно.
Женщины всюду, куда ни глянь. У каждой есть кожа
и кости, и уверен, что у некоторых из них, даже есть
серебряные пряди в волосах. А если такой пряди нет,
то уверен, что смог бы убедить их покрасить волосы.
Но когда убеждаешь себя, что тебе всё равно, это
лишний раз доказывает обратное. Каждый раз, когда
я оказывался на кухне, то ловил себя на том, что
выглядывал в окно, чтобы проверить, не стояла ли
она под дождём, осуждающе разглядывая сорняки,
проросшие на дорожке. Я так долго смотрел на эти
сорняки, что, в конце концов, не побоявшись дождя,
вышел и выдернул их один за другим. На это у меня
ушла вся вторая половина дня, и, в результате , я
подхватил насморк. Зато расчистил тропинку для
женщины.
Мне хотелось пойти и поискать её, но я ничего
о ней не знал. Всё то, немногое, что она рассказала о
себе, легко уместилось бы на моей ладони и осталось
бы ещё много места. Её зовут Бренна. Она пришла из
ниоткуда. Ей нравилось быть сверху. Она ела хлеб;
отрывая от него маленькие кусочки и укладывая их
на середину языка. Я задавал ей вопросы, но Бренна
умело переводила тему на меня. Мне слишком
сильно хотелось дать ей ответы, и в процессе я
забывал добиваться ответов от неё. Девушка
управляла мной, словно я какой-то самовлюблённый
тромбон. Ту-у-у, ту-у-у, ублажая моё самолюбие.
Должно быть, она считала меня дураком всё это
время.
Ту-у-у, ту-у-у.
Я вернулся в парк, в надежде снова столкнуться
с ней. Но что-то подсказывало мне, что тот день в
парке был счастливой случайностью. Это был не её
день, чтобы быть там, и он был не моим. Мы
встретились, потому что так было нужно, а я взял и
напортачил, сказав ей, что у неё Испорченная Кровь.
Я думал, что она знала. О, Боже. Если бы у меня был
ещё один шанс с ней, я бы слова не сказал. Молчал
бы и слушал. Мне хотелось познакомиться с ней
поближе.
Я часто садился за ноутбук и написал больше, чем за
несколько прошедших лет. Слова просто появлялись
на листе одно за другим, и я ощущал себя
писателем-Богом. Мне нужно больше времени с этой
женщиной. Наверное, если бы я провёл с ней год, то
написал бы столько книг, что хватило бы на целую
библиотеку. А если представить себе целую жизнь.
Она предназначена для меня. Я очистил весь двор от
сорняков, прибрался в шкафах, купил новый стол со
стульями для кухни. Дописал свою книгу. Отправил
её по электронной почте редактору. И продолжал
задерживаться
у
кухонного
окна,
тщательно
перемывая и без того чистую посуду.
Я снова встретил её на Рождество. Настоящий
рождественский день, когда готовят индейку,
украшают ёлки и заворачивают никому не нужные
или нежеланные подарки в яркую цветную бумагу. У
меня есть мать, отец и сестры-близнецы с
рифмующими именами. Я ехал к их дому на
рождественский ужин, когда увидел Бренну. Она
бежала по тротуару безлюдной улицы, направляясь к
озеру, а её светящиеся в темноте кроссовки освещали
асфальт под ногами. Она бежала очень быстро. Её
ноги сплошные крепкие мышцы. Готов поспорить,
девушка с лёгкостью могла бы обогнать лань, если бы
попыталась. Нажав на газ, я поехал быстрее и
припарковался на пустыре у индийского ресторана,
обогнав её на полмили. Я чувствовал запах карри,
сочащийся из здания: зелёный, красный и жёлтый.
Выскочив из машины, пересёк улицу, собираясь
перехватить её прежде, чем она достигнет озера. Ей
придётся пройти мимо меня, чтобы добраться до
тропинки. Я выглядел смелее, чем на самом деле
себя чувствовал. Она могла послать меня ко всем
чертям.
К тому времени, когда Бренна заметила меня, было
слишком поздно делать вид, что она меня не видит.
Девушка притормозила, затем остановилась передо
мной и упёрлась руками в колени. Я наблюдал, как её
спина вздымалась и опускалась. Она тяжело дышала.
— С Рождеством, — поприветствовал её я. —
Прости, что отрываю тебя от бега.
Она подняла голову и посмотрела на меня из
этого своего полусогнутого положения, подтвердив
моё предположение, что девушка не желала меня
видеть.
— Я не хотел расстраивать тебя в последний
раз, когда ты была у меня дома, — извинился я. —
Если бы ты дала мне шанс извиниться я бы…
— Ты не расстроил меня, — ответила она. А
потом: — Я закончила свою книгу.
Закончила свою книгу? Я разинул рот.
— За эти три недели, что я тебя не видел? Я
думал, ты только начала.
— Да, но я уже дописала её.
Я открыл и закрыл рот. У меня ушёл год, чтобы
закончить рукопись, и это, не принимая во внимание
время, которое я потратил на исследования.
— Так значит, когда ты ушла, ты ...?
— Я поняла, что должна была написать, —
сказала Бренна, будто это была самая очевидная
истина в мире.
— Почему ты ничего не сказала? Не позвонила
мне? — я чувствовал себя эмоционально зависимым
старшеклассником.
— Ты же автор. Я думала, ты поймёшь.
Я пытался подавить свою гордость и сказать ей,
что не понял. Я даже обед никогда в жизни не
пропускал ради того, чтобы закончить историю.
Никогда не чувствовал даже толику страсти,
достаточно сильной, чтобы побудить меня так
сделать. Я не стал говорить ей об этом потому, что
боялся, что она подумает обо мне. Об известном
авторе более десятка бестселлеров Нью-Йорка.
— О чём ты написала? — спросил я.
— О своей Испорченной Крови.
Меня прошиб озноб.
— Ты написала, что в тебе есть нечто дурное?
Почему ты так поступила?
В ней не было ничего претенциозного. Никакой
показухи, никаких попыток произвести на меня
впечатление. Она даже не пыталась скрыть жестокую
правду, которая напоминала ледяные струи воды,
направленные в лицо.
— Потому что это правда, — безразлично
ответила она. И я влюбился в неё. Ей не нужно
пытаться стать особенной. В ней есть всё то, чего нет
во мне.
— Я скучал по тебе, — сказал я. — Могу ли я