— Угу. А еще как последняя девчонка, ревущий у тебя на груди.
— Ага. И сидящий на коленях. Просто блеск, всегда мечтал тебя "втихую", как ты выразился, потискать.
Шельм фыркнул ему в шею. Боль дракона, разделенная на двоих, отпустила.
— Так тискай, чего же ты тушуешься?
— Да вот все думаю, с чего бы начать, — усмехнулся ему в волосы Ставрас, но, разумеется, никаких активных действий предпринимать не стал.
— Слушай, — не спеша вставать на ноги, произнес шут, не поднимая головы.
— М? — расслабленно откинувшись на угол между стенами, в котором сидел, невнятно отозвался Ставрас, которого такое совместное положение явно вполне устраивало.
— Мне тут и Михей, и Маришка эта, про взгляды какие-то намекали. Ты не знаешь, о чем это они?
— Понятия не имею, — искренне признался лекарь. — А что за взгляды?
— Ну, дескать, ты вчера за ужином как-то на меня необычно смотрел, что они с легкостью поверили, когда я говорил им, что мы любовники.
— Сколько мне еще повторять тебе, что мы не любовники. И все эти твои "и хочется, и колется" я даже слышать больше не хочу?
— Но…
— Шельм, с такими вещами не шутят, тем более с любовью, когда ты это поймешь?
— Но я же шучу лишь со своею. Моя любовь, что хочу, то и делаю!
— И моя. С моей ты тоже шутишь.
— Ты же меня не любишь!
— Но могу полюбить. И хватит об этом.
— Ты пошутил?
— Нет.
— Плохо.
— Вот и я думаю, что ничего хорошего.
— Так что там со взглядами?
— Да, глупости они там себе нафантазировали.
— А конкретнее?
— Вы мне с Веровеком душу растравили тем разговором про принцесс, вот я и примерялся.
— К чему? — Шельм все же повернул голову и заглянул ему в глаза.
Лекарь тяжко вздохнул. Перехватился поудобнее и коротко ответил:
— К тебе.
— А чего ко мне примеряться-то?
— Да, вот все думал, хотелось бы мне тебя съесть вместо куриной ножки с жареной картошечкой, к примеру.
— И как?
— Съесть — точно нет. Все остальное — не знаю.
— А все остальное, это что?
— Облизать тебя в некоторых местах я бы не отказался, — с какой-то совсем не шуточной задумчивостью во взгляде отозвался Ставрас.
— Будем считать, что ты пошутил. Ха-ха.
— Ну, если тебе так спокойнее будет…
— Ставрас!
— Что — Ставрас? Не все же тебе меня до нервных колик доводить.
— Ах, вот как?! Ну, держись, я буду мстить!
— Ага-ага, и мстя твоя будет страшна. Ладно, а если серьезно, то я сказал тебе все так, как и почувствовал. Понимаю, что глупо, но я же все же зверь, как-никак, пусть и частично.
— Знаешь, никудышный из тебя зверь, доложу я тебе. Кстати, раз сам драконов со зверьми сравниваешь, чего же ты тогда у меня поцелуй вытребовал?
— Ну, считай, что мне просто хотелось целоваться.
— А сейчас уже не хочется?
— Это тебе не хочется, любимый, — промурлыкал лекарь нарочито провокационно. — А мне, как дракону, все эти ваши человеческие премудрости никакого удовольствия не доставляют.
— Уверен?
— Что уверен?
— Ты пробовал с людьми целоваться?
— С людьми нет, но с драконами в людском обличии, да.
— Ну, это же совсем не то! — отчего-то с жаром запротестовал Шельм.
— Почему?
— Люди… ну, они же другие.
— Можно подумать, что ты сравнивал, — насмешливо глянул на него лекарь.
— Нет, но… — замялся поначалу Шельм, а потом неожиданно встрепенулся, скользнул лукавым взглядом по лицу лекаря, намеренно задержавшись на губах, и объявил: — Но не прочь сравнить.
— Хм, ну и где тогда чистота эксперимента? — полюбопытствовал Ставрас, состроив серьезную мину.
— Ты о чем?
— Чтобы было с чем сравнивать, ты должен знать, каково это целоваться с мужчиной. Не с девичьими же ты мой поцелуй сравнивать будешь.
Шут затих. Ставрас усмехнулся и хотел уже ссадить его со своих коленей, но не успел.
— Я целовался с мужчиной. Давно. Один раз. И очень сильно ненавидел его в тот момент, и сейчас ненавижу. Но поцелуй, это всего лишь соприкосновение губ. Я знаю, чем отличаются мужские губы от девичьих.
— И все еще хочешь попробовать? — спросил Ставрас так ровно, как только смог. Хотя на самом деле куда больше его сейчас интересовали совсем другие вопросы. С кем? Когда? Почему?
— Да, — утвердительно кивнул Шельм.
— Хорошо. Я не против.
— Только…
— Да?
— Здесь нет Веровека.
— А он здесь причем?
— Ну, помнишь, наше, точнее, твое условие, чтобы он смотрел, когда я тебя целовать буду?
— Значит, это будет репетицией. При нем как-нибудь в следующий раз. Как ты на это смотришь?
Но шут на слова уже никак не смотрел, он тянулся к губам. Медленно, в глаза лекаря неотрывно. Ставрас не торопил его. Не шевелился и тоже не отрывал от него взгляда, уже не мог оторвать. Соприкосновение было таким робким, несмелым, что оба, замерев, не сразу осознали, что оно уже произошло. А потом их прервали.
— Эй, хозяева, принимайте работу! — раздался со двора окрик Гиацинта.
Шельм резко отдернулся и соскочил с его коленей на пол, правда, глядел при этом все так же неотрывно. Ставрас подавил в себе неизвестно откуда взявшийся разочарованный вздох и тоже поднялся.
— Иди в спальню, а я пока сам с ними побеседую.
— А если Михей…
— Не волнуйся. Я разберусь, — еще тверже, с нажимом, произнес лекарь.
Шут пожал плечами, кивнул и скрылся за дверью, а Ставрас не спеша вышел в сени, где столкнулся с приметившим непрошенных гостям Михеем, коротко переговорил с ним и вышел во двор уже один. Весь дом затаился, приготовившись к осаде, а, может быть, это только казалось.
Ставрас медленно спустился с высокого крыльца, давая возможность пришедшим рассмотреть себя, а сам смотрел на них. "Интересная пара", отметил он про себя и тут же услышал ответ от шута, которого теперь, похоже, уже не так угнетала их связь друг с другом, как до того.
"Еще бы! Ты повнимательнее к кузнецу присмотрись!".
"Вижу", лаконично отозвался Ставрас. И, подойдя к настороженно за следящим мельником с кузнецом, произнес уже в слух:
— Зайдете?
— Зачем? — не отпуская его взгляд, уточнил Гиацинт.
— Поговорим.
— Нам есть о чем говорить?
— Да. О многом.
— Например?
— Три дня назад мы проезжали Дабен-Дабен…
— Цыганский город?
— И имели возможность достаточно близко пообщаться с Дидлемом Лютиком Шлимом. Знакомое имя Филлактет Шлим?
Мельник отшатнулся, но Ставрас успел схватить его за руку чуть выше запястья и не отпустил от себя. Муравьед, стоявший чуть в стороне, резко отпустил поводья коня, и словно бы присел немного, сразу став похожим на зверя, готовящегося к смертельному для жертвы прыжку. Ставрас видел это краем глаза, но руки мельника так и не отпустил.
— Хотите уйти, держать не буду. Заплачу за коня столько, сколько скажете. Но вы уверены, что хотите уйти?
— Как вам удалось уйти от Лютика?
— Поверишь, если скажу, что легко?
— Нет. Но, видно, придется, — отозвался Гиацинт, кивнул, словно сам себе, и вытащил руку из хватки Ставраса. Тот удерживать не стал, как и обещал. — Мы зайдем, — решился мельник.
— Гиня! — возмутился Мур, но тот лишь головой покачал.
— Мне кажется это важно Мур. Идем.
И они уже втроем поднялись по крыльцу и вошли в дом. Там их ждал накрытый стол и хмурый Михей, восседающий в его главе.
Гиня коротко хмыкнул:
— Думал, испугаемся и не зайдем?
— А чего вам меня бояться-то? Это не вам, а мне, скорее, опасаться за своих домашних стоит, — бросил нахохленный дед, сурово сдвинув седые брови. Гиня тоже нахмурился, хотел что-то сказать, но Михей перебил его, вскинув руку: — Верю, что детей бы не тронули, и размышлял я не об этом.
— А о чем, если не секрет, конечно? — усаживаясь за стол, полюбопытствовал красноволосый масочник. Мур в это время опустился на лавку рядом с ним. Ставрас сел напротив, по левую руку от Михея.
— О том, что некоторые злоупотребляют моим гостеприимством, — бросил дед, недовольно покосившись на безмятежного до отвращения лекаря.
Тот вежливо улыбнулся.
— Поедим для начала или сразу за разговоры? — полюбопытствовал он.
— Мы не голодные, — буркнул все еще напружиненный и явно не убежденный его словами Муравьед.
— Кстати, — неожиданно почти промурлыкал Гиацинт, внимательно глядя на мужчину, сидящего напротив, — пока мы к вам шли, сорока на хвосте принесла, что ранил ты своего мальчишку голубоволосого, который, смельчак, к нам на разведку ходил, и тут же вылечил.
— Было дело, — не стал отпираться Ставрас, ожидая вопроса, к которому все это было сказано.
— Хороший лекарь, значит?
— Драконий, — все с той же вежливой улыбкой отозвался Ригулти, и как ни в чем не бывало, не обращая внимания на вытянувшиеся лица напротив, потянулся к миске с жареной картошкой с грибами и деловито наложил несколько ложек себе на тарелку. — Вы попробуйте картошечку, очень вкусно.
Гиацинт на полном автомате, все еще смотря на него во все глаза, протянул руку через стол. Ставрас вложил ему в пальцы ложку и совершенно спокойно перевел взгляд на Муравьеда. Во взгляде кузнеца появилось странное выражение. Он расправил плечи, приосанился и посмотрел уже не с настороженностью, с вызовом, а под столом, зачем-то, положил руку на бедро соседа. Тот и бровью не повел, принял как должное, а лекарь перестал улыбаться и вздохнул.
— Кем тебе приходится Лютик?
— Двоюродным братом по материнской линии.
— Давно не общаетесь?
— Почти десять лет.
— С тех пор, как ты покинул клан?
— Нет. Раньше. Вне клана я лишь шесть.
— Почему ты ушел?
— С какой стати, я должен тебе рассказывать? — накладывая картошку на свою тарелку, произнес Гиацинт холодно.
— Потому что я спрашиваю. Спроси ты, и отвечу я.
— Что тебя связывает с ним?
— С Шельмом? Я запечатлен на него, он на меня.
— Ты дракон?
— Частично.
— Ясно, — Гиацинт отвел взгляд, повернувшись в сторону окна, и о чем-то задумался.
— Что тебя смущает?
— Просто подумал, что ты обо мне от него узнал. Думал, он такой же, как я.
— А почему уже не думаешь?
— Масочник не может быть запечатлен драконом, — в голосе Гиацинта на миг проскользнула какая-то глубокая, затаенная печаль.
— Отчего же?
— Вы нас ненавидите сильнее, чем когда-то ненавидели людей.
— Не сказал бы.
"Шельм спустись и Веровека захвати".
"Угу".
— А от кого, по-твоему, если не от Шельма, еще я мог узнать твое имя и маску?.
— Маску?! — Гиацинт вскинулся, резко повернувшись к нему. — Ты блефуешь, ты не можешь знать… маску.
— Коломбина, — совершенно спокойно обронил лекарь и отпил малинового морса, налитого ему Михеем, молчаливо прислушивающегося к разговору.
— Но… а, все дело во внешности, да, — немного успокоился озаренный догадкой масочник. — Я выгляжу слишком юным для своих лет, вот ты и предположил, что моя маска Коломбина, а я повелся.
— Разве Коломбина единственная женская маска?
— Нет.
— Думаешь, я мог бы так удачно ткнуть пальцем в небо?
— Я думаю, что разговора не получается и нам пора, — вмешался молчавший до этого Мур и начал подниматься.
Но именно в этот момент дверь в горницу открылась, и вошли непривычно притихший Шельм, а за ним и Веровек.
— Ну, что ж, а теперь, давайте познакомимся, — мягко произнес Ставрас и поднялся. — Мое имя Ставрас Ригулти, Драконий Лекарь, а это мои спутники. Шельм Ландышфуки, Придворный Шут Его Величества Палтуса Третьего, и его кровный брат, Веровек Палтусович…
Глаза округлились у всех троих, сидящих за столом, но вскочил только Михей. И не просто вскочил, за голову схватился.
— Что?!
— Дедушка, может вам валерьянового отвара накапать? — участливо полюбопытствовал Шельм, и быстренько юркнул на лавку под бок к Ставрасу. Веровек сел с ним рядом.
— Ты притащил ко мне королевича и ничего не сказал?! — накинулся на лекаря дед.
— Ну, я как бы это, — робко подал голос Веровек, стараясь ни на кого не смотреть. — Инкогнито.
— А на конюшне с моим внуком ты тоже инкогнито возился, а Маришке кур кормить помогал… — выпалил дед и резко замер.
— Мне не трудно было, — угнувшись и втянув голову в плечи, выдавил из себя Веровек еще тише.
Шельм посмотрел на него, и терпеть не стал.
— И что с того? Ну, помогал он, и что теперь? Нет, лучше бы похвалить, а ты тут орешь на него. Не стыдно?
— Сумасшедший дом! — в сердцах бросил Михей и с размаху плюхнулся на свой стул, тот предательски скрипнул. — Это же надо, а? Я еще могу себе представить, что мающийся со скуки дракон запечатлит на себя масочника, нет, честно, уже могу. Но чтобы масочник преспокойно жил не просто в столице, во дворце! Так еще и как-то умудрился стать кровным братом королевича, это просто в голове не укладывается! У вас же там в гвардии три моих ученика, неужели, они ничего не заметили или совсем позабыли все, чему я их учил? — сокрушался дед.
Все присутствующие сочувственно молчали. Даже Шельм, который и вовсе поймал себя на мысли, что как никогда ему хочется оправдаться перед этим человеком, для которого сейчас в один миг рухнул весь привычный мир, но слова не шли. И тогда неожиданно заговорил Веровек.
— Я не считаю их монстрами. У них просто власти и сил больше, чем у других. А нехороших личностей и среди людей пруд пруди. Каждый делает свой выбор сам, — он вскинул голову, глаза у него блестели, но во взгляде появилась непривычная твердость. Он верил в слова, что говорил сейчас. Всем сердцем верил.
Михей собиравшийся продолжить обличительную речь неожиданно умолк. Долго смотрел на него, а потом тихо вздохнул.
— Узнаю род Августа. Только в вас может быть столь крепка вера в людей и… им подобных.
— Ну, а теперь ваша очередь, — обратился лекарь к притихшим кузнецу и мельнику.
— Тоже вставать, что ли? — полюбопытствовал Гиацинт, отмерев.
— Не обязательно. Можно сидя.
— Мое полное имя Филлактет Гиацинт Шлим. Масочник, кукольник, Коломбина.
— А я Муравьед Сиявич. Можно просто Мур.
— Вот и познакомились. Так почему ты ушел из клана?
— Сначала я, — отрицательно покачал головой Гиня и впился взглядом в лукаво улыбающегося с противоположной стороны стола Шельма. — Твоя маска?
— Полишинель.
— Арлекин. А что, тебе подходит. Не даром же шут.
— Думаешь, подходит? — сузил глаза Ставрас. — Но, насколько помню, Арлекин глуп, зол и предпочитает пакостить из-за угла, а не вступать в открытое противостояние.
— Ну, всякое может быть. Я вот тоже думаю, что ему больше подошел бы Ковьелло он же Бригелла, но раз Совет Иль Арте решил…
— Совет может ошибаться?
— Конечно, нет, — убежденно отозвался Гиацинт, но как-то подозрительно резко осекся. Подумал и произнес с сомнением: — Я… не знаю. Но считается, что нет, не может.
— Думаешь, простой Арлекин смог бы так легко выяснить не только маску, но и имя?
— Я уже сказал, что маску вполне можно было угадать. Что же касается имени… Ему же не больше двадцати пяти, а я был одним из первых, кто покинул клан после так и не подтвердившихся слухов о рождении Вольто. Обо мне говорили. Он мог слышать мое имя и даже видеть меня в детстве.
— Шельму нет и двадцати одного. Вы обретаете маску в первый месяц совершеннолетия. В четырнадцать. В Столице он появился в неполные пятнадцать. От поместья Икуф до Столицы пешком довольно долго, прибавь к этому, что мальчишка вряд ли шел без остановок, скорей всего задерживался по пути то тут, то там. Надолго задерживался. Как думаешь, он мог слышать о тебе, если ушел раньше почти на год?
— Тогда как? Откуда? — ошеломленно пробормотал Гиацинт, во все глаза глядя на Шельма, который, напротив, на него и вовсе не смотрел.
— Я уже услышал, почему ты ушел, но хочу понять, что означает для вас, масочников, рождение Вольто, что это за маска и как стало известно о её появление среди вас?