Тимур громко выдохнул и отвернулся.
— Кроме того, — продолжил Мишка, неосознанно цепляясь пальцами за обивку дивана, — я все еще верю, что они с Никиткой перестанут валять дурака. Видел бы ты, что происходило в лучшие времена. Все искрилось и полыхало. Глядя на них, можно было наслаждаться собственной извращенной фантазией. О, да.
Тимур продолжал молчать.
— Я им страшно завидовал, потому что не понимал, как можно вот так хотеть кого-то.
— А теперь понимаешь. Я в курсе, — Тимур вытащил еще одну сигарету, закурил и уставился в стену.
Мишка хмыкнул и снова запрокинул голову назад, закинув ногу на ногу.
— Да. Очень понимаю. Мне это нравится... ну, само состояние.
— А мне не очень! — буркнул Тимур куда более раздраженно. — Может, хватит?
— Достал ты меня, — негромко ответил Мишка. — Я весь вечер распинаюсь, а ты молчишь, хотя сам в гости пригласил. Не могу я на тебя ровно реагировать, понимаешь? Не могу. И не уверен, что вообще смогу когда-нибудь. Я на твои губы смотрю, и хочется тебя поцеловать. На пальцы — хочется их... Блядство какое.
— И что тебе хочется от моих пальцев? — Тимур повернулся и смотрел прямо в глаза.
Мишка взгляд выдержал.
— Хочется ощутить их в себе. Помнишь, в "Незатейливо"? Порнушный такой текст получился. Тебе процитировать?
— Цитируй, — ответил Тим хрипло.
— Миша смотрел на его пальцы и думал о том, как было приятно ощутить их внутри себя. Эта мысль моментально ударила по мозгам, вытеснив все остальные мысли, — начал он, сознательно меняя имена.
Тимур немного сполз вниз и вытянул ноги.
— Ощутил?
— Нет еще.
— Говори, — сказал он после недолгой паузы.
— Ему никогда это особенно не нравилось, но именно пальцы Тимура не давали покоя, заставляя раз за разом представлять все более откровенные картины: собственные ноги разведены в разные стороны, задница открыта... Он не знал, что фантазия может быть такой яркой и почти осязаемой. И можно было кончить от одной только картинки в голове. Или, как сейчас, от взгляда на его пальцы.
— А ты уже кончил? — Тимур скосил взгляд на Мишкину ширинку.
— Проверь.
— Черт!
Тимур не сказал – выдохнул — и навалился на Мишку сверху, завалил на диван и впился в его губы, как изголодавшийся. Это было еще яростнее, чем в прихожей, и Мишка, отвечая на поцелуй, отметил, что у Тимки уже стоит. Неожиданно. Мишка выдохнул сквозь поцелуй и потянул Тимура на себя, наслаждаясь моментом и боясь, что это снова порыв, который скоро закончится. Возбуждение моментально накрыло с головой, вызывая острое желание прижаться к Тимуру всем телом.
Тот даже урчал, целуясь, и от этого хотелось его еще больше. Мишка боялся проявлять активность, но поддавался, целовал и поглаживал плечи Тимура, который ничего не замечал и не останавливался ни на секунду. Он был одновременно везде, одежда мешала, и хотелось дотронуться пальцами до его кожи так, что пальцам было больно.
Мишка попытался найти выход — скользнул влажными ладонями под майку и мгновенно задохнулся, прерывая поцелуй. Он боялся даже простонать, хотя хотелось: Тимура трясло, и в любой момент этот охренительный кайф мог закончиться громким скандалом или мордобоем. Или сексом. Мишка понятия не имел, чего от него ожидать.
— Хочу тебя, — выдохнул Тимур, — ты, скотина, я тебя хочу! Пидорас, блять, — и рванул полы рубашки в стороны.
Пуговицы рассыпались во все стороны, Мишка собирался ответить какую-то гадость, но Тимур снова полез с поцелуями, и стало не до того.
— Хочешь, — прошипел Мишка, рванув ремень его джинсов.
— Мудак, — Тимур опустил руку вниз, помог расстегнуть ремень со сложным замком и дернул вниз застежку молнии. — Ненавижу тебя, — стащил штаны ниже и, склонившись, начал целовать Мишкину шею.
— Да, конечно, — согласился Мишка, подставляясь.
Теперь можно было сделать то, что давно хотелось: сжать ягодицы и застонать уже в полный голос. Он приспустил на Тимуре джинсы и обхватил его член ладонью.
Тот обпалил шею выдохом и рыкнул:
— Прекрати, а то я счас... перестань, короче.
Мишка послушался, хотя было тяжело, но и сам уже понимал, что готов кончить от поцелуев, поэтому тихо всхлипнул, то ли смеясь над собой, то ли от избытка эмоций — сам не понял.
— Я хочу тебя... — сказал он, проводя руками по груди Тимура и обнимая его за пояс, чтобы прижать к себе.
— А можно... черт, — Тимур приподнялся и снял футболку, потом отшвырнул куда-то в сторону. — Я не уверен, что готов к... — в итоге чертыхнулся и накрыл губами Мишкин сосок.
Тут звезды перед глазами и рассыпались. Мишка еще раз всхлипнул и, кажется, сказал Тимуру что-то до одури нежное и даже запустил пальцы в его волосы.
Разница между страстными поцелуями и этой нежностью уносила в небесную даль, хотелось стонать и выгибаться. Поддаться. Раньше такого желания никогда не возникало: Мишка не раз пытался распробовать кайф подчинения и давно решил, что его удел быть топом. С Тимуром все выходило иначе.
Штырило не то, что его ласкают, вовсе нет. Крышу сносило от того, что это был именно Тимур, тот самый Тимур, который отшил его в метро, который говорил, что не спит с мужчинами, который... вытворял с сосками такое, что оставалось только стонать. Мишка ощущал непостижимое для него самого никогда счастье и радостно смешивал страсть с нежностью, шепча какие-то глупости, повторяя имя Тимура, гладя его по волосам.
— Ты тоже... красивый, — ответил Тим, приподняв голову, и добавил как-то растерянно: — Я не знаю, что делать дальше.
Мишка приподнялся на локтях, а потом и вовсе сел. Легко толкнул Тима в грудь, укладывая на диван.
— Я знаю, что хочу сделать я... — проговорил он, любуясь им, оглаживая по груди и животу.
Приспустил его джинсы пониже, а потом, не говоря не слова, взял в рот — Тимур громко ахнул и выгнулся, беспорядочно шаря по кровати руками.
Миша в самом деле не собирался форсировать события, но сдержаться после Тимкиных слов было просто невозможно. Член оказался ровным и красивым, непривычно гладким, а волоски на бедрах, которые Мишка гладил руками — мягкими.
Он закрыл глаза и продолжил сосать, обхватывая член губами, лаская языком. Это было охренительно. Миша всегда любил минет, но делать его Тимуру оказалось очень благодарным занятием: его стоны возбуждали еще больше, и пришлось пару раз опустить руку ниже и сжать собственный член через штаны, чтобы ненароком не кончить. Ощущать его вкус во рту, видеть его таким открытым, доставлять удовольствие, которого Тим хотел, и хотел настолько явно, было даже лучше, чем принимать ласки от него.
Миша усилил нажим, Тимур раздвинул ноги – от этого движения Мишку снова омыло нежностью... и в этот момент зазвонил телефон.
— Блядь, — выругался Тим глухо, — это может быть мама. Стой, — оттолкнул Мишку и схватил трубу, лежащую радом на тумбочке. — Алло. Да. Нет, я занят... Черт! Таня, ты так не вовремя!.. Да, я понимаю… Десять минут. Десять!.. Да.
Мишка поначалу охренел от такого поведения: он сам никогда в жизни не смог бы отказаться от минета в пользу телефонного звонка. Но выражение лица Тимура было слишком тревожным, чтобы сообщать о неуместных обломах.
— Что случилось? — спросил Мишка, продолжая поглаживать пальцами его мошонку.
— Таня. У нее отец бухает, нажрался и выгнал ее из квартиры. Просится переночевать, а я... ты понимаешь. Не могу я ей отказать.
— Блядь... — Мишка уткнулся лбом в его бедро и шумно выдохнул. — Блядь... вот так становятся импотентами. Тимыч... — он поднял голову и посмотрел на него. — Иди сюда.
— У нас есть десять минут, а потом она начнет ломиться в двери.
— Я хочу тебя поцеловать.
— Я хочу тебя выебать, — ответил Тимур тем же тоном.
Его член стоял, грудь резко вздымалась, и это точно было правдой.
Мишка сел и сразу же придвинулся ближе.
— А я хочу, чтобы ты меня выебал, — голос срывался, но говорить об этом вслух нравилось.
— Времени нет. Блядь!
Тимур с жаром ответил на поцелуй, повалил его на себя, потерся низом живота, и Мишка застонал, понимая, что позволить можно только это.
— Может быть... — шепнул он, намеренно уклоняясь от новых поцелуев, дразня, — это и к лучшему. Отвратительный пидорас не склонит тебя к сексу, ты одумаешься и будешь встречаться с Татьяной...
— Танька — мой друг, у нас никогда, — Тимур осекся, когда Мишка быстро расстегнул ширинку, обхватил оба члена ладонью и сжал, слегка прикусив его нижнюю губу. — Твою мать! Я не одумаюсь, я не смогу одуматься... Ты меня просто... ох! — и подался навстречу ладони, обхватив Мишку за шею и притягивая, чтобы все-таки поцеловать.
— Просто — что? — спросил Мишка, снова увернувшись. — Что, Тимыч?
— С ума сводишь!
— Это хорошо, — прошептал он, прижавшись губами к его подбородку. — Не мне одному мучиться.
Он стал двигать рукой быстрее, целуя Тимура в губы, в шею, прижимая к себе свободной рукой и шепча что-то похожее на "Это ты меня с ума сводишь, хочу тебя, хочу, очень..."
Тимур почти не стонал, просто подставлялся под поцелуи и двигался, подаваясь навстречу. А потом внезапно вздрогнул и кончил совершенно молча — руку залила горячая липкая сперма, и Мишка тут же сорвался следом, теряя контроль и выкрикивая что-то совсем уж бредовое.
И это был окончательный и полный пиздец. Кончать от поцелуев Мишке раньше не приходилось, поэтому он спрятал пылающее лицо в изгибе Тимкиной шеи и судорожно вздохнул, пытаясь восстановить дыхание. Получалось плохо. Вернее, не получалось вообще. Грудь окатило горячей и какой-то неконтролируемой нежностью, и Мишка окончательно понял, что влюбился.
— Нужно одеться, — напомнил Тимур виновато низким хриплым голосом. — Сейчас Танька придет. Бля. Слушай, давай ты останешься, а? Мы у меня спать будем, а она здесь.
— Нет-нет-нет... — пробормотал Мишка. — Это нельзя. Татьяне сейчас друг нужен, а наши стоны ее вряд ли утешат.
Он не стал говорить Тимуру, что его бесят восторженные девочки, любящие геев. Сочувствующие, да. Миша на них насмотрелся за недолгую жизнь в клубе и общаться никакого желания не имел. Они же рассматривали геев как насекомых под стеклом — со смесью восторга и недоумения: что такой красивый мальчик находит в других мальчиках, когда есть девочки, могущие делать то же самое?!
Его передернуло.
Тимур спросил, что случилось, а Мишка обнял его сильнее и поцеловал в шею.
— Все равно это было охуенно.
Они собирались, и снова получалось совсем плохо, потому что когда Тимур застегивал джинсы, Мишка потянулся помочь, и в итоге оба упали на диван и начали целоваться так, что Миша почти потерял голову.
Он отстранился первым, с большим трудом, и попытался застегнуть рубашку, но пуговиц не было вообще, ни одной, и Тимур подошел совсем близко, помогая, а оказалось — гладя по плечам.
Они целовались, одевая друг друга, всхлипывая от желания и боясь отстраниться хотя бы на минуту. Они обнимались в прихожей, и Мишка перепутал правую и левую мокасины, а потом выяснилось, что рубашка одета наизнанку, молния на джинсах расстегнута, и надо было приводить себя в порядок.
Он смотрел на себя в зеркало, когда Тимур подошел сзади, и его взгляд в отражении и припухшие губы вызвали у Мишки приступ нежности — снова начались поцелуи.
В этот момент на грани двух реальностей прозвучал дверной звонок.
Таня оказалась не косящей под лесбиянку девицей, не гламурной барышней, которая вполне могла дружить с Тимуром, рассчитывая затащить его в койку, а серой мышкой в очках и с проблемной кожей. Мишка нетактично пялился на нее и не мог понять, что Тимур в ней нашел. А потом вспомнил, что у Тимы с ней ничего нет, улыбнулся и кивнул.
— Добрый вечер, я Михаил. Приятно было вас увидеть, — и, махнув Тимуру рукой, сбежал к лифту.
Успел услышать «Тот самый?» и нажал на кнопку вызова.
Тимур пробормотал что-то, дверь осторожно закрылась, и за секунду до того, как подошел лифт, Мишка услышал шаги, повернулся...
Они так и поехали вниз вдвоем, потому что Мишка потащил Тима на себя, в кабину. Целовались, тихо постанывая, какие-то жалкие десять секунд, и этого было явно недостаточно.
Глава 8
У Петюни, зама генерального, был один большой недостаток. Он не умел говорить по-английски. Врал мастерски, барыгой был редкостным, идеи генерировал такие, что закачаешься, но язык бедолаге не давался. Он уже разные методики пробовал: и во сне учил, и зубрил, и на курсы с полным погружением ходил, но — никак. В конце концов, гиблое дело Петюня забросил, но людей, языком владеющих, уважать не перестал.
На неделе он поймал Мишку в курилке и долго выспрашивал об образовании. Миша удивленно рассказывал — когда Петюня в числе прочих одобрял его повышение, то уже знал как облупленного, к чему такие допросы?
Хер его знает, почему Петра Николаевича Власова все звали Петюней, но прозвище ему несказанно шло: маленький, толстенький, с пивным животиком, невероятно харизматичный, веселый... и такой тревожный для большинства. Кто-то за спинами говорил, что Петюня смахивает на пидораса, но Мишка-то знал, что это роль такая. Своего он бы сразу признал.
— Ты мне скажи, что делать надо, — ответил Мишка, сдвинув брови. — Я же сделаю.
— Вот и отлично, — обрадовался шеф. — Сегодня же едем в Питер. У меня там, — он оглянулся по сторонам и негромко сказал: — переговоры. А я в английском не шпрехаю нихрена.
Тимур позвонил, когда Миша уже подъезжал к Шереметьево. Была у Петюни еще одна приятная и любимая всеми сотрудниками черта: нежлобливость. Если он летел самолетом, то и Миша тоже. Если он селился в хорошей гостинице, то и Мишке положен был приличный номер. А также ресторанная жратва, машина и прочие удобства. И командировочные в объеме куда большем, чем установлено государством.
— Ты чего на письма не отвечаешь, придурок? — спросил Тимур беззлобно. — Я... скучаю. Черт, какого хрена меня тянет на эти телячьи нежности?
Мишка притулился на заднем сидении и прикрыл трубку рукой. Петюня невозмутимо курил на переднем и разглагольствовал о политике к вящей радости таксиста.
— Извини, я сейчас не очень могу говорить. Меня в командировку неожиданно сослали. С шефом едем. Я из Питера уже почту посмотрю.
— Хорошо. Тогда слушай, — Тимур хмыкнул в трубку. — Я тут подумал, что как-то нечестно получилось. И что мне нужно было, — его голос стал на полтона ниже, — заставить тебя остаться у меня ночевать. А еще я так и не расспросил тебя о последнем рассказе.
— О, — Мишка почти шептал. — Я могу отвечать "да" или "нет". Поиграем?
— Ты надолго в командировку? — спросил Тим.
— Нет. Пару дней.
— Будешь там шляться по клубам?
— Нет. Обещаю.
— Приводить к себе мужиков?
— Никогда! За одним исключением...
— За каким? Я ревнивый — пиздец.
— За таким. Тебя — буду, — Мишка бросил быстрый взгляд на Петюню, но того понесло в геополитику, и таксист начал с ним громко спорить.
— В Питере? Ты бредишь, милый.
— Я глобально сейчас мыслю, — хмыкнул Мишка.
— Ладно, — буркнул тот. — Писать мне будешь? Отчеты. О проведенном времени.
— Да. Буду. Подробные, в основном о том, — он понизил голос до какого-то шелеста, — как я соскучился.
— А ты будешь скучать?
— Я уже.
— И в чем это обычно выражается? В мыслях, действиях?
— В них. Я напишу очень подробно, как именно.
— Любишь виртуальный секс? – спросил Тимур с улыбкой в голосе.
— Можно попробовать.
— А по телефону?
— Тем более. Сейчас?
— Я вообще на перекур вышел, но минут пять могу... Хотя с твоими односложными ответами это не то, конечно. Хм. Ладно, — было слышно, как Тимур затягивается. — Представь себя одетым, а меня — голым и привязанным к кровати.
— Ни фига себе... А можно это повторить, когда я приеду? — Мишка постарался дышать ровно, получилось фигово — картинка встала перед глазами.