Она тихо застонала – от наслаждения? от желания?
– Гонория, – простонал он в ответ.
Его руки стремительно спустились вниз по ее спине и остановились на соблазнительных округлостях. Он с силой прижал ее к себе, и она удивленно ахнула, когда нежная мягкость ее живота столкнулась с его нарастающим возбуждением. Он не отстранился и не стал ничего объяснять, хотя знал, что она невинна и вряд ли имеет какое-то представление о том, что обозначает такая реакция его тела.
Конечно, ему следовало бы действовать медленнее и осторожнее, но после того, как она прикоснулась к его щеке, он уже не владел собой. Существует граница, за которой мужчина теряет способность контролировать себя.
Она была такой мягкой и податливой в его объятиях, ее неопытные губы пылко возвращали его поцелуи. Он подхватил ее на руки, без промедления уложил на кровать и, пока не раздеваясь, лег сверху, желая насладиться ощущением того, что ее тело находится целиком в его власти.
Короткие пышные рукава ее платья опали, и Маркус скоро нашел способ обнажить ее молочно-белые плечи. А потом шумно вздохнул, приподнялся и посмотрел на нее:
– Гонория.
Ей-богу, несмотря на серьезность момента, он почти готов был рассмеяться. Любопытно, вернется ли к нему когда-нибудь способность произносить что-нибудь, кроме ее имени.
Но пока ему не требовалось других слов.
Гонория была самым важным, самым прекрасным существом на свете.
Ее губы припухли от поцелуев, в глазах светилось желание, грудь поднималась и опускалась в такт учащенному дыханию.
– Гонория, – снова повторил он, и на сей раз это был вопрос и, возможно, мольба.
Он сел, чтобы избавиться от одежды. Его кожа требовала воздуха, требовала ее прикосновений. И когда он наконец расстался с сюртуком и рубашкой, Гонория протянула руку, положила нежную ладонь ему на грудь и прошептала его имя.
Гонория не знала, когда именно приняла решение отдаться ему. Быть может, тогда, когда он произнес ее имя и она дотронулась до его щеки. Быть может, тогда, когда он посмотрел на нее и сказал: «Я сгораю от желания».
Хотя скорее всего это случилось в тот момент, когда он ворвался в ее спальню.
Пока они спорили, Гонория была уверена в том, что ей хочется побыстрее выгнать его из комнаты и запереть дверь, и в то же время испытывала некий странный трепет. Они находились в ее спальне. Наедине. Он и она. Интимность обстановки просто бросалась в глаза. И кружила голову.
Поэтому когда он приблизился к ней и произнес: «Я сгораю от желания», ей оставалось лишь признаться самой себе в том, что она тоже сгорает от желания, и отрицать это так же бессмысленно, как отрицать то, что она дышит. А потом он уложил ее на кровать, и она поняла, что ей тут самое место. Им обоим тут самое место.
Ведь он принадлежит ей. Все совершенно естественно.
Он снял рубашку, обнажив мускулистый торс. Гонория уже видела Маркуса полураздетым, но тогда она только смотрела на него. А сейчас он возвышался перед ней, и в его глазах светилось древнее как мир стремление мужчины овладеть женщиной.
И она хотела этого. О, как хотела. Раз он принадлежит ей, она с радостью будет принадлежать ему. Отныне и навеки.
Она протянула руку и прикоснулась к нему, восторгаясь его телом. Чувствуя биение его сердца, она услышала, как шепчет его имя. Маркус. Такой красивый, такой серьезный, такой… хороший.
Он – хороший. Хороший человек с хорошим сердцем. И Боже милостивый, судя по тому, что его губы делают с ее шеей… в этом он тоже необыкновенно хорош.
Она сняла туфли еще до того, как он вошел в спальню, и теперь провела ступней по его ноге и…
Рассмеялась.
Маркус отстранился. Его глаза стали немножко растерянными и очень-очень изумленными.
– Твои сапоги, – сквозь смех вымолвила она.
Он замер, потом медленно опустил голову и посмотрел на свои ноги.
– Черт возьми!
Она рассмеялась еще громче.
– Это не смешно, – проворчал он. – Это…
Ей как-то удалось на секунду затаить дыхание.
– …смешно, – признал он.
Она уже не смеялась, а хохотала – так, что даже кровать тряслась от хохота, – но все же выговорила:
– Ты сможешь их снять?
Он посмотрел на нее с видом превосходства и сел на край кровати.
Гонория несколько раз глубоко вздохнула и, уняв хохот, предупредила:
– Я ни в коем случае не дам тебе нож, чтобы разрезать их.
И тотчас правый сапог со стуком упал на пол.
– Обойдемся без ножа.
Она постаралась сделать серьезное лицо.
– Я очень рада.
Маркус снял второй сапог и взглянул на нее из-под полуопущенных век.
– Я тоже, – тихо сказал он, ложась с ней рядом. – Я тоже.
Его пальцы отыскали пуговицы на платье, и розовый шелк с тихим шорохом растаял, покинув ее. Гонория непроизвольно прикрыла груди руками. Маркус не стал спорить. Он просто снова поцеловал ее, нежно и страстно. Она утонула в его объятиях и вдруг обнаружила, что на ее груди лежит вовсе не ее рука, а его ладонь.
И это было восхитительно.
Гонория даже не подозревала, что ее тело – каждый дюйм ее тела – может быть настолько чувствительным.
– Маркус! – ахнула она, выгибая спину, как только его пальцы дотронулись до соска.
– Ты прекрасна, – прошептал он, и она действительно чувствовала себя прекрасной. Когда он смотрел на нее, прикасался к ней, она становилась самой прекрасной женщиной на свете.
Его пальцы уступили место губам. Гонория с тихим стоном погрузила руки в волосы Маркуса. Ей необходимо было за что-то держаться. Необходимо. Иначе она могла просто-напросто исчезнуть с лица земли. Упасть, улететь, взорваться от переполнявших ее ощущений.
Она не узнавала своего тела и в то же время чувствовала себя совершенно естественно. Ее руки точно знали, что делать, ее бедра точно знали, как двигаться. А когда губы Маркуса спустились к ее животу, она не сомневалась в том, что все идет правильно и хорошо. Ей хотелось этого, и не только этого. Ей хотелось большего, гораздо большего. И прямо сейчас, пожалуйста.
Его руки легли на ее бедра и мягко развели их в стороны, и она радостно открылась ему навстречу, прошептав «Да», и «Пожалуйста», и «Маркус».
И тут он поцеловал ее. Она не ожидала этого, и ей показалось, что она сейчас умрет от наслаждения. Когда он раздвинул ее ноги, она задержала дыхание, готовя себя к интимному вторжению. Но его рот, губы, язык ласкали ее, пока она не превратилась в извивающееся, стонущее существо, изнемогающее от желания.
– Пожалуйста, Маркус, – взмолилась она, понятия не имея, о чем именно просит его.
Ей не нужно было ничего понимать. Она твердо знала, что в его власти вознести ее к небесам, а потом вернуть обратно на землю, чтобы она провела всю жизнь в его объятиях.
Он внезапно отстранился, и ей снова показалось, что она сейчас умрет – на сей раз от тоски по его ласкам.
Он практически сорвал с себя бриджи и вернулся к ней.
Только теперь он лег на нее, расположив свои бедра между ее широко разведенными бедрами.
Он посмотрел ей в глаза и коротко произнес:
– Прими меня.
Ощутив давление его плоти, она поняла, о чем он говорил.
Принять его. Это оказалось не так-то просто. Ее мышцы испуганно сжались, но ей как-то удалось расслабиться, и он постепенно проникал все глубже и глубже, пока не вошел в нее до конца.
Осознав это, она изумленно ахнула, а он, вздрогнув от наслаждения, принялся мерно двигать бедрами, наращивая силу и скорость. Гонория, словно в бреду, лепетала что-то невнятное, о чем-то просила, молила, желала, чтобы он остановился, желала, чтобы он не останавливался никогда, но внезапно…
Что-то произошло.
Все ее существо собралось воедино, сжалось и тотчас вспыхнуло и разлетелось, как фейерверк в Воксхолле.
Маркус тоже вскрикнул, в последний раз рванулся вперед и излил в нее свою страсть.
А потом они лежали рядом, и она упивалась теплом его тела. Маркус накрыл их обоих мягким одеялом, и у них получился свой маленький уютный рай.
Она чувствовала себя абсолютно счастливой и умиротворенной. Маркус не заговаривал о свадьбе, но Гонорию это не беспокоило. Он не оставит ее после того, что произошло. Он все сделает правильно. Он всегда все делает правильно, ее Маркус.
Ее Маркус.
Звучит прекрасно.
Хотя, прямо скажем, сегодня вечером он нарушил кое-какие правила. Так что, возможно…
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Так, ни о чем, – солгала она. – Почему ты спрашиваешь?
Он приподнялся, опираясь на локоть.
– У тебя было пугающее выражение лица.
– Пугающее?
– Коварное, – уточнил он.
– Одно другого лучше. Он рассмеялся, а потом слегка нахмурился.
– Нам придется вернуться в зал.
– Я знаю, – вздохнула она. – Наше отсутствие заметят.
– Мое – нет, а твое – безусловно.
– Я могу сказать, что заболела. Скажу, что у меня та же болезнь, что и у Сары. То есть откровенно говоря, ровным счетом никакой. Хотя об этом не знает никто, кроме Сары. – Она поджала губы. – И меня. И Айрис. И еще, вероятно, мисс Уинтер. Пока все.
Он снова рассмеялся и поцеловал ее в нос.
– Будь моя воля, я бы остался здесь навсегда.
Она улыбнулась:
– О да, здесь волшебно. Точно на небесах.
Он помолчал, а потом тихо, одними губами, прошептал:
– Небеса не идут ни в какое сравнение.
Глава 22
К счастью для Гонории, ее волосы не были уложены в изощренную прическу – из-за дополнительных репетиций на это не хватило времени. Поэтому вернуть волосы в прежнее состояние было несложно.
Однако с шейным платком Маркуса возникли большие сложности. Они, как ни старались, не смогли восстановить оригинальный, сложный и запутанный узел.
– Ты никогда не сможешь расстаться со своим камердинером, – после третьей попытки сказала Гонория Маркусу, – возможно, тебе даже придется повысить ему плату.
– Я уже поведал леди Данбери, что он пырнул меня ножом, – пробормотал Маркус.
Гонория прикрыла рот рукой.
– Я пытаюсь не улыбаться, – пояснила она, – ведь это не тема для шуток.
– И все же это смешно.
Она сдерживалась, сколько могла.
– Да.
Он улыбнулся ей, радостно и беззаботно. Сердце Гонории пело при виде этой улыбки. Как странно и прекрасно, что ее настроение так зависит от настроения кого-то другого.
– Дай я сам попробую, – произнес он, взял платок за концы и встал перед зеркалом.
Она смотрела на него несколько секунд и наконец сказала:
– Тебе придется отправиться домой.
Маркус сосредоточенно изучал в зеркале отражение шейного платка.
– Я еще не закончил даже с первым узлом.
– Дальше ты и не продвинешься.
Маркус надменно посмотрел на нее, подняв брови в своей обычной манере.
– Ты никогда не завяжешь его правильно, – продолжала Гонория. – Должна сказать, что твой шейный платок и сапоги вынуждают меня изменить мнение о сравнительной непрактичности мужской и женской моды.
– Неужели?
Она опустила взгляд на его начищенные до блеска сапоги.
– Никому никогда не приходилось разрезать ножом мою обувь.
– Я не ношу ничего, что застегивалось бы на спине, – возразил он.
– Да, но я могу выбрать платье, застегивающееся спереди, а ты не можешь появиться на людях без шейного платка.
– Могу – в Фензморе, – пробормотал он, все еще пытаясь справиться со стремительно мнущейся тканью.
– Но мы не в Фензморе, – ухмыльнувшись, напомнила она ему.
– Сдаюсь, – признал наконец он, сорвал с себя платок и засунул в карман. Покачав головой, Маркус произнес: – Даже если бы я завязал проклятую вещицу правильно, мне не было бы никакого смысла возвращаться на концерт. Уверен, все думают, что я уже уехал домой. – Он помолчал и добавил: – Если они вообще обо мне думают.
Гонория не сомневалась в том, что о нем думают, поскольку среди публики было несколько незамужних юных леди и, что еще важнее, несколько матерей незамужних юных леди.
Но его план все равно был неплохим, и они вместе отправились по черной лестнице вниз. Гонория собиралась пройти через несколько комнат в репетиционный зал, а Маркус решил покинуть дом через выход для слуг. В холле он посмотрел на Гонорию и легко коснулся ее щеки ладонью.
Гонория улыбнулась, полная счастья.
– Я заеду за тобой завтра, – произнес он.
Она кивнула. А потом, не в силах сдержаться, прошептала:
– Поцелуй меня на прощание.
Маркуса не нужно было уговаривать. Он наклонился, сжал ее щеки ладонями и поймал ее губы своими. Гонория чувствовала себя так, как будто загорелась, потом расплавилась, а потом определенно испарилась. Она чуть было не рассмеялась от радости, поднялась на цыпочки, и тут…
Он исчез.
Раздался громкий крик, и Маркус, пролетев через весь холл, врезался в противоположную стену.
Гонория завизжала и побежала к нему. В дом ворвался злоумышленник, и он держал Маркуса за горло. Она даже не успела испугаться. Не думая, она прыгнула на спину незнакомца.
– Пустите, – выкрикнула Гонория, пытаясь схватить его за руку и не дать снова ударить Маркуса.
– Ради Бога, – резко ответил незнакомец, – слезь с меня, Букашка.
Букашка? Она обомлела.
– Дэниел?
– Кем еще, черт побери, я могу быть? Кем еще?
У Гонории на сей счет имелись кое-какие соображения. Дэниел три года отсутствовал, а когда решил вернуться, даже не счел нужным сообщить точную дату своего приезда.
– Дэниел, – повторила она и спрыгнула с его спины. Гонория отступила назад и посмотрела на брата. Он выглядел старше. Конечно, он и стал старше, но дело было не только в возрасте. Он казался уставшим, потерявшим вкус к жизни. Хотя возможно, Дэниел просто очень утомился в дороге. Одежда его была покрыта пылью, лицо иссушено ветрами. Кто угодно будет выглядеть уставшим и потерявшим вкус к жизни после долгого путешествия из Италии в Лондон.
– Ты вернулся, – выдохнула она.
– Именно, – резко произнес он, – и какого дьявола здесь происходит?
– Я…
Дэниел поднял руку:
– Не лезь в это, Гонория.
Разве он не задал ей вопрос?
– Боже мой, Дэниел, – сказал Маркус, поднимаясь на ноги. Он немного покачивался, потирая затылок. – В следующий раз позаботься о том, чтобы предупредить нас…
– Ублюдок! – прошипел Дэниел и ударил Маркуса по щеке.
– Дэниел! – вскрикнула Гонория. Она снова запрыгнула ему на спину или, вернее, попыталась это сделать. Он стряхнул ее, как…
Как надоедливую букашку, что тут еще можно сказать.
Она попыталась подняться на ноги и остановить его, но Дэниел всегда был ловким, а сейчас он к тому же злился. Прежде чем она смогла восстановить вертикальное положение, он снова ударил Маркуса.
– Я не хочу драться с тобой, Дэниел, – сказал Маркус, рукавом вытирая кровь с подбородка.
– Какого черта ты делал с моей сестрой?
– Ты…
Бах!
– …сошел с ума, – прохрипел Маркус, несмотря на удар в живот.
– Я просил тебя приглядывать за ней, – проговорил сквозь зубы Дэниел, подчеркивая каждое слово ударом. – Приглядывать за ней.
– Дэниел, остановись! – взмолилась Гонория.
– Она моя сестра, – прошипел Дэниел.
– Я знаю, – прорычал в ответ Маркус. Он восстановил равновесие и ударил Дэниела в челюсть. – А ты…
Дэниел не хотел разговаривать. Прежде чем Маркус закончил фразу, Дэниел схватил его за горло и прижал к стене.
– Что, – снова прохрипел он, – ты делал с моей сестрой?
– Ты его убьешь! – прокричала Гонория. Она снова попыталась оттащить Дэниела, но Маркус резко ударил его коленом в пах. Дэниел взвыл и осел на пол, увлекая за собой Гонорию.
– Вы оба сошли с ума, – ахнула она, пытаясь выбраться из-под брата.
Но они не слушали ее – с таким же успехом она могла бы разговаривать с плитами пола.
Маркус начал растирать шею там, где его схватил Дэниел.
– О Господи, Дэниел, – сказал он. – Ты меня чуть не убил.
Дэниел пожирал его взглядом, пытаясь подняться.