– Подожди! – торопливо окликнул Маркус. Он не мог позволить Гонории уйти. Нет, пока нет.
Она остановилась, повернулась и вопросительно взглянула на него.
– Посиди со мной, – попросил он, показав на кресло. Она медлила, и Маркус добавил: – Большую часть последних двух дней я провел наедине с собой. – Она все еще казалась неуверенной, поэтому он смущенно улыбнулся и сказал: – Боюсь, мне немного скучно.
– Только немного? – ответила Гонория, вероятно, не успев вспомнить, что собиралась воздержаться от беседы.
– Я в отчаянии, Гонория, – сказал он.
Она вздохнула, задумчиво улыбнулась и снова вошла в комнату. Гонория оставила дверь открытой; теперь, когда он уже не на пороге смерти, необходимо соблюдать приличия.
– Ненавижу это слово, – сказала Гонория.
– Отчаяние? – переспросил он. – Ты находишь его слишком часто применяемым?
– Нет, – вздохнула она, садясь в кресло рядом с кроватью. – Слишком часто подходящим. Ужасное чувство.
Он кивнул, хотя, по правде говоря, не понимал отчаяния. Одиночество – да, но не отчаяние.
Гонория тихо сидела рядом, положив руки на колени. Повисла долгая тишина, не неловкая, но и не очень уютная. Помолчав, Гонория сказала:
– Бульон.
Маркус опустил глаза на поднос, где стояла маленькая фарфоровая супница, накрытая крышкой.
– Кухарка назвала это «boeuf consomme», – продолжила Гонория чуть быстрее, чем обычно, – но это обычный говяжий бульон. Миссис Уэдерби настаивает на его чудодейственных целительных свойствах.
– Полагаю, у меня нет выбора, – уныло произнес он, глядя на полупустой поднос.
– Еще есть сухой тост, – сочувственно добавила Гонория. – Извини.
Маркус понурил голову. Он отдал бы все за кусок шоколадного пирога от Флиндла. Или за яблочное пирожное с кремом. Или за песочное печенье, или за сдобную булочку, или вообще хоть за что-нибудь сладкое.
– Пахнет неплохо, – сказала Гонория. – Я имею в виду бульон.
Да, конечно, но запах шоколада понравился бы ему куда больше.
Маркус вздохнул и взял ложку, подув на нее, прежде чем попробовать бульон.
– На вкус тоже неплохо, – произнес он.
– Правда? – с сомнением спросила Гонория.
Маркус кивнул и съел еще. Или, точнее, выпил. Едят бульон или пьют? И нельзя ли добавить к нему немного сыра?
– А что было на ужин у тебя? – спросил Маркус.
Гонория покачала головой:
– Тебе не нужно этого знать.
Он съел – или выпил – еще ложку.
– Наверное. – Но Маркус все равно не мог сдержаться: – Была ли там ветчина?
Гонория молчала.
– Была! – обвиняющим тоном произнес Маркус.
Он посмотрел на остатки супа. Он хотел собрать их тостом, однако оставил недостаточно жидкости и бульона хватило, чтобы смочить тост всего два раза.
Остаток был сухим. Опилочно-сухим. Пустынно-сухим. Маркус на секунду задумался. Кажется, несколько дней назад он уже употреблял подобные слова. Он откусил от совершенно несъедобного тоста. Никогда в жизни Маркус не видел пустыни и скорее всего не увидит. Да и много ли англичан побывало в пустыне, но до чего живучее сравнение.
– Почему ты улыбаешься? – с любопытством спросила Гонория.
– Я улыбаюсь? Это очень, очень грустная улыбка, уверяю тебя. – Он внимательно посмотрел на тост. – Вы правда ели ветчину? – И добавил, не будучи уверен, что хочет знать ответ: – А пудинг?
Он посмотрел на Гонорию. У нее было очень виноватое выражение лица.
– Шоколад? – прошептал он.
Она покачала головой.
– Ягоды? О Господи, неужели кухарка сделала пирог с патокой?
– Он был очень вкусным, – признала Гонория, издав один из тех удивительно радостных вздохов, с которыми полагалось вспоминать лучшие из десертов.
– Еще немного осталось? – уныло спросил он.
– Думаю, да. Его подали на гигантской… Подожди-ка. – Гонория прищурилась и подозрительно посмотрела на него. – Ты ведь не собираешься просить меня украсть для тебя кусочек?
– А ты это сделаешь? – Маркус надеялся, что ему удалось подкрепить свой жалобный голос не менее жалобным выражением лица. Ему просто необходимо ее разжалобить.
– Нет! – Но она сжала губы, откровенно пытаясь не засмеяться. – Пирог с патокой – не подходящая еда для больных.
– Не понимаю почему, – ответил он.
Совершенно искренне.
– Потому что тебе полагается есть бульон. И холодец. И печень трески. Все это знают.
Он с трудом успокоил свой взбунтовавшийся желудок.
– Хотя бы раз ты почувствовала себя лучше после этих деликатесов?
– Нет, но, думаю, смысл не в этом.
– А в чем же тогда?
Она открыла рот, собираясь ответить, но потом комично замолчала. Подняла глаза наверх, посмотрела налево, как будто ища в мозгу подходящий ответ.
Наконец намеренно медленно она произнесла:
– Я не знаю.
– Значит, ты украдешь для меня кусочек? – Маркус улыбнулся лучшей из своих улыбок: «Я-почти-умер-ты-не-можешь-мне-отказать». По крайней мере он надеялся, что она так выглядит. По правде говоря, он никогда не умел лукавить, и, возможно, у него получилась улыбка «я-несколько-не-в-себе-поэтому-в-твоих-интересах-притвориться-что-согласна».
Узнать точно не представляется возможным.
– Ты понимаешь, какое наказание может меня постичь? – спросила Гонория. Она воровато наклонилась вперед, как будто кто-то действительно мог за ними наблюдать.
– Не очень страшное, – ответил он, – ведь ты в моем доме.
– Это мало что значит против объединенного гнева миссис Уэдерби, доктора Уинтерса и моей матери.
Он пожал плечами.
– Маркус…
Но у нее больше не осталось аргументов. Поэтому она сказала только:
– Пожалуйста.
Гонория посмотрела на него. Он пытался выглядеть жалким.
– Ох, ну ладно. – Она фыркнула, сдаваясь и даже не пытаясь прикрыть отступление. – Мне идти прямо сейчас?
Он умоляюще сложил руки:
– Я был бы бесконечно рад.
Гонория, не поворачивая головы, покосилась в одну сторону, потом в другую. Потом встала, поправив складки своей бледно-зеленой юбки.
– Я вернусь, – сказала Гонория.
– Буду ждать.
Она дошла до двери и повернулась.
– С пирогом.
– Ты – мой спаситель.
Она прищурилась:
– Ты мне должен.
– Я должен тебе гораздо больше, чем пирог с патокой, – серьезно ответил он.
Гонория вышла из комнаты, оставив Маркуса с пустым подносом и хлебными крошками. И с книгами. Он посмотрел на стол, где она оставила стопку. Осторожно, стараясь не опрокинуть стакан с теплым лимонадом, приготовленным для него миссис Уэдерби, он поставил поднос на другую сторону кровати. Протянув руку, Маркус взял первую книгу и посмотрел на обложку. «Описания красот Эдинампля и Лохернхеда».
Господь милосердный, она нашла это в его библиотеке?
Следующая. «Мисс Баттеруорт и Безумный Барон». Он не стал бы такое читать, но в сравнении с «Описаниями красот, где-то в Шотландии доводящими вас до смертельной скуки»…
Маркус откинулся на подушки, нашел первую главу и начал читать.
«Была темная и ветреная ночь…»
Кажется, это он уже где-то читал.
«…и мисс Присцилла Баттеруорт не сомневалась – вот-вот начнется дождь, льющийся с небес потоками и ручьями…»
Когда Гонория вернулась, мисс Баттеруорт успела остаться брошенной на пороге, пережить чуму и убежать от дикого медведя.
Мисс Баттеруорт была весьма легка на ногу.
Маркус с нетерпением приступил к третьей главе, предвкушая встречу мисс Баттеруорт со стаей саранчи, и был весьма увлечен чтением, когда Гонория появилась в дверях, тяжело дыша и сжимая в руках чайное полотенце.
– Ты не достала ни кусочка, да? – спросил он, смотря на нее поверх «Мисс Баттеруорт».
– Конечно, достала, – презрительно ответила Гонория. Она положила чайное полотенце и развернула его. Внутри оказался немного рассыпавшийся, но тем не менее узнаваемый пирог с патокой. – Я принесла целый пирог.
Маркус почувствовал, как широко открываются его глаза. Он дрожал. Дрожал от предвкушения. Мисс Баттеруорт и ее саранча не могли сравниться с пирогом.
– Ты – мой кумир.
– Не говоря уже о том, что я спасла твою жизнь, – саркастически заметила Гонория.
– Ну, и это тоже, – смущенно сказал Маркус.
– Один из лакеев следил за мной. – Она взглянула через плечо на открытую дверь. – Я думаю, он принял меня за вора, хотя, честное слово, если бы я пришла грабить Фензмор, я бы вряд ли начала с пирога с патокой.
– Правда? – с набитым ртом спросил Маркус, полный райских ощущений. – Я бы начал именно с него.
Гонория отломила кусочек и положила в рот.
– Он действительно очень вкусный, – вздохнула она. – Даже без клубники и крема.
– Не могу придумать ничего лучше, – радостно вздохнул в ответ Маркус, – кроме, возможно, шоколадного пирожного.
Она уселась на край кровати и взяла еще маленький кусочек.
– Извини, – сказала она и, проглотив пирог, продолжила: – я не знаю, где лежат вилки.
– Это не важно, – ответил Маркус. Это действительно не важно. Он так был рад наконец-то чувствовать вкус настоящей еды с настоящим запахом. Он даже мог жевать. Почему многие считали, что невкусные жидкости – верный путь к выздоровлению, было для него загадкой.
Маркус начал мечтать о запеканке. Десерт оказался прекрасен, но ему нужно чем-то восстанавливать силы. Говяжий фарш. Нарезанная картошка, немного прожаренная в печи. Он почти чувствовал их вкус.
Маркус поднял взгляд на Гонорию. Почему-то он сомневался, что она сможет вынести все это из кухни в чайном полотенце.
Гонория взяла еще кусочек пирога.
– Что ты читаешь? – спросила она.
– «Мисс Баттеруорт и… э… – он взглянул на книгу, лежавшую на кровати обложкой вверх, – Безумный Барон».
– Правда? – Гонория казалась ошеломленной.
– Я не смог заставить себя открыть «Прелесть маленькой ненаселенной области Шотландии».
– Что?
– Вот эту. – Маркус передал ей книгу.
Гонория опустила взгляд, и Маркус заметил – ей понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем он говорит.
– Она казалась весьма занимательной, – сказала она, пожав плечами. – Я думала, тебе она понравится.
– Только если бы меня огорчало, что болезнь не добила меня, – фыркнув, произнес он.
– А по-моему, название звучит интересно.
– В таком случае тебе стоит самой прочитать эту книгу. – Маркус сделал щедрый жест рукой. – Я готов ею пожертвовать.
Гонория упрямо сжала губы.
– Ты посмотрел на другие книги, которые я тебе принесла?
– Честно говоря, нет. – Он поднял «Мисс Баттеруорт». – Эта показалась весьма интригующей.
– Не могу поверить, что ты получаешь от нее удовольствие.
– Значит, ты ее читала?
– Да, но…
– Закончила?
– Да, но…
– Ты получила от нее удовольствие?
У Гонории, кажется, не был заранее приготовлен ответ, и Маркус, воспользовавшись ее замешательством, пододвинул чайное полотенце поближе. Еще несколько дюймов, и пирог окажется вне досягаемости для Гонории.
– Получила, – наконец признала она, – хотя не которые эпизоды показались мне нереалистичными.
Он перевернул книгу и посмотрел на нее:
– Правда?
– Ты не очень много прочитал, – сказала Гонория, подтягивая чайное полотенце обратно к себе. – Ее мать насмерть заклевали голуби.
Маркус с уважением посмотрел на книгу:
– Правда?
– Весьма жуткая сцена.
– Умираю от нетерпения.
– О, пожалуйста, – произнесла Гонория. – Ты не можешь читать такое.
– Почему?
– Эта книга слишком… – она помахала рукой в воздухе, как будто подыскивая нужное слово, – несерьезная.
– Я не могу читать несерьезную книгу?
– Ну конечно, можешь. Просто я не могу представить себе, чтобы ты читал ее по собственному желанию.
– Почему же?
Гонория подняла брови:
– Ты говоришь так, как будто оправдываешься.
– Мне любопытно. Почему я не могу по собственной воле читать что-то несерьезное?
– Не знаю. Это же ты.
– Почему это звучит как оскорбление? – с любопытством спросил он.
– Нет. – Она взяла еще кусочек пирога. И тут произошло нечто странное. Гонория посмотрела вниз и одним быстрым движением языка слизнула с губ крошку.
Движение заняло меньше секунды, но Маркуса охватило волнение, и он вдруг осознал – это желание. Горячее, всепожирающее желание.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
Нет.
– А что?
– Мне показалось, я задела твои чувства, – призналась она. – Если так, прими мои извинения. Я не хотела тебя обидеть. Ты хорош и такой, какой ты есть.
– Хорош? – Какое вежливое слово.
– Это лучше, чем нехорош.
Любой другой мужчина в этот момент схватил бы ее и продемонстрировал, насколько «нехорошим» он был, и Маркус был достаточно «нехорошим», чтобы подробно вообразить эту сцену. Но он все еще не оправился от почти смертельной болезни, не говоря уже об открытой двери и матери Гонории, находившейся скорее всего рядом. Поэтому вместо этого он только спросил:
– Что еще ты принесла мне почитать?
Это направление беседы гораздо безопаснее, особенно после того, как он провел большую часть дня, убеждая себя, что поцелуй не имел никакого отношения к желанию. Всего лишь случайность, временное помешательство, вызванное сильными эмоциями.
К несчастью, только что этот аргумент отправился к чертям. Гонория села поудобнее, а это значило – ее спина оказалась ближе к… его спине, или, если быть точным, к его бедру. Между ними были еще одеяло и покрывало, не говоря уже о его ночной рубахе и ее платье, и одним небесам известно, что еще там на ней надето, но, Боже, он никогда еще так остро не осознавал, как близко к нему находится другое человеческое существо.
И он все еще не мог понять, как такое случилось.
– «Айвенго», – произнесла она.
О чем она?
– Маркус? Ты слышишь меня? Я принесла тебе «Айвенго». Сэр Вальтер Скотт. Посмотри-ка, разве это не интересно?
Он моргнул, уверенный, что что-то пропустил. Гонория открыла книгу и пролистала страницы к началу.
– На книге нет имени автора. Нигде не могу найти. Здесь написано только «от автора „Уэверли, или Шестьдесят лет назад“». Посмотри, даже на корешке.
Он кивнул, ведь именно это от него, кажется, и ожидалось. Но в то же время он не мог оторвать глаз от ее губ, сжатых в виде розового бутона, как обычно, когда она думала.
– Я не читала «Уэверли», а ты? – Она подняла сияющие глаза.
– Нет, – ответил он.
– Возможно, стоит прочитать, – пробормотала она. – Моей сестре понравилось. Но в любом случае я не принесла тебе «Уэверли», я принесла тебе «Айвенго». Или, точнее, первый том. Я не видела смысла приносить все три.
– Я читал «Айвенго», – сказал Маркус.
– О. Ну ладно, значит, придется его отложить. – Она взглянула на следующую книгу.
А он смотрел на Гонорию.
Ее ресницы. Почему он раньше не замечал, какие они длинные?
– Маркус? Маркус!
– Хммм?
– С тобой все хорошо? – Она наклонилась к нему. В голосе звучало беспокойство. – Ты, кажется, покраснел.
Маркус откашлялся.
– Пожалуй, мне не помешает немного лимонада. – Маркус сделал глоток, потом еще один. – Ты не находишь, что здесь жарко?
– Нет. – Гонория подняла брови. – Не нахожу.
– Уверен, все прекрасно. Я… Но Гонория уже положила руку на его лоб.
– Кажется, жара нет.
– Что еще ты принесла? – быстро спросил Маркус, указав головой на книги.
– О, еще… – Гонория взяла еще одну и зачитала название: – «История крестовых походов», Чарльз Миллс. Ой!
– В чем дело?
– Я принесла только второй том. Не надо с него начинать. Ты пропустишь всю осаду Иерусалима и норвежцев.
«Да будет вам известно, – сухо подумал Маркус, – ничто не охлаждает пыл мужчины так, как крестовые походы». Тем не менее…
Он вопросительно взглянул на Гонорию:
– Норвежцы?
– Малоизвестный крестовый поход, один из первых, – сказала она, легко отмахнувшись от целого десятка лет истории. – Почти никто о нем не говорит, – продолжила Гонория и, увидев на его лице выражение глубокого удивления, пожала плечами. – Я люблю крестовые походы.