Глава 13
Симона ждет ребенка.
Спотыкаясь, Алесандер покинул комнату, оглушенный этим признанием у смертного одра. Симона беременна и даже не удосужилась сказать об этом ему, отцу ребенка. Он должен злиться на нее. Как долго она знала — несколько дней, неделю? Алесандер должен… нет, не просто злиться, быть в ярости! Случилось то, чего он боялся все это время, — обстоятельства их сделки внезапно сильно усложнились. И Симона ему ничего не сказала.
Ища ответы, он поднял лицо к небу и сделал глоток воздуха, такого же прохладного и чистого, как чаколи, что производили на этом винограднике. Почему он не злился? Вместо ярости он чувствовал почти облегчение. Алесандер выдохнул, только тогда поняв, что затаил дыхание. Теперь Симона не сможет вернуться домой. Странным образом эта внезапная мысль показалась ему единственно правильной. Он не отпустит Симону. Она ждет их ребенка.
Теперь она не сможет уехать.
Фелипе умер. Чувствуя себя одинокой и опустошенной, Симона опустила руку деда на его грудь, последний раз поцеловала его небритую щеку и встала из кресла, в котором провела последние три дня.
— Прощай, Abuelo, — сказала она. — Спи спокойно.
У нее ныла спина, болела голова, а на месте сердца зияла пустота. Abuelo умер, и больше ничто ее здесь не держало. Скоро она соберет вещи и вернется домой. Но даже эта мысль ее не утешила.
— Симона?
Алесандер стоял на пороге, такой близкий, такой сильный, что сердце Симоны сжалось. Но потом она вспомнила, что не должна его любить.
— Фелипе больше нет, — сказала она, наконец позволив себе поверить в это, и с признанием из ее глаз хлынули слезы.
Она упала бы, но Алесандер подхватил ее и прижал к груди:
— Я знаю.
Его руки были теплыми, надежными. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз вот так держал ее в объятиях? Он казался одновременно чужаком и другом. Симона глубоко дышала, пытаясь насытиться его запахом впрок, зная, как ей будет не хватать его после отъезда.
Алесандер обнимал ее, пока ее слезы не утихли.
— Пойдем, я отвезу тебя домой.
А где ее дом? Когда-то она отчаянно хотела покинуть Испанию и вернуться в Мельбурн. Но теперь? Теперь она влюбилась в это скалистое побережье, и лазурные волны, и в лозы, вьющиеся над головой и любующиеся морем. Теперь она полюбила человека, с которым должна расстаться. Симона не знала, где теперь ее дом.
Алесандер привез ее в квартиру, когда город затопили сумерки. Он молчал, пока лифт поднимал их наверх, только обнимал ее за плечи, и Симона никому и никогда раньше не была так благодарна за тишину и поддержку. В спальне Алесандер раздел ее до белья, и Симона ему позволила. В том, как он ее касался, не было ничего сексуального, он словно раздевал ребенка, нежно и бережно, но спокойно. Симона забралась в постель, почти плача от прикосновения к прохладным гладким простыням. Она думала, что Алесандер оставит ее спать одну, но он удивил ее, скользнув под одеяло рядом и обняв ее. До этого он не трогал ее почти месяц, и Симона не беспокоилась. Она была пустой и оцепеневшей внутри, но ей было спокойно в его объятиях. И сейчас это было самым важным.
— Спасибо, — прошептала она в грудь мужчины, касаясь губами жестких волосков на его коже.
— За что? — спросил Алесандер, целуя ее волосы.
— За то, что ты рядом.
Его рука заставила ее приподнять голову, в темноте комнаты Симона скорее чувствовала, чем видела его взгляд. Его выдох скользнул по ее щеке, и Алесандер поцеловал ее в губы. Совсем легко, но это прикосновение словно побегом скользнуло в ее память, пробуждая прошлые поцелуи. О, как Симона скучала по этим губам. Как она будет скучать по ним, когда все закончится. Скучать по Алесандеру.
Темнота была слишком густой, и Симона вдруг острее ощутила, как близко Алесандер прижимается к ней, в скольких местах соприкасаются их тела, как напряжен мужчина в попытке защитить ее от самого себя. Желание взяло верх над ее оцепенением, ее спокойствие превратилось в жажду. Завтра ей придется думать о делах, организовывать похороны, подписывать документы. Собираться перед отъездом домой. Но это завтра. А пока у Симоны была эта ночь. Возможно, их последняя ночь.
— Алесандер? — Ее груди налились, тугое тепло пульсировало внизу ее живота.
— Да?
Симона выгнула шею и прошептала в его губы:
— Поцелуй меня еще. Сдавленный стон был ей ответом.
— Если я…
— Я знаю, — шепнула девушка, скользя ладонью вдоль его сильной спины и по округлости его ягодиц, впитывая жар его кожи. — Мне это нужно. Нужно почувствовать себя живой.
Ей не пришлось просить дважды. Его губы накрыли ее рот, и она пила его жар и его вкус, по которому скучала так остро, что сейчас не сдержала стона. Алесандер приподнялся в тревоге.
— Ты уверена в этом?
«Как мило, что он спрашивает так, словно хочет меня, а не просто секса…»
— Совершенно.
Он не спешил. Это было совершенно не похоже на ту пылкую стычку на винограднике. Алесандер не спеша изучал тело Симоны, замечая, насколько она похудела, пока ухаживала за дедом. Ничего, он позаботится, чтобы она хорошо ела. Теперь ей придется хорошо питаться. Его ладонь обхватила грудь Симоны, тронула сосок, и девушка застонала от желания.
— Ты прекрасна, — шепнул Алесандер, приподнимаясь над ней. Он не понимал, как мог оставить ее одну так надолго. «Теперь, — пообещал он себе, — я ее не отпущу».
Симона открылась для него, и когда он провел вниз по ее бедрам, то нашел ее влажной, готовой.
Она вскрикнула и выгнулась на постели, когда его пальцы тронули самое чувствительное место. Алесандер знал, что должен уделить этой ласке больше времени, не спешить и приласкать ее как следует.
«Следующий раз». Он знал, чего она хотела сейчас.
Алесандер не надел презерватив, это больше не было нужно. Симона уже беременна, уже носит его ребенка. Он провел ладонью между ее ног, погладил пока еще плоский живот, идеальную грудь, которая будет кормить их дитя. Симона выдохнула стон, и Алесандер направил себя в нее, влажную, горячую, восхитительную. Одним движением погрузившись до конца, он застонал, когда весь его мир сократился до этого тугого охвата и ее податливых губ, в которые мужчина ворвался поцелуем. А потом он начал двигаться, и все стало еще лучше. Вот только это не могло продлиться долго. Слишком долгим был перерыв, слишком жадными были пальцы Симоны на его коже, слишком страстными ее стоны. Она хотела этого так же, как он. Может, сильнее. Она двигалась с ним и навстречу ему, тугая и горячая, такая совершенная, что он хотел, чтобы это длилось вечно. Но его вероломное тело не поддавалось контролю, настойчиво ускоряло жаркий ритм, и, когда Симона закричала, выгибаясь под ним, Алесандер ответил ей гортанным стоном, изливаясь в ее пульсирующую глубину.
Когда он устало устроился рядом с ней и притянул ее ближе, Симона прижалась к его боку.
— Спасибо, — прошептала она.
Алесандер поцеловал ее в макушку, слушая, как успокаивается ее дыхание, когда Симона соскользнула в сон. Он гадал, когда успел измениться так, что мысль о том, что она останется, начала вызывать у него удовольствие. А мысль о ребенке — ощущение счастья. Он не знал, когда это случилось и почему. Может, утром его мысли прояснятся. Хотя утра Алесандер ждал не только поэтому. Восход солнца означал, что женщина в его объятиях проснется, и они снова смогут заняться любовью. И может, потом Симона почувствует себя лучше и будет в настроении поговорить. Наверняка тогда она вспомнит, что хотела рассказать ему о ребенке.
Глава 14
Когда Симона проснулась в объятиях Алесандера, ее печаль никуда не исчезла, но она чувствовала себя лучше, чем несколько последних недель. Согретой, обласканной и, может, даже немножко любимой. Когда она уедет, ей будет приятно думать, что Алесандер хотя бы немножко ее любил. Потому что прошлая ночь доказала Симоне, что она любила его. Он помог ей прогнать оцепенение, показал, что жизнь продолжается, он подарил ей не только секс, но и нежность, и за это она любила его еще сильнее. Уехать от него мучительно, но она будет утешаться памятью об этой ночи.
Симона хотела заняться любовью еще раз, зная, что у нее оставалось мало времени, но Алесандер мягко отстранил ее, поцеловал в лоб и, сказав, что она не должна перенапрягаться, пошел готовить ей завтрак. Смущенная и немного обиженная, она заподозрила, что Алесандер уже отдаляется от нее, ожидая ее отъезда.
За завтраком, когда она ела приготовленный им омлет, мужчина смотрел на нее так, словно ожидал от нее чего-то. Боялся, что она внезапно начнет биться в рыданиях, поэтому так заботился?
— Что-то не так? — Она опустила вилку, снова поймав на себе его взгляд искоса.
— Не знаю, — отозвался Алесандер неискренне. — Ты, случайно, ничего не хочешь мне сказать?
Симона моргнула:
— Например?
— Ну… — Уголки его губ выгнулись в улыбке. — Может, ты знаешь что-то, чего не знаю я, и захочешь поделиться? Чем-нибудь интересным, какой-нибудь тайной?..
По спине девушке пробежали мурашки. Он не мог знать. Это было невозможно, он никак не мог догадаться. Они едва слово друг другу сказали за последний месяц, а прошлой ночью ей было не до слов…
— У меня нет секретов.
— Совсем никаких? Ничего, что ты хотела бы мне сказать?
«Ничего, что ты хотел бы услышать».
— Я понимаю, что тебе может быть трудно это сказать. Я столько раз тебя предупреждал, но теперь наши отношения изменились. Я не хочу, что бы ты что-то от меня скрывала.
Симона нервно сглотнула. А если он чувствовал к ней то же, что она к нему? Неужели он ее полюбил? После прошлой ночи она хотела в это верить. А с тем, как он смотрел на нее сейчас, как нежно и ободряюще взял за руку, это могло оказаться правдой.
— Не волнуйся. Скажи мне.
— Хорошо. — Симона попыталась найти смелость, чтобы сказать правду. — Есть кое-что…
— Я так и думал. Что?
Его рука была сильной и теплой, и девушка улыбнулась, глядя в его темные глаза:
— Алесандер, я люблю тебя.
Мягкость в его взгляде сменилась недоумением.
— Что? Это все? Я думал, ты скажешь мне о ребенке. Когда ты собиралась сказать мне о ребенке?
— О чем? Нет никакого ребенка.
Алесандер потряс головой и выпустил руку Симоны.
— Я слышал, ты сказала Фелипе…
О боже. И она только что сказала, что любит его.
— Ты был там?
— Конечно, я там был. Мне позвонила сиделка. И я слышал, ты сказала Фелипе, что беременна. Что у нас будет ребенок, и мы назовем его Фелипе. Я слышал это!
— Алесандер… — Симона запнулась. — Ты должен понять…
Мужчина вскочил со стула и пересек комнату, вцепившись в волосы.
— Черт возьми, ты сказала это. Зачем, если это неправда?
— Потому что Фелипе хотел это услышать.
— Фелипе вряд ли мог тебя слышать, не говоря уже о том, чтобы понять!
— Нет, ты не понимаешь. В тот день, когда он упал… до этого он сказал мне, что больше всего он хотел бы услышать о ребенке до того, как умрет. Он хотел знать, что его род продолжится после его смерти.
— Но в тот день…
— Я помню.
— Мы не предохранялись, и с тех пор ты молчала, а потом я услышал, что сказала Фелипе, и подумал…
— Мне жаль. Я тебе не сообщила, неделю назад у меня были месячные. Мы с тобой едва разговаривали, и я не думала, что тебе это интересно.
Ребенка не будет. Алесандер смотрел в окно и не видел роскошного пейзажа. У Симоны были месячные. Она не беременна. И думала, что ему все равно.
«А почему мне не все равно?»
Несколько недель он пытался изображать безразличие, но, услышав ее слова у постели Фелипе, Алесандер осознал, насколько ему важно, чтобы она осталась с ним. И насколько важен ему этот ребенок. Которого не существовало. Его малыша. Его сына. Это ранило Алесандера гораздо больше, чем он мог ожидать.
— Ты вообще когда-нибудь говоришь правду? — развернувшись, бросил он в лицо Симоны.
— Алесандер, — взмолилась она, — пожалуйста…
— Ты лгала с самого первого дня.
— Потому что должна была! Я лгала только Фелипе и ненавидела себя за это, даже если он умер счастливым.
— Ты вообще умеешь говорить правду?
— Я сказала тебе правду.
— Ты на это не способна.
— Алесандер, — повторила Симона твердо. — Я сказала тебе правду.
— Но ты…
— Я сказала, что люблю тебя.
Он закрыл глаза, возвращаясь мысленно к ее словам. Она действительно это сказала, вот только он ждал совсем других слов, хотел услышать другие слова, поэтому не принял эти.
— Это правда. Мне жаль, что это не та правда, которую ты хотел услышать.
«Верно. Но почему меня это не раздражает?» Возможно, потому, что внутри его что-то отзывалось на ее признание. Алесандер не хотел, чтобы она уезжала. Он надеялся, беременность заставит ее остаться, и был подавлен, узнав, что ребенка не будет. Но если Симона его любит, может, этого достаточно, чтобы она осталась?
— Ты хочешь вернуться в Австралию?
— Что?
— Я знаю, тебя там ждет учеба, но ты хочешь вернуться? В конце концов, в Испании тоже есть университеты. Ты можешь получить диплом здесь.
У Симоны сильнее забилось сердце. Она боялась поверить в его слова.
— Алесандер?..
— Потому что если ты не хочешь уезжать, может, останешься со мной?
— Даже если я не беременна?
— Откуда ты знаешь? Мы не предохранялись прошлой ночью. Я думал, это не нужно, если ты беременна. И теперь ты в самом деле можешь быть.
Надежда Симоны увяла.
— Ты хочешь, чтобы я осталась, на случай, если появится ребенок.
— Да, я хочу ребенка, но и тебя тоже. Я этого не понимал. Я хотел, чтобы ты осталась со мной, и когда я услышал о ребенке, то был уверен, что это заставит тебя остаться. Я хочу, чтобы ты осталась. Потому что я люблю тебя, Симона…
Девушка растерянно моргнула:
— Что ты сказал?
— Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты осталась. И мы не будем предохраняться столько, сколько понадобится, если это гарантирует, что ты согласишься.
— Алесандер…
— Знаю, тебе было со мной нелегко. Я плохо с тобой обращался, и я не имею права просить тебя о любви.
Ее сердце билось так быстро, что кровь шумела в ушах.
— Ты говорил, чтобы я не верила, что ты можешь быть милым.
— Я не милый, и я первый это признаю. Но еще я признаю, что влюблен в тебя. Симона, ты останешься в Испании, со мной? Станешь моей женой по-настоящему и матерью моих детей? Обещаю, мы назовем сына в честь твоего деда Фелипе. Что скажешь?
— Да! — вскрикнула Симона, вне себя от счастья. — Я скажу — да. Я люблю тебя, Алесандер, я так тебя люблю!
С улыбкой он привлек ее в свои объятия и целовал, пока у Симоны не закружилась голова.
— Я тоже тебя люблю. Я всегда буду любить тебя.
Эпилог
Схватки у Симоны Эскивель начались теплой осенней ночью, когда виноградные гроздья наливались соком на высоких шпалерах, а ветер с залива перебирал шелестящую листву. Это случилось ровно через год после того, как она появилась на пороге Алесандера с безумной идеей, год, полный отчаяния, потерь, надежды и новой жизни.
Алесандер волновался больше, чем Симона, пока вел машину и вез ее в больницу. Он суетился и не находил себе места, и, когда Симона велела ему успокоиться, мужчина попытался распоряжаться персоналом, раздавая приказы и требования, чтобы никто не усомнился, что это маленький Эскивель собирается прибыть в этот мир.
Алесандер держал жену за руку во время схваток, и нервничал, и подавал ей воду, и массировал спину. И когда их ребенок родился, Алесандер в благоговении смотрел на сильную женщину, которую он любил и которая родила ему сына.
— Ты ему не солгала, — сказал он позже, сидя у ее постели и любуясь крошечными ручками младенца, намертво вцепившимися в его палец. — Фелипе, — объяснил Алесандер в ответ на непонимающий взгляд жены. — Перед его смертью ты сказала ему правду, что у нас будет сын и мы назовем его Фелипе. Малыш был зачат в ту ночь. Ты сказала правду.
Симона смотрела на него с улыбкой. Она вышла за этого мужчину, чтобы сделать счастливым деда, но она отдала ему свое сердце и подарила сына. И в ответ он подарил ее совести покой.