Дым на небе, дым на земле - "Jean-Tarrou"

Jean-Tarrou Дым на небе, дым на земле

Посвящение:

Nikki 666. Благодаря "Сменяются сезоны" я полюбила постапокалиптику.

Это и моя потеря. RIP.

Пролог

Песочный город, построенный мной,

давным-давно смыт волной…

Мой взгляд похож на твой:

в нем нет ничего кроме снов и забытого счастья.

Крематорий, "Мусорный ветер"

Имя всему виной. Назвали, как прокляли.

В одиннадцать меня усыновила норвежская семья, своих детей у них не было, вот и взяли мальчика из детского дома. Выбрали меня из-за белых волос и светлой кожи, хотели, чтобы я был похож на приемного отца, ну и омега опять же. Им дама из комитета шепнула, что ребенок-омега приспособится быстрее: "Омежки они покладистые, непроблемные". Документы мне сменили и имя дали скандинавское — Лейв, значит, "оставленный", потому что не сирота я, а подкидыш.

Оставленный, покинутый, под-кинутый . Так и вышло.

А теперь вот оно как. Теперь каждый второй — оставленный.

— Лейв! Лейв, ты дома?

Ян, мой сосед и единственный приятель, топтался в коридоре. Дверь была открыта. Кто закрывает двери за неделю до конца света?

— Лейв, ты чего тут?! Аэробус через пять минут.

Я курил в разбитое окно. На улице царил хаос — заключительный этап эвакуации. Через пять минут последняя партия избранных улетит, сделав ручкой тем, кто остается подыхать или, говоря политкорректно, кто "будет использовать альтернативные средства для самостоятельного выживания".

Столпотворение, дым, крики, мусор…

Ветер гоняет по тротуарам вчерашние газеты, мне кажется, если напрячь зрение, можно прочесть заголовки:

"Войска открыли огонь по мирной демонстрации в Литсе…"

"Семь суток до падения на Землю астероидов, которые навсегда изменят…"

"Взяточничество при распределении пропусков: сказки или…"

"Оперный певец Илон Аир поддержал протестующих и отказался…"

Четыре года соединенное правительство строило убежище для "золотого генофонда". Болтали, что оно спрятано в Андах или на островах в Тихом. Планета внутри планеты, искусственный рай для везунчиков.

Зеленый браслет, он же пропуск в убежище, получали здоровые омеги до тридцати лет, прошедшие психологическое тестирование, и здоровые альфы до тридцати пяти лет, чьи профессиональные навыки были включены в список "полезных для человечества". Хуже всего пришлось бетам — там пожалели лишь "светил науки и выдающихся деятелей культуры".

На моем запястье зеленый браслет болтался уже с месяц, забавно, что прошел я по обоим фронтам: здоровый как бык омега, да еще и главный механик впридачу.

— А ты чего тут? — спросил я.

Ян молчал, я обернулся и обозвал себя идиотом. Ну, конечно, Ян был всем хорош: добрый, красивый, умный, но подкрался конец света, и бесплодие сравняло его с нулем.

— А Фрэд?

— Сказал, со мной останется. Я его прогоняю, а он уперся, говорит, он альфа, ему решать. Ты же знаешь Фрэда…

Я еще раз обозвал себя идиотом, надо было давно это сделать… Выкинул окурок в окно и подошел к парню.

— Держи, — я сжал маленькую, почти детскую ладонь Яна вокруг браслета. Повезло, что не активировал, после активации хрен его снимешь — защита от краж.

Ян смотрел на кусок пластика с заковыристым штрих-кодом, как на восьмое чудо света.

— Ты чего, Лейв? Ты чего удумал? Забери… забери…

— Ян, брось, нет времени на эту хрень. Хватай своего барана, и дуйте к остановке.

Но нежный Ян выглядел решительно.

— Ты…ты Ему обещал, что жить будешь!

— Да буду я жить! Я сильный, быстрый, — я нес какую-то чепуху. — Я выживу. А мы с тобой рожей похожи, и ты омега, щас такая паника, никто вникать не станет, ты проскочишь. А я выживу. Выживу.

— Это апокалипсис, Лейв.

— Мой персональный апокалипсис случился два года назад, — я разозлился. — Короче, делай с этим браслетом, что хочешь, хоть в унитаз сливай.

Пару минут спустя я наблюдал в разбитое окно, как долговязый Фрэд скачет к аэробусу, таща за собой еле поспевающего Яна, вот он машет рукой с браслетом, и солдаты оттесняют щитами орущих людей, позволяя Фрэду с Яном пробиться к трапу…

Я снова закурил.

Да, я обещал Ему жить, но про прятки с астероидами разговора не было.

Часть 1

Закатное маревои поцелуи

пропали.

Пустыня -

осталась.

Три года спустя.

Мотор не заглох, а умер, это я по звуку понял.

Свой бронированный джип я прозвал Ковчегом, он служил мне не хуже, чем тот, другой — Ною, и я удивился, коли честно. Два года мне везло так, что легенды сочиняли, и вот те на: застрял в тридцати километрах от Белой Крепости, а в бутылке воды на три пальца.

И песок, куда ни глянь, песок.

Метеорологи, как всегда, наврали. Дымовая завеса, окутавшая землю после падения астероидов, продержалась всего два месяца, а не обещанный год, и те, кто не погибли от землетрясений, цунами и ужаса, эти два месяца успешно пережили. А вот силу смещения магнитных полюсов ученые, напротив, недооценили. Газеты кричали о втором ледниковом, а вместо этого уже через год планета сменила цвет с синего на оранжевый. Тысячи километров пустынь, пампасов и выжженных степей.

Я надел черные очки, повязал бурнус так, чтобы защитить нос и рот, достал из багажника ящик с инструментами и засунул его в рюкзак, туда же кинул кристаллы. Благодарно похлопав Ковчег по раскаленному капоту, я двинулся строго на юг, не оглядываясь.

Люди боялись пустыню — из-за песчаных и пыльных бурь, неприступных дюн, зыбучих песков, жутких аномалий, о которых ходили слухи. Но думаю, прежде всего, их пугала неизвестность. Как дикари тряслись от страха перед закатом, не зная, взойдет ли снова солнце, так и мы теперь боялись неизведанного мира.

Группы выживших ютились возле источников воды, прячась за старыми крепостными стенами или отстраивая новые заслоны от беспощадной природы. Я мало смыслил во внутреннем устройстве этих общин, но мне претили атмосфера отчаяния и запах жестокости, витавший в новоявленных царствах.

В поселениях я появлялся, чтобы обменять кристаллы на воду, патроны, еду и информацию: о бандах, о каннибалах и, главное, о бурях.

Пустыню я любил. Мы вроде как понимали друг друга. При первой встрече, почуяв в ней прирожденную убийцу, я признался, что буду рад сдохнуть в ее огненных объятиях, и с тех пор она из вредности всякий раз отпускала меня с миром. Как в анекдоте про мазохиста и садиста: "Помучай меня…//Нет, не буду".

Склоняясь прежде к строгому атеизму, после апокалипсиса я впал в неизбежное язычество: в пустыне мне виделся вредный божок, над шутками которого надо смеяться, даже если тебе больно.

Вот и сейчас пустыня отобрала у меня Ковчег, как будто приревновала, зато кристаллов подарила аж тридцать пять, славный урожай. Я достал из мешка самый маленький светло-голубой камешек и бросил в бутылку, наблюдая, как он с шипением растворяется в остатках воды.

Знакомый химик объяснил мне, что в кристаллах содержится соль, карбогидрат и электролиты, поэтому вода, насыщенная кристаллом, притормаживает неизбежное в наши дни обезвоживание.

Проблема не только в хронической нехватке воды. Ветер — вот настоящий враг. Сильный непрерывный ветер мгновенно высушивает пот, который в жару выделяется постоянно, таким образом, запускается убийственный процесс выпаривания влаги из организма.

Недра пустыни рождают спасительные кристаллы ночью, но мало кто решается залезать так далеко.

Итак, я шел к самому большому поселению людей на много километров вокруг — Белой Крепости. Своим названием она была обязана окружной стене, впрочем, давно не белой, а серой в бурых разводах. Я не любил это скопище альф, узурпировавших доступ к воде, и их безропотных рабов. Но в Белой давали лучшую цену за кристаллы… А еще сурово карали преступивших закон. В прошлый мой приезд над главными воротами висел труп пацана, к его рукам была прибита табличка: "Я украл воду".

При каждом шаге мои ноги проваливались в рыхлый песок, и через четыре часа натруженные связки начали ныть, я полоскал горло последним глотком воды и аккуратно выплевывал воду обратно в бутылку. К седьмому часу сознание начало уплывать, в ушах стоял звон, и тут пустыня, вступая в нашу с ней излюбленную игру, приглушила ветер и вывела меня к твердым пескам.

— Вы гляньте, кто явился! А ты, Том, говоришь, "загнулся", — Джек попытался шлепнуть меня пониже спины, но я увернулся и проскользнул к стойке, где старик Том рубил на ровные кубики мякоть кактуса.

— Херово? — Том смерил взглядом мою бледную рожу и налил стакан мутной воды.

Я выпил залпом и попросил:

— Еще.

— Обнаглел, красавчик, — Джек не унимался. — Хотя, знаешь, у меня для тебя всегда найдется живительная влага, чистый белок…

— Отъебись, — второй стакан я пил, не спеша, задерживая воду на опухшем языке.

И все же я поражался этому извечному вниманию ко мне, иногда думал: "Что будет, если откроется, что я омега?"

Выдавать себя за бету не составляло труда. После того как Его не стало, затяжная депрессия нарушила мой гормональный фон: запах исчез, течки проходили редко и почти незаметно. Врачи говорили, это нормально, что мне нужен полный покой, и все вернется на круги своя.

Но согласитесь, апокалипсис — это не то, что обычно подразумевают под "полным покоем".

Я до сих пор со смехом вспоминаю свою последнюю течку полгода назад. Я ушел в недельный рейд и ночевал у Кривых Барханов в Ковчеге, продуваемом насквозь полночной стужей западных пустынь. Могу теперь совершенно авторитетно заявить, что ничто так не снимает сексуальное напряжение, как дрочка ледяными пальцами, особенно если один негнущийся от холода засунуть себе в задницу. А уж когда Ковчег окружили одичавшие псы (их прозвали горбунами за выпуклое строение хребта), то мне и вовсе стало не до томных потягиваний в заду: одной рукой держался за член, второй — отстреливался. И матерился, как сапожник.

Но на безомежье сойдет и бета, а омег в новом мире не хватало почти так же, как воды. Они были либо старше тридцати трех и, как следствие, уже с мужьями, готовыми порвать глотку любому, кто покусится на их сокровище, либо тем самым процентом "оставленных" по причине здоровья или проваленных тестов. Встречались редкие исключения вроде меня или вот Ариэля…

— У нас радость великая, — протянул Джек, — в Ариэле омега проснулась, — альфа мотнул головой в угол, где обычно веселый и языкастый парень горестно ссутулился над коробкой с кореньями. — Бои назначили на завтра, тройка победителей получит право обслуживать наше солнышко. Так, Ариэль? — Джек свистнул, Ариэль дернулся и ссутулился сильнее. — А пока Тому выдали автомат, и он сторожит девственный зад мальца.

— У Тома стручок ссохся от старости, вот он теперь у нас за благонадежного, — крикнул бородатый альфа, и шумная компания за столом взорвалась хохотом. — Эй, Ариэль, а я на бои записался, будешь болеть?

Даже так… тройка…

Ариэль был одним из местных мальчиков на побегушках, выполнял грязную и муторную работу.

Случай Ариэля принадлежал к самым гнусным страницам в истории Эвакуации. Дело в том, что детям с неопределенным статусом зеленый браслет не выдавали по умолчанию. Спасать кота в мешке считалось "нецелесообразным". Большинство из брошенных малышей и подростков погибло в первые недели, но некоторые выжили, прибились к поселениям и готовы были на все ради крепких заслонов от бурь и суточной нормы воды.

— Нужны сводки, — сказал я, выкладывая на грязный прилавок шесть крупных кристаллов.

Брат Тома, Фрэнсис, заведовал метеостанцией в Белой Крепости, он сам ее создал по прототипу той, в которой работал еще студентом.

Фрэнсис, как и многие беты, отличался дальновидностью и умом. Три года назад, пока все лихорадочно таскали еду, драгоценности (да, нашлись идиоты) и оружие, Фрэнсис под шумок уволок с Центральной Гидрологической станции полный набор — метров и — графов, но главное: осадкомер и метеозонд, именно эти две крошки позволяли предсказывать бури с точностью до часа.

Том покосился на кристаллы, но брать не стал.

— Нынче крупная рыба.

— Какая, нахрен, рыба?

— Такая, про которую всем стоит знать, но не все узнают.

— Сколько?

— Двадцать.

У меня останется пятнадцать кристаллов, на воду и пули хватит, но… Хотя какое, блядь, "но", без сводок не понадобится ни вода, ни пули, ничего. Мертвецу ничего не нужно. Я выложил на прилавок еще четырнадцать кристаллов.

Том тщательно пересчитал и смахнул кристаллы в пакет, ненадолго исчез под стойкой. Я знал, что у него там сейф.

— Помнишь бурю на третью неделю после солнцестояния? — Том нагнулся вперед, и я почувствовал кислое дыхание на своем лице. — Помнишь, как деревеньки в округе засыпало по крыши, а у нас выжили те, кому места в подвалах хватило? — Я помнил, тогда я закатил Ковчег в пещеру за барханами и после откапывался с неделю. — Так вот, парень, к нам движется папаша той бури.

— Когда?

— Я советую в пятницу, к шести вечера найти себе надежное укрытие. И еще, ты мне нравишься, Лейв, так что… надумаешь снова ныкаться в своем Ковчеге, улетишь, как Элли в домике, прямиком в рай.

В пятницу — это через два дня. Том не знает, что Ковчег сдох, а ходить за кристаллами пешком…

Видимо, на моем лице отразилась усиленная работа мысли, потому что Том лениво заметил:

— Ты знаешь, как получить место в подвале.

Я знал.

Как было сказано, в безомежье сойдет и бета. Особенно если это красивая, строптивая бета, которая щелкает затвором возле твоего уха при попытке зажать ее в темном углу.

Я усмехнулся и направился к выходу. Не дождетесь. Помирать, так помирать.

— Если такой гордый, — догнал меня голос Тома, — дуй в Крепость Рока!

Я вынырнул на залитую солнцем улицу и на секунду ослеп. Воздух подрагивал от жары, и тишина стояла такая, будто все живое вплавилось в белые стены домов, я прислонился к тенистому уступу сбоку таверны и задумался.

Послать человека в Крепость Рока было у нас чем-то вроде расхожей шутки.

Говорили, что за ее стенами райские кущи.

Говорили, что на главной площади бьет фонтан.

Говорили, что омег там много, и их уважают, как в прежние времена.

Еще говорили, что завидев незваных гостей, они дают предупредительный залп в воздух, а следующий — в цель.

А, может, Том не шутил. Мысли текли лениво, увязая в топкой духоте. Том, в сущности, мужик незлой, он же не знает, что я теперь без колес, а до Крепости Рока тысяча с лишним километров.

Я подумал, что техника в пустыне изнашивается в пять раз быстрее, и хорошие механики на вес золота даже в райских кущах.

Подумал, что дождей не было с месяц, и солончаки снова стали проходимыми, был бы Ковчег…

— Я могу угнать мотоцикл Джека.

Я не сразу понял, откуда голос, оглянулся и увидел Ариэля возле черного входа.

— Я могу угнать мотоцикл Джека, — повторил Ариэль, было странно видеть, как ожесточилось его лицо: под зелеными глазами залегли тени, а некогда огненно-рыжие волосы потускнели, — а ты домчишь нас до Крепости Рока. — Я молчал, и когда парень заговорил снова, голос у него дрожал. — Ты бы не оставил Ковчег за стенами, ты от него и на два метра не отходишь. Он же сдох, так? Нет у тебя Ковчега…