- Рыжий с друзьями тоже на концерт идёт, - взяв себя в руки, улыбнулся Котька. – Предлагает потом всем вместе отметить. Ты пойдёшь с нами?
- Пойду, - не раздумывая долго, согласился Верни и как-то ожил весь. Глаза загорелись, даже прям жить захотелось, глядя на него. Ну чудо природы, одним словом. Последняя стадия выноса мозга… Но очень уж нравилось Котьке то, что Верни никогда не ломается. Всё у него чётко и ясно, спросили – ответил. А уж если сам спросит… как бы в привычку не вошло откровенничать, всё ж растащат на сувениры. Особенно Светка. Та просто спец по коллекционированию воспоминаний. И главное, врёт же как дышит! Сколько раз было подмечено. Посидели вечером, поскучали, а она потом через два дня как начнёт наворачивать про то, как же здорово и душевно они посидели и вообще у них отношения тёплые и доверительные. Вот тебе на! Котька только и рассказывает про то, как маманя с соседками ругается, да как он с Рыжим квасит. Он и не знал, что это называется доверием и теплотой. Думал, это так, было б чем время занять… Или Светка искренне считает, что кроме неё у Котьки нет ничего в башке? А может она и права. Раньше ещё было что-то, хотел рисовать, но денег на художественные кружки не было, а теперь школу бы закончить, в Питер съездить, а потом можно куда-нибудь поступить или работать пойти – замечательно, лучше не придумаешь. Хотя что ему мешает после школы пойти в строительный техникум или даже в институт? Верни бы пошёл, в этом Котька был уверен на сто процентов. Но он-то ботан… А самому Котьке думать о будущем не хотелось, будет день – будет пища, умные люди сказали между прочим.
Около ДК уже собралась толпа разукрашенных панков, размахивающих флагами, шарфами и самодельными плакатами. «Король и Шут рулит!» Никто и не спорит, а если попытается, то останется без пары-тройки зубов. Но это сказки, конечно, на самом деле, панки - вполне вменяемый народ, главное, их не злить. Ну так, это кого хочешь разозли – и в глаз получишь, и дело вовсе не в том, что на парне надето: косуха или пиджак от Кардена.
Особенно выделялись ирокезники. Котька искренне уважал тех, кто брил голову ради любимой группы. Это конечно, фигня, на самом деле группе от этой бритой головы ни тепло, ни холодно. Но всё-таки это было лучше, чем выставляться и говорить, что за панк-рок жизнь отдаст! Волосы-то жалко, уж не то, что жизнь. Но лучше вообще ничего не говорить, а просто ходить и слушать то, что эти панк-рокеры поют собственно. Вроде для этого они и существуют.
Потапыч с Рыжим сидели на ступеньках ДК, оба в косухах и ярких банданах с изображением беззубого ещё Горшка. Конь по привычке курил за углом с какими-нибудь отмороженными девицами, любил он это дело – везде девиц находить. Внешность у него была, конечно же, здоровская. Капитан баскетбольной команды, весь из себя модный, ругался матом через каждое слово, но всё равно парень был славный. Единственный из всей тусовки Рыжего, с кем можно было поговорить о чём-нибудь более значимом, чем какое пиво лучше: тёмное или светлое. Он читал исторические романы Пикуля и смотрел старые чёрно-белые фильмы. Но Котька мало с ним общался, очень уж тот был упёртый. Вот как он говорит, так и правильно! Очень утомительно общаться с такими категоричными личностями, поспорить не получается, а как заведено - в споре рождается истина. Но послушать Коня иногда очень здорово.
- Привет, Кузнецов, - Потапыч пожал Котьке руку и удивлённо уставился на Верни, мол, это ещё что за чудо-юдо?
- Ты ж болеешь, Верни? Откуда откопался? – заржал Рыжий, он, конечно, был уже пьяный, но смех его Котьке не понравился. Слишком уж чувствовалось в нём желание сказать какую-нибудь гадость.
- Он со мной пришёл, тебе-то что? – буркнул Котька, глядя в глаза Рыжему. Тот сразу ржать прекратил, шею в плечи вжал, боялся он, когда злились. Одним словом, трус.
- Да мне-то по барабану. Если его панки по полу размажут, сам будешь отскребать потом.
- Не размажут, - усмехнулся Котька и глянул на Верни. А тот, небесное создание, нечаянно упавшее на землю, ничего не слышал про себя, не до того было - во все глаза разглядывал стоящих рядом ирокезников. Митя – самый взрослый из их тусы, носил зелёный ирокез, ставил он его пивом и лаком для волос «Прелесть» и всем об этом рассказывал, кто спрашивал. Весёлый безобидный парень.
- Чё, мелкий, понравилось? – гаркнул Митя, наклоняясь к Верни и активно ему подмигивая.
- Забавная причёска, - улыбнулся тот, нисколько не смутившись. – Очень харизматично.
- Чего? – не понял Митя, и как-то смутился своего незнания. Он понял, что Верни его хвалит, но как именно, очень хотелось бы понять. Котька чуть челюсть не потерял - Митя смутился! Казалось, что в теле этого человека нет подобной штуковины, которая заставляет краснеть. А вона как оказалось-то… И опять из-за Верни.
- Это значит, что выглядишь эффектно, тебе идёт эта причёска, - спокойно пояснил Верни, продолжая улыбаться. Искренне так улыбался и откровенно рассматривал зелёный панк, Котьку что-то кольнуло неприятно, так, словно Женька ему должен. И вообще… фигня какая-то, а не ирокез, было б что хвалить.
- Ну так, - довольный собой, хмыкнул Митя. – Я старался. А ты первый раз на концерте?
- Нет, в Лужниках был в прошлом году.
- Ух ты! – Митя протянул свою широкую ладонь, Женя её пожал с удовольствием. Вот это картина! Такая прям идиллия, может, теперь Митю нанять для охраны? Он и повыше, и в плечах пошире, и ирокез у него замечательный и харизматичный… – Уважаю! Я тоже был два года назад, такое выступление, никогда не забуду! А ты вообще местный? А то наша малышня ни черта не понимает в русском панк-роке.
- Я полгода назад приехал из Москвы.
- Ну тогда понятно! Я сам-то из Новосибирска…
Да хоть из Тмутаракани! Котьку уже откровенно напрягал этот разговор. Эти улыбки, смущение-откровение… в конце концов, это он Верни пригласил на концерт! И он всё знает про инопланетянина. Да и вообще просто обидно немного, что Котьке и сказать-то нечего по поводу концертов, сам он не большой любитель, да и жил он в этом городе всю свою сознательную жизнь, ниоткуда не переезжал…
- Вован, не ревнуй, давай лучше покурим, - усмехнулся Рыжий. Быстрее Котьки смекнул, что к чему. Но от этого было не легче. – Дай люди поговорят о важных вещах, нам с тобой не понять.
Покурить не получилось, из-за угла вывернул Конь и помахал всем фотоаппаратом, типа нужно сфотографироваться для истории.
Навалились всей кучей, и их компания, и Митина, и ещё какие-то отморозки прилепились. Ну что за глупость, честное слово – всё равно ведь никто им фотки не даст потом. Видят первый и последний раз.
Митя обнялся с Верни как с родным, такая нелепость… Если бы тогда Котька знал, что это будет единственная фотография с Женей, то он встал бы поближе к нему, и плевать на всяких Мить. Но тогда было не плевать, потому что казалось, что эта минута не закончится никогда. И будет ещё море фоток и получше…
«Разбежавшись, прыгну со скалы,
Вот я был, и вот меня не стало.
И когда об этом вдруг узнаешь ты,
Тогда поймёшь, кого ты потеряла.»
«Мраморный зал» ДК ходил ходуном от не на шутку разошедшихся панков. Митина компания прыгала в самом центре, сшибаясь друг с другом, вскидывая вверх руки, выкрикивая слова песен, конечно же, невпопад, потому что всех слов не знал никто, а зачем? И так здорово! Охранники сначала пытались навести порядок, но, поняв, что это бесполезно, встали около входа, заложив руки за спину и хмуро взирая на происходящее безумие. На самом деле они нормальные ребята, эти охранники, и заботятся они не о группе, в принципе, а обо всех зрителях. Но когда на тебя смотрят с таким хмурым лицом, кажется, что они группу защищают от зрителей. От тех, кто за них деньги заплатил, кстати.
Но Котьке всё нравилось, драйв был невероятно сильным, от басов вибрировал пол, соло-гитара буравила мозг, яркие лампочки советского ещё производства для сельских клубов светили прямо в глаза, такой улёт! Если бы всё было чинно-благородно, расселись по местам, сложили ручки, все уснули бы, без вопросов. А тут можно попрыгать и поорать, и никаких соседей сверху-снизу-сбоку.
Верни сначала стоял, слегка покачивая головой в такт мелодии, подпевал – знал все тексты, а потом тоже стал подпрыгивать на особо крышесносных моментах. Очень уж ему здесь нравилось, Котька почти поверил в то, что у него всё прошло, и ничего не болит.
- Я сейчас вернусь, - крикнул он Жене на ухо, тот согласно кивнул. – Я быстро.
Уже в коридоре Котька подумал, что зря ушёл, оставив его одного. Пришлось всё делать бегом.
- Прям как заботливая мамаша, - усмехнулся Котька своему отражению в зеркале. Вода была ледяная, а лицо горело, как на морозе. И глаза какие-то безумные, что-то всё сверкают, прям как два бриллианта в три карата, локонов нет, конечно, но с ума Котька определённо сходил. Это же было счастье. Вот такое, как все рассказывают, и не верят, потому что не замечают его, а оно же тут, совсем рядом. Вот в каком-нибудь таком месте, где все орут, прыгают, пьяные и свободные, и можно наклониться к самому уху… засада, Верни пах какой-то микстурой. Детской такой, с кислинкой. Котька пил её, когда болело горло. И она помогала, всегда помогала, и после спалось спокойно.
Сунув голову под кран, Котька быстро намочил волосы и, встряхнувшись, пригладил свою ультрамодную причёску против лопоухости от тёти Наташи из соседнего подъезда. Сгодится для сельской местности, хмыкнул Котька, но всё равно остался доволен собой. И вообще… не так уж он и страшен, даже совсем не страшен.
«Будь как дома, путник,
Я ни в чём не откажу…»
Котька влетел в зал и сразу понял, что произошло непоправимое. Сердце перестало биться, а в ушах образовались ватные заглушки, голос Горшка провалился в какой-то звуковой колодец. Верни не было там, где оставил его Котька, рядом с охранниками, подальше от беснующихся панков…
Растолкав прыгающий народ, Котька посмотрел в центр «мраморного зала» и увидел знакомый тёмно-красный свитер рядом со здоровенным другом Мити... Он толкал Верни из стороны в сторону, другие прыгали вокруг него, как черти на костре, и в любую минуту могли просто-напросто затоптать. Это смотрелось по-настоящему дико, первобытно, и страшно. Верни хотят принести в жертву языческому богу рока.
Котька ломанулся к панкам, тщетно пытаясь пробраться ближе к Верни, но кто-то сильно толкнул его в спину, и он со всей дури налетел на локоть Мити грудью. Дышать стало нечем. Панки прыгали, даже не замечая, что кто-то хочет пробраться через них, им казалось, что Котька тоже хочет потолкаться. Ура! С прибытием, друг. Котька замахнулся, пытаясь остановить очередное столкновение, но в это время Верни сам обернулся и широко улыбнулся Котьке, отвлекая. Удар пришёлся в лицо, в нос, в губы, что-то хрустнуло…
- Стойте! – закричал Верни, пытаясь остановить разгорячённый народ, но никто даже ухом не повёл. Они просто вытолкнули Верни из круга, а следом за ним и Котьку, даже не обратив внимания на то, что у него шла кровь. Котька схватился рукой за лицо, проверяя, целы ли зубы, и взвыл от боли. Никогда прежде его не били по зубам неожиданно и с такой силой. Отрезвляет, надо заметить. И никакого тебе идиотского счастья. Как рукой сняло.
- Больно? – Верни схватил Котьку за локоть и упорно куда-то тащил. Но Котька никуда не хотел идти, ему было жутко больно и обидно, до слёз. Верни просто хотел оторваться, а он… а он побежал его спасать и получил по зубам за это. Вот тебе и клоунада, оборжаться можно какой придурок.
- Отвали, - резко дёрнув плечом и освобождаясь от рук Верни, бросил Котька и быстрее пошёл к выходу из зала, – придурок несчастный! Иди прыгай дальше!
Котька с ноги открыл дверь туалета и, ещё раз проверив сохранность всех зубов, стал промывать рану.
- Тебя никто не просил лезть в кучу, - Верни подкрался незаметно, как то самое нехорошее слово. Котька даже не поднял головы от крана. Никогда прежде он не чувствовал себя таким идиотом, да даже не идиотом, а кретином, дебилом, и недоумком, которых скрестили для следственных экспериментов. Губа вмиг распухла, от вкуса крови начинало подташнивать. Паршивый, паршивый день. Наверное, каждый бы так подумал на его месте, но от этого было не легче. И почему многие считают, что если у кого-то что-то болит, то обязательно нужно сказать, что у него самого болело ещё сильнее, но вот посмотри, выжил же! Как будто это может помочь, честное слово – свинство это, а не поддержка.
Но Верни не стал рассказывать, где у него что болит. Он просто стоял, прислонившись спиной к стене и молча смотрел, как Котька кипел от злости. Прям интересно до чёртиков.
- Был такой ледокол «Красин», первого августа 1918 года его затопили для преграждения пути кораблям интервентов к Архангельску, - говорил Верни, и в голосе его слышалась улыбка. Ему ещё и смешно? – Котик, ты и есть этот ледокол. - Верни засмеялся, сначала тихо, а потом всё громче и громче. И так это было неприятно, так это было правильно то, что он говорил, что Котька разозлился не на шутку, даже кулаки сжал. - Неужели ты подумал, что я сунусь к ним, не зная, что это такое?
Оторвавшись от крана, Котька навис над Верни, буравя его немигающим взглядом. Тот прекратил смеяться. Но не испугался, просто замолчал.
- Представь себе, подумал. Смешно, да? – он не кричал, но голос дрогнул, возвышаясь. – И я тебе не Котик.
Верни смотрел на него широко распахнутыми глазами и тоже не моргал. Дошло, что ли? Не смешно уже, гуманоид придурочный?
- Я больше не буду тебя так называть, - тихо ответил Женя и опустил голову, сложил руки на груди, закрываясь. – Извини.
Котька так и замер на месте, злость вся куда-то улетучилась. Очередная дурацкая черта – беситься так, что искры из глаз, а потом через пять минут – как ничего и не было, только стыдно за то, что сорвался.
Котька отошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение. Так и есть – лицо кретина. Но разве он был не прав? Да, иногда инициатива наказуема, но уговор был защищать Верни. Вот он и защищал… Никаких претензий быть не должно, в каждой работе есть свои издержки. Только Котька что-то не мог припомнить, что думал о деньгах, когда ломился сквозь толпу неадекватов, видя на горизонте тощую фигуру в красном свитере.
- Спасибо, Вова, - Верни мягко улыбнулся Котькиному отражению и ушёл, бесшумно прикрыв за собой дверь.
- Чтоб тебя… - вяло выругался Котька ему вслед и, достав «винстенку», закурил, несмотря на то, что губа опять стала кровить. Меньше орать нужно. Потом он выкурил ещё одну сигарету и понял, что что-то определённо испортил. Не стоило так гадко орать, тем более что Женя и впрямь был не виноват, ну захотел попрыгать с панками, это его дело, где именно получать в лоб, в конце концов. Раньше Котька не был таким «заботливым». Где то прекрасное время?
Концерт закончился рано, группа не вышла петь на бис, торопились обратно в Питер. Поезд уходил в половине одиннадцатого. В принципе, это понятно, что нужно ещё кучу дел переделать, но когда народ кричит тебе: «Бис, бис! Король и Шут, Король и Шут!» Может, не стоит так сразу уходить… Пять минут – такая малость.
Когда зажгли верхний свет и техники вышли сматывать провода, разбирать барабанную установку – все поняли, что группа ДЕЙСТВИТЕЛЬНО петь больше не будет. Паршивый концерт паршиво и закончился. Все вроде улыбались, протискиваясь в раскрытые двери, но осадок неприятный остался у всех. Завтра его уже не будет, но сейчас он был, и надо-то было ещё пять минут, большего-то никто и не требовал, на самом деле.
Конь пригласил к себе в общагу. Его брат слинял к своей девушке, поэтому хата была свободна. О! Брат у Коня ещё то чудо природы. Не такое как Верни, таких как Верни Котька никогда в жизни не встречал, а настоящее чудо природы, с маленькой буквы. Его девиз по жизни – «все бабы – дуры и суки, не влюбляйтесь в них никогда». Мерзкий девиз какой-то. Да и вообще, какой дурак будет влюбляться в дуру? Хотя… ещё как будет! Котька заметил, что как раз идиоты и ходят с идиотками. Вот вроде девчонка, ну ни ума, ни фантазии, стерва и задавала, а за ней ходит какой-нибудь мальчик, в рот заглядывает. И надо оно ему? А потом присмотришься… да он такой же! Только молчит, а как рот раскроет, так такая гадость посыплется, неделю не отойдёшь. Степанов, который постоянно сексом своим хвалится, через раз на стерв западает.