- Приманки нет, все птицы склевали, - подхватил новый разговор Горшеня, - сначала надо за ягодой сходить.
- Какая ягода? Опомнись, божьи птахи все подъели, снег выше колена!
- Так снег - это и хорошо. Я там, в овраге терновника заросли нашел, то, что надо. Птицы ведь когда ягодки склевывают, они часть в снег роняют. А еще, наверное, на нижних ветках плоды какие есть, птахам под снег не забраться, а мы раскопаем, да соберем. Может и на кисель хватит.
- Вот еще придумал, чтобы вои дружинные по сугробам ягоды за птицами подбирали! - возмутился второй десятник.
- Есть захочешь и не туда залезешь, - отмахнулся Горшеня. Он твердо решил, что люди Олексича голодать при нем не будут, и изыскивал все новые и новые способы добыть пропитание. Старый десятский помалкивал, что уже послал сына и Нижатку тайком проследить за местными, где они и как ловят рыбу. Покупать у вороножских улов по безбожной цене Горшеня не собирался.
[1] - Стрый - дядя по отцу.
5.
Демьян пошел со своими собирать мерзлый терн. В тайне он надеялся, что дева опять выйдет на лед или по какой надобности будет крутиться у городни. Но за стенами заставы ольговцев встретила унылая пустота. Пока вои ползали в овраге на коленях, выискивая маленькие сморщенные ягодки, и радуясь, как дети, каждой находке, Олексич с мрачным выражением лица бесцельно мерял сугробы. Память услужливо подсовывала то теплые девичьи губы, то лучистые глаза, то нежные ручки. «Побоялась она, что я обману, сделаю, как князь советовал, что бесчестье ей будет. Вот и не показывается, а если бы я встретил ее еще раз, так все бы объяснил... Если бы встретил...»
Вернулись под вечер, голодные и уставшие. Проня, оставленный за кашевара, суетился у очага, помятое лицо, говорило о том, что он проспал счастливым богатырским сном до заката, и еды сотоварищам придется ждать долго.
- Тебя, дурень, зачем оставляли! - накинулся на него Первуша. - Есть охота, аж животы сводит, а он только котел на огонь ставит.
- Да я не виноват, то домовой меня одурманил, сон напустил, - оправдывался Проня, роняя под ноги черпак. - Говорил я, задобрить его нужно, кашки на ночь в уголок поставить, а то проказничать начнет. Не дали, вот и озорничает.
- Я те сейчас как дам тем черпаком по макушке, так и домового задабривать не придется, в следующий раз каша сама вариться станет, - пригрозил десятник, показывая нерадивому кашевару кулак.
- Ну, здесь дело долгое, - махнул рукой Демьян, - пойду я к князю. Горшеня отсыпь терну, снесу.
В горнице у князя было томно жарко. Александр в одной исподней рубахе валялся на широкой лавке.
- Явился? - лениво протянул он, потягиваясь. - Где бродили? Опять за перепелами ходили?
- Вот, княже, побаловаться тебе принес, - Демьян поставил на стол невысокий туес с мерзлым терном.
- Сметливые у тебя людишки, - подивился Александр, подсаживаясь к столу. - Слышал, воевода из Чертовиц вернулся, говорит, кабанчики в округе появились? На охоту зазывает. Завтра поедем, косточки поразомнем, это тебе не перепелки. Эх, на вепря бы выйти в одиночку да местным носы утереть! - молодой князь мечтательно прикрыл глаза.
- Это да, - согласился Демьян.
В дверь робко постучали.
- Входи! - крикнул Александр.
Появилась нечесаная голова меньшого Горшеньки.
- Я это... мне Демьяна Олексича надобно, - промямлил он, низко кланяясь.
- Ну, чего там стряслось? Первуша Проньку черпаком убил? - усмехнулся боярин.
- Да нет..., - замялся парнишка, растерянно поглядывая на князя.
- Говори уж, - махнул рукой Демьян.
- Там к тебе девица приходила.
Олексич так быстро рванул к Горшеньке, что чуть не опрокинул стол, Александр на лету подхватил, готовый рассыпаться синими ягодами, туес.
- Тише ты, окаянный, - засмеялся он.
- Что за девка? Какая из себя? - Демьян нетерпеливо дернул отрока за рукав.
- Красивая такая, - Горшеня описал в воздухе руками довольно дородную фигуру.
- Может такая? - Олексич нарисовал более стройный стан.
- Де нет, боярин, вот такая, - опять широко развел руки парнишка. - Я же говорю, красивая.
- А роста? - у Демьяна еще была надежда.
- Вот такая, - провел Горшенька гораздо ниже, чем хотелось бы боярину.
- Ай, да Робша! Всех местных девок околдовал, сами к нему приходят! - князь заливисто расхохотался.
Демьян равнодушно отвернулся, возвращаясь к столу.
- Она передать просила..., - начал отрок.
- Ступай! - одернул его Олексич.
- Как это ступай? - замахал руками князь, подмигивая Горшеньке. - Сказывай, что она там боярину передала?
- Сказала, дескать, ее хозяйка прощения у Демьяна Олексича просит, а за, что он, мол, сам ведает. Да, чтобы на нее не серчал, гостинец ему передала.
Под ошеломленным взглядом Демьяна Горшенька метнулся в сени, занес огромный узел и с поклоном поставил на стол.
- Вот, - выдохнул он.
- А как хозяйку зовут, ты спросил?! - разволновался Олексич.
- Так я думал, ты ведаешь, - парень удивленно захлопал ресницами.
Князь снова расхохотался.
- Дурень, ты, дурень, - вздохнул Демьян.
- Давай уж смотреть, что там за подарочек, - Александр нетерпеливо начал развязывать края большого шерстяного платка, в котором оказался берестяной короб.
- Ого, - присвистнул он, доставая большой пшеничный каравай. - Теплый, представляешь, еще теплый!
От вида аппетитной румяной корочки все трое сглотнули слюну.
- Кто же она - твоя зазноба? В городце голодно, князья ржаной хлеб напополам с лебедой едят, а тут такое богатство, - Александр опять запустил руку, выставляя на стол небольшой горшочек, горло которого было перевязано тряпицей. - Мед! Мед! - закричал он, сдергивая холщевую крышечку.
Демьян наклонился над горшком, там был не хмельной напиток, не сбитень, а самый настоящий мед, летний дар трудолюбивых пчел, растопленный чьей-то заботливой рукой, и от того янтарный и тягучий. Парень не удержался и обмакнул мизинец, золотая капля игриво побежала по пальцу, приятно холодя кожу.
На дне короба оказалась рубаха из искусно сработанного тонкого сукна, окрашенная в зеленый цвет с узором из диковинных цветов и длинноногих петушков по вороту и подолу. Воистину княжеский подарок! Демьян, глупо улыбаясь, таращил глаза на щедрый девичий дар.
- Вот тебе и дочь воротника! - изумленно выронил Александр. - Хорошо здесь воротники живут. Робша, а не податься ли нам в дозорные вороножские, а? Как думаешь?
Олексич не хотел думать. Осознание, что дева его помнит и привечает, затмевало все остальное. Он отрезал от каравая одну треть и отложил на стол, большую часть сунул Горшеньке:
- На, отцу отдай, путь поделит на наших. Ступай.
Отрок с поклоном удалился.
Князь с боярином, осенив себя распятием и прошептав молитву, сели есть, макая пшеничные ломти в мед.
- Послушай Робша, забудь ты эту деву, - неожиданно сухо сказал князь.
- Как? - Демьян перестал жевать.
- А так, - Александр слегка кашлянул в кулак. - По всему выходит разбойника она дочь, с бродниками якшается.
- Да ты о чем? - Олексич подался вперед, упирая руки в стол.
- А о том. Ты выслушай, а потом брови хмурить станешь. Посуди сам, у кого сейчас добра столько может быть, только у татей, что на чужое зарятся. Остальные впроголодь живут.
- Не нам чужое добро считать! - вспылил Демьян.
- Одета бедно, а заушницы княгине на зависть, откуда? - продолжал гнуть свое князь.
- Она сказала, от матушки достались.
- А у матушки - бабы простой откуда? Не иначе, муженек с какой боярыни при налете сорвал, да на свою жену повесил.
- Почему «бабы простой»? Как видно, не простые они, раз у девы холопка есть, - оборонялся Демьян.
- Может и не простые, только, что она одна на льду делала, если не простая. Почему холопок не послала холстины стирать, а сама пальчики морозила, а? И зачем так далеко от городни отошла, и у заставы полынью прорубить можно? Не знаешь? А я тебе скажу зачем, нас она поджидала, чтобы в городец пройти помогли, пока воевода в отъезде.
- Зачем ей с нами проходить, если ее дозорные узнали да кланялись. Да так кланялись, что пониже, чем тебе, княже.
- Так в сговоре они, одна шайка. А мы нужны на случай, если воевода прознает, что бродникову дщерь в город впустили, так на нас свалить можно будет. Мол, липовецкие ее привели, а мы и не причем. Сам ведь знаешь, бродники здесь крутятся, уж несколько раз заставу пытались взять.
- Ушли они в степи, я сам видел, - мрачно произнес Демьян.
- А все ли?
- Она сказала, брата у нее бродники убили, я ей верю?
- Может, и убили, не поделили чего промеж собой.
- Со стены его стрелой сняли.
- Тем более, в бою свои нечаянно попали. В сечи чего не бывает, сам знаешь. Любовь тебя слепит, а мне все видно. Отчего себя не назвала, коли ты ей приглянулся, отчего мальчонка испугался, когда ее опознал, отчего в церкви не была, отчего сама не пришла, а холопку прислала? - князь хладнокровно загибал пальцы. - Не знаешь? А я скажу тебе, нет ее на заставе, весточку снесла, кому нужно, да опять в лес ушла, где стан у них. Сходится все, как не крути.
- То тебе обидно, что она не тебя выбрала!
Александр скрестил руки на груди:
- Больно она мне нужна. Можешь не верить, а другого объяснения нет.
Демьяну стало холодно в сильно натопленной горнице. Все действительно сходилось, другие объяснения не шли на ум.
- Дозволь, пойду я, княже, - он поднялся, как во сне, натянул кожух, бережно взял рубаху и пошел к двери.
- Робша, да не переживай ты так-то. Забудешь, - виновато окликнул его князь.
Демьян молча вышел.
На дворе на него опрокинулось огромное звездное небо. Тонкий ущербный месяц ухмылялся парню из-за церковной колокольни. Вечности не было дела до терзаний ничтожного человечишки. «Господи, - мысленно прокричал Демьян, вглядываясь в далекие огоньки, - что ж делать-то теперь!?» Дочь воротника - это еще куда ни шло, но привести в родительский дом дщерь душегуба, того, кто, возможно, божий монастырь разорял, кровь невинную проливал, - это совсем другое дело. Можно ли ради любимой на позор всю семью обречь? «Но ведь она не виновата, что у нее отец такой, да может она и не знает о делах его ничего?»
- Робша, ты от князя? - услышал Демьян голос земляка. Это один из ольговских бояр Миронег спешил по двору к княжеской избе.
- Да, - мимодумно обронил Олексич.
- Все о семье кручинишься? - сочувственно похлопал парня по плечу Миронег. Он был одних лет с отцом Демьяна и от того относился к молодому боярину покровительственно. - А ты не кручинься, уныние - страшный грех. На Бога положись. Ибо сказано в Писании...
Олексич в пол уха слушал последовавшее далее длинное поучение. «Вот он первый меня отцу и выдаст. Скажет: «Чадо твое совсем стыд потеряло, татя дщерь в подружьи [1] взял». И проповедь вот такую не хуже здешнего попа Леонтия прочитает». Демьян уныло махал головой, делая вид, что слушает.
- Хлеб! - вдруг вскрикнул он.
- Что хлеб? - остановил словесный поток Миронег.
- У князя хлеб пшеничный есть, остался еще кусок и мед. Ты поди, Миронег Военежич, побалуйся, князь уважит.
- Откуда ж у князя богатство-то такое? - подивился старый боярин. - Ладно, пойду, проведаю. Я и так шел насчет лова завтрашнего потолковать. Слышал же, на ловы идем?
- Слышал, слышал, - Демьяну не терпелось отвязаться от словоохотливого Военежича.
«Хлеб теплый еще был! - ликовал он в душе. - Теплый! Значит отсюда из городца, а то бы остыть успел. Никакая она не бродникова дщерь, а дочь мужа какого нарочитого [2] при воеводе местном. И пара для боярина ольговского самая что ни наесть подходящая... Ну, почти подходящая, да уж улажу как ни будь... А рубаху она из приданого своего достала, что для мужа заготовила. Стало быть, люб я ей, очень люб! Ох, зеленоглазая!» Он прижал заветный подарочек к груди. Сердце весело прыгало, мир снова стал прекрасен и ярок.
[1] - Подружья - подруга, жена.
[2] - Нарочитый муж - знатный, уважаемый человек.
Глава IV. Не твое!
IV. Не твое!
1.
На ловы Демьян выбрал Ветерка. Для утонченной Зарянки местный глубокий снег был тяжким испытанием. Мохнатый конек, застоявшийся в стойле, радостно трусил теперь среди вековых дубов, выпуская клубы пара из широких ноздрей.
Ловчие большой толпой доскакали вверх по Вороножу до примеченного места, а дальше разделились для загона, широким кольцом окружая кабанью лежку. Александру, как младшему князю, досталась для облавы наветренная сторона, а это значит, обладая отменным нюхом, животные учуют его людей в первую очередь и побегут в противоположном направлении, где их ждут сулицы и стрелы ловчих Святослава и вороножского воеводы.
- Братец с богатой добычей вернется, да надомной еще и потешаться станет! - злился молодой князь, чувствуя, что все его надежды на ловчую славу рушатся.
- Ничего, - утешал его Миронег, - сначала погоним на них, а промахнутся, так на нас кабанчики поворотят. Будет и нам, где разгуляться.
Но Александр лишь раздраженно сжимал губы, он всегда легко мирился с ролью второго сына, и брату редко прекословил... всегда, но не на охоте. Здесь ему хотелось быть первым, лучшим, ловить завистливые, восхищенные взгляды. Князь нервно мял рукавицу.
Демьяна детская обида Алексашки забавляла, он, не обращая внимания на ворчание князя, любовался солнечным днем и искрящимся снегом, тело грела заветная рубаха.
Вдруг, взгляд остановился на цепочке следов, огибающих заросли лещины. Олексич потихоньку ткнул Александра в бок, князь растерянно оглянулся. Прижимая палец к губам, Демьян указал глазами в сторону куста. Александр не удержался и радостно вскрикнул.
- Что, княже, не плохо тебе? - испугался Миронег.
- Да, нет. Так только живот как-то крутит. Вы тут постойте в засаде, и коней наших придержите, а мы с Робшей пройдемся, вон у него как-то тоже не ладится.
Демьян демонстративно схватился за живот.
- Это вы меду вчера с голодухи объелись, - сочувственно покачал головой Военежич. - Да как некстати, сейчас загон пойдет, а кабанчики на нас выйдут, непременно выйдут, дождемся своего...
Добры молодцы, не дослушав причитания, спрыгнули с коней и бросились в заросли.
- А сулицы зачем с собой похватали, здесь бы кинули? - заохал им вслед старый боярин, но ответа не последовало. Уже чувствуя носом добычу, друзья, погружаясь по колено в снег, спешили по следу не хуже ловчих псов.
- Крупный, в снег глубоко ныряет, точно вепрь! Робша, вепрь!!! - задыхаясь от предвкушения, громко шептал Александр.
- Тише, княже. Слух у него тонкий, почует, - Демьян опять предупреждающе поднес палец к губам. - Сулицы - слабовато, надо было и рогатины прихватить.
- Чтобы все догадались да за нами рванули. Нет, Робша, один на один хочу выйти. Сначала стрелой, потом сулицу метну. А ты не встревай, на подмогу подлетишь, только если угроза мне будет. Ну, до этого не дойдет, - князь беспечно улыбнулся.
Ловчие натерли кожухи и порты снегом, пытаясь ослабить дымный запах. Походка стала мягче и тише. След уводил на север в противоположную сторону от облавы. Вскоре у корней дубов стали встречаться разрытые ямы, снег широкими полосами был тщательно перепахан до земли. Так глубоко погрузиться могло только сильное здоровое животное. Легкое волнение пробежало по венам молодых охотников. И вот за деревьями послышалось раскатистое низкое хрюканье. Кабан ест, а ест, значит, занят, теряет обычную чуткость, можно подобраться поближе. Сквозь ветки показалась мощная бурая холка с серебристым отливом.
Князь жестом показал боярину: «Расходимся». Для броска нужно зайти вепрю в бок. Александр взял десную сторону для атаки, Демьяну нужно было держаться чуть поодаль, заходя с левого края. Ольговский князь потянулся к тулу [1], вынимая легкую стрелу, она яркой искоркой сверкнула на морозном солнышке. Это был самый опасный способ лова, стрелять нужно точно в лопатку, туда, где в глубине необъятной туши бьется сердце. Промахнешься, и вепрь попрет на тебя со всей умноженной болью яростью.