Остаток дня я провозился все с тем же джипом, стараясь не думать о празднике и этом "буду ждать". Признаться, мои мысли больше занимал Жужа, я чувствовал вину.
В шесть я сходил помыться, вымыл волосы, надеясь, что они успеют высохнуть. А после ужина ко мне заскочил Ос, и если тогда на крыше я с трудом мог представить его "клубной кралей без тормозов", то сейчас запросто. На нем красовались армейские штаны, обрезанные короче некуда, белая футболка была больше на несколько размеров и спадала с плеча, обнажая проколотый сосок. Он выглядел посвежевшим и каким-то…отрешенным.
— Так и знал, что ты напялишь костюм механика.
— У меня другой одежды нет.
— Джинсы сойдут, задницу обтягивают и на том спасибо, а рубашку снимай, лови, — Ос кинул мне простую черную майку.
Я переоделся.
— Волосы распусти.
— Слушай, отстань. Пойдем уже. Раньше придем, раньше уйдем.
— Ты как к стоматологу собираешься. И "отстань" будешь поклонникам говорить. Распускай!
Я стянул резинку:
— Доволен?!
— Ага! Все, погнали.
Местный "клуб" располагался по соседству со столовой. В большом зале, освещенном парой мерцающих зеленых ламп, собралось, кажется, все взрослое население крепости. Музыка, крики, грохот барабанов, вакханалия танцующих тел, я в шоке замер в проеме.
— А чего ты ждал? — сказал Ос, перекрикивая музыку. — Надо же народу пар спускать время от времени. А тут такой повод — мясо!
И рассмеявшись, Ос растворился в толпе танцующих.
— Ты проходишь, красавчик? Хотя нет, стой, я непрочь мимо тебя протиснуться.
Я поспешил войти и спустя минут двадцать блужданий забился в темный угол, одному Богу известно, почему он не был занят очередной обжимающейся парочкой.
Рок меня обманул: в этом развеселом аду невозможно заметить чье-то присутствие или отсутствие. Ну и отлично, пять минут, и я ухожу со спокойной совестью. На сцене, которую я не сразу приметил, ударили в гонг, и раскатистый голос проорал:
— Тихоооооо! Ос петь будет!
В толпе раздались одобрительные крики и хлопки. Ос поднялся на сцену босиком, он раскраснелся, а футболку повязал узлом на животе, но несмотря на расхлябанный вид, сохранял некую замкнутость, "обращенность в себя", свойственную азиатам.
— Давай "Поджигай пустыню"!
— "Прогулку"!
— Детка, зажги!
— Лирическая, — провозгласил Ос, обернулся к парням с инструментами и принялся что-то растолковывать.
Запыхавшийся народ передышку воспринял с радостью, кто-то проталкивался к столикам возле стен, чтобы добыть напитка, по запаху напоминавшего брагу, кто-то сел прямо на пол или на чьи-то колени. В зале витало предвкушение, и я подумал, что сейчас удачный момент, чтобы смыться, но тут заиграла тихая мелодия, и я не смог.
Ос как будто отпустил в себе что-то, лицо его просветлело, с губ исчезла извечная ухмылка, он был не здесь, не на этой самодельной сцене в Крепости Рока, не в настоящем. Он пел легко, словно рассказывая свою печаль другу.
Привет, любовь моя…
Похолодало на этом острове,
и я грущу здесь один,
как грустно быть одному…
Правда в том,
что мы с тобой
были так молоды,
и вот теперь я ищу тебя
или кого-то, кто будет похож на тебя.
Из моего угла следить за сценой было неудобно, поэтому я принялся бездумно разглядывать людей, и одно лицо поразило меня. Большинство слушало, погрузившись в себя, некоторые смотрели плотоядно на стройные ноги Оса, кто-то уткнулся в стакан.
У двери возвышалась могучая фигура Бурого, он не отрывал взгляда от сцены, и была в его лице такая щемящая нежность напополам с безысходностью…
Правда в том,
что наше время вышло,
и вот теперь ты ищешь меня
или кого-то, кто будет похож на меня.[2]
Отзвучали последние аккорды, и Ос тут же запел что-то разухабисто веселое, танцпол с готовностью ожил. Я двинулся к выходу, когда меня схватили за руку и утянули обратно в угол:
— Какие люди! — Стэн не мог поверить собственной удаче. — А я тебя искал!
— Да ладно, — я попытался высвободить руку, но вцепился он намертво.
— Ты меня извини, что я днем так…с места в карьер.
— Извиняю. Мне пора…
— Да куда ты бежишь вечно, давай по… — Стэн смолк на полуслове, и уставился куда-то мне за плечо. — Блять… что ж ты сразу-то не сказал…
Он отдернул ладонь, точно обжегся, и выбрался, стараясь не задеть меня.
Я повернулся, догадываясь, кого там увижу.
Рок прислонился к стене рядом со мной и так смотрел вслед уходящему Стэну, что мне искренне стало страшно за мужика.
— Пристают, значит.
— Да все под контролем, — заверил я.
— Пойдем.
— Куда?
— Ты ж не собирался сюда приходить… и был прав, я провожу тебя.
— Но я…
— Хочешь, чтоб кто-то другой проводил?
— Нет.
— Пойдем, — он взял меня за руку, совсем не как Стэн, а так словно имел на это право.
Я старался не думать, как воспримут наш совместный уход.
До гаража мы шли молча. Только раз Рок спросил: "Мерзнешь?", и я помотал головой, хотя после душного зала, на улице было зябко, Рок снял куртку и накинул мне на плечи. Мы подошли к гаражу, и я уже хотел вежливо попрощаться (а вдруг прокатит?), но Рок решительно втянул меня внутрь:
— Надо поговорить.
— О чем?
— Знаешь, о чем, — он оттеснил меня к стене, оперевшись руками по обе стороны от моей головы, ловушка: не руки, конечно, а его аромат. Внизу живота закрутилась тугая пружина… Рок приблизил ко мне лицо, его взгляд был, как приговор, я ждал, что он поцелует меня, но он лишь жадно втянул воздух и провел носом от моего подбородка к щеке. — Как они не чуют тебя, не понимаю. Твой запах преследует меня даже во сне, — он зарылся лицом в мои волосы за ухом. — Лейв, ты ведь знаешь, что это значит?
Я вжался ладонями в холодную стену, пытаясь ухватить ускользающую реальность.
— Я хотел дать тебе время, чтобы ты привык, но ты слишком красивый, — он прикоснулся горячими губами к пульсу на моей шее. — Не могу так… разреши мне, и никто даже взглянуть не посмеет, я обещаю, что не трону тебя, пока не будешь готов, я подожду, но пока просто позволь… сделать это, сделать своим. Разреши…
Соображал я плохо, его страстный шепот, убеждающий меня, обволакивающий, сильные руки, дыхание на шее, и только когда пальцы скользнули нежно, приспуская майку, и губы прижались к обнаженному плечу во влажном поцелуе, я осознал, что происходит.
— Нет!
Я попытался оттолкнуть его, но проще было гору сдвинуть. Рок поднял на меня хмельной от возбуждения взгляд:
— Почему? Ты все равно мой, метка покажет это всем.
— Я не твой! У меня есть, есть… — многолетняя выдержка полетела к чертям.
— У тебя нет метки.
— Есть! Есть, есть… — меня била истерика.
— Тише, тише… Эй, ты чего? — он крепко обнял меня. — Успокойся, тише…
— У меня есть метка, — прошептал я ему в грудь, — она просто исчезла, когда… Он исчез.
Я почувствовал, как закаменело тело Рока, его руки застыли на моей спине.
— Я должен был догадаться, — он осторожно отпустил меня и отошел.
Стало холодно, я обхватил себя за плечи. Рок взрыхлил волосы на затылке и по-детски сморщил лоб.
— Я дурак, думал, ты хочешь узнать меня получше… Думал, тебе нужно время. А тут… Ну что ж, — он твердым шагом направился к дверям.
— Рок…
— Стэна я могу отшить, — бросил он через плечо, — а мертвеца не буду даже пытаться.
И я остался один.
Часть 3
А и не держит себя в руках,
целует, будто наказывает.
Нет такого закона пока:
говорит и показывает.
Не придуман еще мой мир,
оттого голова легка.
Нет звезды еще в небе и
нет закона пока…
Пикник, "Говорит и показывает"С праздника прошла неделя. И все было хорошо. Я не уставал это повторять. Особенно Осу, который с чего-то взял, что бравый капитан Крепости меня поматросил и бросил, и я теперь страдаю по потерянной чести. Ос обзывал Рока нехорошими словами и корень всех бед видел в том, что заставил меня распустить волосы.
Рок не приходил и на глаза мне не попадался, что, впрочем, труда не составляло: я загрузил себя работой так, что план на день Жужа писал мелко-мелко, иначе он не помещался на доске.
Да, Жужа снова крутился в гараже целыми днями, на мой вопрос, почему он лежал в лазарете, мальчик легкомысленно отмахнулся и возмутился:
— Ты джип починил!
— Ага.
— И на чем мне сидеть?!
— Попробуй на стуле.
Я думал, что если не буду видеть Рока, все вернется на круги своя, я заживу, как прежде, лелея засушенных бабочек в своем животе. Но давящее чувство, что я допустил непоправимую ошибку, поселилось во мне с той ночи.
Терзания и сомнения стали мне внове. Я всегда делал выбор и тут же забывал о проблеме. Он называл это "очаровательной твердолобостью" и уворачивался от моего подзатыльника. Он.
— Лейв, оторвись ты от своих железяк! Послушай, как прекрасно…
— Своих студентов этой хренью пытай. Я не понимаю, зачем говорить рифмами.
— Это Оден! Уистен Хью Оден! Лучше него об утрате никто не сказал. Протирай свои палочки-крючочки, а я приобщу тебя к вечному:
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.[3]
— Как-то длинно…
— Это отрывок, и ты неисправим.
— Отрывок?! Написал бы просто: без него хуево.
Я не знал, что через год откопаю томик Одена и буду перечитывать это стихотворение, шевеля губами, тщетно пытаясь воспроизвести его интонации, а вокруг будет пустота, потому что мир, послушный моему приказу, умрет.
И он не имел права воскреснуть сейчас от одного взгляда малознакомого альфы. Ведь так?
Если днем я забывался в работе, то ночи протекали тяжко. Мозг, не занятый повседневными задачами, снова и снова прокручивал тот вечер. Его запах, руки, шепот и влажный поцелуй, который так и горел на плече, как бы я не тер себя мочалкой в купальне. Черный возбужденный взгляд и "почему?", я садился на постели ночью и выстанывал сквозь зубы: "Дурак…Вот же дурак!"
Один раз я не на шутку перепугал Ариэля, который, оказывается, не окончательно вырубился.
— Лейв, ты чего?!
— Ничего, — я обреченно смотрел в темноту и чувствовал себя таким…грязным. Если бы кто-то сказал мне, что за верность Ему мне придется бороться с самим собой…
— Ты последние дни сам не свой. Даже не ругаешься, что я в постели уроки делаю.
— Я дурак, Ариэль.
— Не, ты умный, тебе предлагали физику у нас в школе преподавать, но ты сказал, что у тебя нет времени.
— Я сказал, что не люблю детей.
— Это ты мне сказал.
— Спать давай, — я забрался под одеяло и, отвернувшись к стенке, уставился на темные разводы, досконально изученные в часы бессонницы.
— Лейв… Лейв, ну хочешь я убью этого Рока?
— Чего?! Тебя Ос надоумил?
— Нет… за завтраками, когда тебя нет…кое-кто кое-что говорит нехорошее.
— Если кое-кто — это Илиан, то меньше слушай сплетников.
— Ох, то есть Рок тебя не обижал? — Ариэль облегченно вздохнул. — А то, если честно, я блефовал, мне на него даже смотреть стремно.
***Жужа вел себя странно, мог сидеть часами, уставившись куда-то поверх книги, на вопросы отвечал односложно или невпопад, а однажды выдал:
— Я изучил различные религиозные учения и склоняюсь к атеистическим взглядам, а значит, я умру, и ничего не будет.
Я как раз возился с проколотой шиной и решил, что пора во всем разобраться, подошел к Жуже и сел на соседний стул.
— Что происходит?
Жужа по-взрослому провел по лицу всей ладонью, как бы снимая усталость.
— Мы с тобой немножко похожи, — он улыбнулся уголком рта. — Ты для кого-то бета, а для кого-то омега. А я и правда такой.
— В смысле?
— Это называется аномальный гермафродитизм. Сначала мой организм формировался, как у омеги, а потом что-то дало сбой, и завершающий этап прошел, как у беты, — он посмотрел с вызовом. — Тебе противно?
— Нет.
Жужа что-то долго искал в моем лице и, не найдя, расслабился.
— Когда я был совсем маленький, мне сделали операцию по удалению матки. Обычно этого достаточно, но у меня случаются… обострения, и тогда необходим короткий курс гормональной терапии. Только гормоны у Фрэнка в лазарете уже месяц как кончились. И это плохо.
— А Рок?
— А что Рок? Гормоны не кролики, их в пустыне не настреляешь.
— Уверен, у него есть план. Он умный.
— И смелый?
— И смелый.
— И сильный?
— И сильный.
— И красивый? — взгляд у Жужи стал хитрым.
— Эм…ну да.
— А почему тогда ты не с ним?
— Так… тебе походу полегчало, я пошел работать.
***Одна радость, после заступничества Оса ужины протекали спокойно. Илиан хранил обиженное молчание, я быстро поглощал пищу и удалялся, кивнув знакомым.
— Эй, Лейв! — Ос нагнал меня на выходе из столовой.
— Да?
— У меня с поливалками какая-то хрень творится, воду не распрыскивают, а сильной струей выдают. Не глянешь?
— Без проблем, инструменты захвачу и подойду. Минут через двадцать, окей?
— Жду! — Ос махнул на прощание, засунул руки в карманы и зашагал к теплицам.
Я же направился в другую сторону, а через пару минут со мной поравнялся Бурый и, ничего не говоря, пошел рядом. Я пожал плечами, мало ли, куда ему надо. Бурый, видимо, ожидал от меня инициативы в разговоре и, не дождавшись, неловко пробубнил:
— Как там в целом…дела у тебя?
— Нормально.
Мы продолжили идти молча и вскоре добрались до гаража, я повернулся и спросил:
— Случилось что?
— Ты, Лейв, первый, с кем Ос дружбу свел… Скажи: он всех альф ненавидит?
Ну что еще могло выманить медведя из берлоги? Я подавил улыбку.
Кто другой пошутил бы, что Ос всех альф слишком любит, но ни мне, ни Бурому было не до шуток.
— Я думаю, он ненавидит себя.
Бурый выглядел так, будто я решил ему загадку века, склонил лохматую голову и погрузился в свои мысли.
— Удачи. — я похлопал его по плечу.
— Лейв! — я оглянулся. — Спасибо.
— Не за что.
Ос обнаружился в крайней справа теплице.
— Где больной? — спросил я.
— В углу, ага.
Я свинтил крышку и вытащил внутренности поливочной машины на расстеленную клеенку. Ос примостился рядом на низкий стул, подпер щеку и внимательно следил за мной.
— Фильтры сдохли, — сказал я. — Менять надо, но это завтра, на складе поищу, а пока прочищу эти, на вечерний полив тебе хватит… — я встретился с жестким взглядом и замолчал. — Ты чего?
— А ты заметил, Лейв, что я перестал обзывать Рока кобелем со спермой вместо мозгов? — Да, я заметил и обрадовался… судя по всему, раньше времени. — Это потому что я склонен начать обзывать тупицей тебя.
— А? — я покраснел.
— Бэ! Я вчера вечером наблюдал преинтереснейшую сцену на центральной площади, где люди социально активные, то бишь не такие как ты, встречаются, гуляют и общаются. Ну и смакуют мою настойку, когда я добрый. Так вот, вчера некто Стэн, осмелевший от алкогольных паров, подметил, очень вежливо, что Рок, видать, потерял интерес к бете Лейву, и значит ли это, что он, Стэн, может к распрекрасному Лейву подбить свои клинья. И знаешь, что сделал наш всегда спокойный и справедливый Рок?