А до Чарли были Тревор, Альберто и Вернон. Тревор откусил такой кусок краба, что подавился насмерть. Альберто, когда-то блестящий тенор, умер от кровоизлияния в мозг, а Вернон, полезнейший в ее жизни, но и безнадежно сдержанный человек, нефтедобытчик, погиб во время катастрофы самолета на Аляске. По крайней мере, полагали, что это было именно так. Не было обнаружено ни самолета, ни следов пилота и Вернона.
Из всех четверых погибших только смерть Вернона опечалила ее по-настоящему, даже вернее, не его смерть, а жизнь без него. У Тревора были яхты и женщины, у Альберто был его знаменитый голос и рано пришедшая к нему слава, даже у Чарли и то были сияющие автомобили и какая-то сердечность и дружелюбие, притягивающее к нему людей.
У Вернона же и было-то всего-навсего лишь одиночество, поэтому ее капризы (а в те дни капризов у нее было предостаточно) не отталкивали его от нее. Он был самым полезным из людей, которых она только знала. Время от времени он появлялся, чтобы вызволить ее из беды или помочь ей пережить очередной кризис, но стоило всему уладиться, Вернон исчезал. Когда он звонил в следующий раз, то мог быть в каком-нибудь отеле в Эр-Рияде или в охотничьей хижине на Северном склоне. Он был любознателен, дружелюбен и мудр, но всегда в отдалении.
Аврора вышла из ванной посвежевшая, взбодрившаяся и одетая к ужину.
Генерал сидел на веранде, не зажигая света. У него было так мрачно на душе, что никакого света зажигать не хотелось. Хотя он и старался не обращать внимания на Аврору с ее настроениями, это было очень трудно. Гектор понимал, что глупо реагировать на изменения в ее настроении. В конце концов, что могла означать в его возрасте очередная перемена настроения женщины? Если уж будет совсем невмоготу, он всегда сможет умереть.
Но он не умирал и продолжал реагировать на перемены настроений Авроры. Когда она запиралась в ванной в плохом настроении, он не находил себе места, поджидая ее.
— Так вот каков мой вывод, Гектор, — сказала она, и по ее голосу генерал почувствовал, что настроение ее улучшилось, и у него тоже сразу же полегчало на душе, хотя он и не догадывался, к какому решению она пришла. Он даже и не помнил, о чем они спорили.
— Боже мой, неужели ты сам уже не можешь даже свет включить? — спросила она, включая несколько ламп.
— Когда у меня депрессия, я с большим удовольствием сижу в темноте, — оправдался генерал. Он только что припомнил, о чем именно говорили они с Авророй перед тем, как она ушла принимать душ.
— У меня было плохое настроение. Ты всегда грызешь меня, словно какая-нибудь землеройка, чтобы я предпринял что-нибудь особенное, а когда я начинаю что-то делать, тебе не нравится.
— Гектор, ты сравнил меня с землеройкой? — возмутилась Аврора. — Мы собираемся ужинать, и я надеюсь, ты не станешь портить мне аппетит, сравнивая меня с грызунами?
Генерал тут же схватил словарь и стал искать в нем слово «землеройка». В последнее время они с Авророй так часто ссорились из-за значений тех или иных слов, что у него появилась привычка держать словарь всегда под рукой.
— Землеройка не относится к грызунам, — проинформировал он ее. — Она из семейства медведей.
Порой зрение подводило его, и он решил сблефовать. На самом деле он еще не нашел в словаре слова «землеройка», хотя и был уверен, что она из семейства медведей.
— Так ты это все затеял, чтобы только не слушать, к какому выводу я пришла? — рассердилась Аврора. Ее раздражало, что Гектор спасается бегством, уткнувшись в словарь.
— Нет, я просто забыл, что ты что-то решила, — просто ответил он. — Я рад, что настроение у тебя улучшилось.
— Пусть тебя это не радует, потому что этого настроения у меня больше нет, — упрекнула его Аврора. На самом же деле мысль о приятном ужине и то, что она была со вкусом одета и хорошо выглядела, радовали ее, но она не хотела признаться в этом генералу.
— Ты не заслужил, чтобы я сообщала тебе о своем решении, но я все же скажу тебе. С сегодняшнего дня, как только мы начнем сердиться друг на друга, мы будем обмениваться ударами, пока один из нас не упадет.
— Мы что, будем дубасить друг друга кулаками? — спросил он мягко. — Как это тебе такое пришло в голову?
— Тебе не о чем печалиться, — перебила его Аврора. — Отныне даю тебе разрешение чудить как угодно, но и со мной ладить будет совсем непросто. Так мы хотя бы сможем понять, на каких позициях стоим.
— Ты стоишь, ты хотела сказать, потому что я без костылей стоять не могу, — съязвил генерал.
— Не перебивай меня, — возмутилась Аврора. — В моем выводе есть заключительная часть, и тебя она удивит. Ты в состоянии удивиться, Гектор?
— Еще бы, каждый день приносит что-нибудь новенькое.
— Боюсь, что я-то пришла как раз к противоположному выводу. Если жить с таким человеком, как ты, каждый новый день что-то уж слишком похож на предыдущий. Мы ссоримся, потом ты грустишь. В сущности, именно из-за одинаковости наших дней я и пришла к своему удивительному выводу. Мне кажется, что нам нужно пройти курс терапии.
Генерал считал, что уже основательно изучил Аврору, и решил, что неправильно ее понял. Хотя он готов был признать, что со слухом у него не блестяще, слово «пройти» он расслышал вполне четко и предположил, что она, наверное, решила утащить его в поездку на какой-нибудь дурацкий остров в той части света, которая ему совершенно не понравилась бы.
— А где это? — спросил он.
— Что — где, Гектор? — Аврору уже вывело из себя то, что генерал никак на ее слова не отреагировал.
— Место, которое ты назвала, разве это не на Мальдивах или где-то рядом?
— Я произнесла это слово правильно — едва ли это такое уж сложное слово, — сказала Аврора. — Терапия. Повторяю по слогам: те-ра-пи-я. И это не на Мальдивах. Это у нас в клинике.
— Ах, терапия…
Когда смысл слова дошел до него, у него отвисла челюсть.
— Терапия, — повторил он. — Ты хочешь сказать, что нам нужна консультация у психотерапевта?
— Именно, — подтвердила Аврора. — В сущности, я подумывала о том, что нам нужно было бы пройти курс лечения у психотерапевта. Меня не удивило бы, если бы психоанализ помог нам избавиться от ссор.
— Ты лишилась разума. Мне восемьдесят шесть лет. Какую, к чертям собачьим, пользу может мне теперь принести курс психоанализа?
— Говорят, психоанализ укрепляет память. Не так давно я сделала вывод, что половина наших ссор начинается из-за того, что нас подводит память. Я помню все точно, а ты помнишь все неточно, и, не успевая понять это, мы уже ссоримся.
— Ах, это я помню неточно? — возмутился генерал. — А кто же тогда вечно забывает, где ключи от машины или серьги? Да только за те годы, что я знаком с тобой, ты потеряла уже тысячу сережек!
— Гектор, я не собираюсь стоять и слушать твои преувеличения. Ты уже слышал, к какому решению я пришла, и я намерена претворять его в жизнь. Я хочу пойти с тобой к психиатру как можно скорее, и дай Бог, чтобы у тебя голова не закружилась от такой быстроты.
— Ощущение тоже для меня не новое, у меня от тебя каждый день голова идет кругом, — проворчал генерал.
— Извини, Гектор, ты же знаешь, что я не люблю препираться на пустой желудок. — После душа ей не терпелось попробовать суп-гамбо. Не давая Гектору Скотту ни малейшей возможности пожаловаться еще на что-нибудь, она уплыла вниз, чтобы принести ему наверх ужин.
5
Пока Аврора и генерал дискутировали, Рози на кухне пыталась помочь Мелани взять себя в руки. Для начала она приготовила ей шоколадный милкшейк и добавила в него пару сырых яиц. Когда Мелани бывала одна подолгу, все, чем она питалась, были, как правило, картофельные палочки и пепси, что, скорее всего, не было идеальным питанием для женщины, готовящейся стать матерью. Рози пользовалась любой возможностью разнообразить ее еду.
— А разве родители Брюса не были оба пьяницами? — спросила Рози.
Мелани сидела, развалившись с сигаретой в руке и с отчаянно печальным выражением на лице.
— Они ходят в Общество анонимных алкоголиков, — ответила Мелани. — Брюс с ними даже не живет. Он живет у своей новой подруги.
— Я бы не слишком печалилась из-за новой подруги. Уже одно то, что она у него появилась, может быть приятным сюрпризом для нас.
— Тебе легко говорить, у тебя-то есть приятель, — сказала Мелани с нескрываемой досадой. Все ей постоянно твердили, что нужно радоваться тому, что она потеряла Брюса.
— У меня есть мой Си-Си, но это вовсе не означает, что и ты не можешь устроить свою жизнь гораздо лучше, чем Брюс. От человека, который поднимает руку на беременную женщину, лучше держаться подальше. Это мое мнение, конечно.
— Да не бил он меня, а просто толкнул, и я перелетела через стул, — заявила Мелани. — Когда я говорила тебе, что он бил меня, я была просто расстроена.
Хотя она и ненавидела Брюса в эту минуту, ей не хотелось слышать, как Рози ругает его. Ни Рози, ни ее собственная бабка ничего не понимали в ее жизни, и Мелани раздражало, когда они нападали на Брюса.
— Когда тебя толкают, жди, что потом и побьют, — сказала Рози. — Нельзя прощать мужчинам такие поступки. Стоит только начать, и они просто не могут остановиться.
— А твой муж бил тебя? — спросила Мелани. Она едва помнила мужа Рози, который умер примерно в одно время с ее матерью. Больше всего запомнила Мелани его огромный живот.
— Когда мы обвенчались, я сказала, что, если он хоть раз поднимет на меня руку, я убью его. Он всего один раз ударил меня, и то в порядке самозащиты.
— Самозащиты? — спросила Мелани. Она явно заинтересовалась. В ее памяти этот человек был почти великаном. С чего бы это он попытался ударить хрупкую женщину?
— Да, когда я узнала, что он спит с какой-то потаскухой, — сказала Рози, — я хотела убить его кухонным ножом. Ему пришлось отбиваться, но потом один из его приятелей все-таки воткнул в него тесак. Ройс тогда чуть не умер.
— С чего бы это его друг так поступил? — поинтересовалась Мелани. Надо же, несколько минут назад она хотела бы исчезнуть с лица земли, потому что была уверена, что никогда уже не будет привлекательной или счастливой и что никто никогда не полюбит ее сильней, чем Брюс. Но после разговора с Рози ей стало немного лучше. Мелани даже подумала, не попросить ли ее приготовить еще один милкшейк.
— Его друг, который вонзил в него нож, спал с той же потаскухой, — продолжила Рози. — Правда, может быть, мне лучше не называть ее так, — смягчилась она, поразмыслив минуту. — Ведь она была без ума от него. Навещала Ройса в больнице, а когда он умер, звонила и спрашивала, можно ли ей прийти на похороны.
— И ты ей разрешила? — воскликнула Мелани.
— Да, разрешила. Хотя она и разрушила наш брак, мой и Ройса, я подумала, что с ее стороны это было хорошим тоном — позвонить и спросить, можно ли прийти.
— Я не могу поверить, что ты ударила своего мужа ножом, — сказала Мелани. — Можно еще один милкшейк?
— Если я такая маленькая, не думай, что я такая уж безобидная, — заверила ее Рози. — Я убила бы Ройса прямо в ванной, если бы он не успел защититься.
Мелани попыталась представить себе, как Рози вонзает мясницкий нож в своего толстенного мужа, — но не смогла. Потом она попыталась представить себе, как она сама вонзает нож в Брюса за то, что он решил жить с Беверли, которая когда-то была ее лучшей подругой.
Ни ее бабка, ни Рози не могли понять, что она все еще любила Брюса. Когда он переехал к Беверли, она проплакала целую неделю, но при этом у нее не возникало желания вонзить в него нож. Она даже не перестала любить его, и в основном из-за того, что он не так уж и любил эту Беверли. Главная неприятность заключалась в том, что семья Беверли была ужасно богатой. Настолько богатой, что в день рождения Беверли получила в подарок автомобиль «феррари».
А главной слабостью Брюса были спортивные автомобили. Он с Беверли едва и парой слов перемолвился перед тем, как ей подарили «феррари», а спустя неделю они уже жили вместе. Брюс просто был не из тех, кто упустил бы возможность порулить на «феррари». К сожалению, он не так хорошо управлял спортивным автомобилем, как ему казалось, и почти сразу же попал в аварию. Он отделался, в сущности, погнутым бампером, но родителям Беверли Брюс все равно не нравился, и они распорядились, чтобы дочь не разрешала ему управлять «феррари». Они стали повышать на Брюса голос, напоминали ему, что он исковеркал автомобиль стоимостью в восемьдесят тысяч долларов и теперь ему придется заплатить каждый цент стоимости ремонта или же отправиться в тюрьму. Брюс в те дни даже не работал — как же он мог заплатить за ремонт машины стоимостью в восемьдесят тысяч долларов, не говоря уже о бампере? Кроме того, Беверли была ужасно капризной. Она настаивала, чтобы Брюс водил ее в рестораны и на танцы, по крайней мере, пять-шесть раз в неделю. Брюсу же нравилось есть пиццу, и у него не было таких денег, чтобы выезжать в свет с Беверли каждый вечер. Раздобыть такие деньги можно было бы, связавшись с транспортировщиками наркотиков, которые доставляли грузы в Форт Уорт или Даллас, но Брюсу не хотелось заниматься этим. Он боялся, что его арестуют и посадят в тюрьму, где его могли изнасиловать, и он умер бы от СПИДа.
Брюс как раз приехал к ней домой, чтобы одолжить двадцать долларов, но Мелани знала, что он собирается потратить эти деньги на Беверли, и поэтому взбесилась. Она не удержалась и стала орать на него, отчего он так перепугался, что столкнул ее со стула. Брюс не был таким, каким хотел казаться.
— Не смей, у меня будет ребенок, — сказала Мелани. Этого было достаточно, чтобы утихомирить Брюса. Он не так уж сильно ее толкнул, и она даже пожалела, что вообще рассказала об этом Рози.
Кроме того, она совершенно не обижалась на Брюса, а вот на родителей Беверли она обижалась. Неужели они не понимали, что машина марки «феррари» привлечет всеобщее внимание? Сама Беверли не настолько хорошо разбиралась в машинах. Но у нее была такая малюсенькая грудь, что она прекрасно понимала — только «феррари» поможет ей обзавестись новыми друзьями.
Если бы не «феррари», рассудила Мелани, Брюс никогда бы ее не покинул и она никогда бы не утратила уважения к себе. Она никогда бы не стала спать ни с Коко, ни со Стивом. Коко был ее лучшим другом многие годы. Это был милый таиландец, который всегда оказывался рядом, когда нужно. С ним хорошо вместе слушать музыку или просто поболтаться по улицам, когда в жизни не происходит ничего необычного. Спать же с ним было совершенно необязательно, тем более что она не была сильно увлечена им, хотя Коко как раз был безумно влюблен в нее.
Кроме того, ситуация осложнялась тем, что она толком не знала, кто отец ребенка. Стив вернулся домой из колледжа именно в тот момент, когда ей было очень тяжело, и это только сильней все запутывало. Со Стивом Мелани встречалась месяц-другой, пока училась в старших классах школы. Он каждый раз сваливался на голову как раз в тот момент, когда ей так отчаянно был кто-нибудь нужен, с кем можно было бы быть вместе! Она переспала и с ним.
У Мелани вызывали какую-то усталость даже мысли о той ситуации, в которой она оказалась, усталость, от которой хотелось уснуть этак на недельку. Она и в самом деле могла проспать довольно долго, ее тяжелый сон мог продолжаться часов десять-двенадцать кряду. По ее разумению, не было никаких причин для того, чтобы не спать, — у нее не было работы, ее исключили с курсов, где она изучала проблемы средств массовой информации, за то, что она была чересчур толста и не настолько привлекательна, чтобы стать ведущей какой-нибудь телепрограммы, — хотя она много лет только об этом и мечтала. Брюс приезжал к ней только тогда, когда ссорился с Беверли, или когда ему нужны были деньги, или когда он просто хотел выкурить сигаретку у своей старой подруги.
— А отец тебе хоть пишет? — спросила Рози. Уж кому-кому, а Мелани как раз необходимо было отцовское внимание, но у Рози не было никаких иллюзий на тот счет, что Флэп Хортон, отец Мелани, вдруг появится, чтобы оказать ей немного внимания, или предложить помочь деньгами, которых зарабатывал немало, или сделает еще что-нибудь. Флэп преподавал английскую литературу в Риверсайдском университете в Калифорнии. Мелани обожала отца и в разные периоды своей жизни рассчитывала, что и она сможет ходить в университет и, может быть, даже жить у отца, но это было одно из несбывшихся желаний в ее жизни. А в последнее время, насколько это было известно Рози, Флэп вообще забыл о Мелани.