– Тюрьма? – выпалил я с сарказмом.
К моему удивлению, Джеймс улыбнулся так, словно только что одержал верх надо мной.
Черт.
– Уэст-Пойнт, – ответил он.
Я сдвинул брови.
– Ну да, – сказал, покачав головой, – сенаторские детки и скауты? Это не для меня.
О чем он вообще думал? Уэст-Пойнт – это военная академия. Туда поступают лучшие из лучших. Они затрачивают годы, чтобы обеспечить себе впечатляющее школьное резюме в надежде, что их примут. Я бы не попал в Уэст-Пойнт, даже если бы был заинтересован.
– Не для тебя? Серьезно? Не думал, что тебя волнует, впишешься ли ты куда-либо. Ведь все должны подстраиваться под тебя, верно?
Твою ма… Я шумно вздохнул и отвернулся. Этот парень знал, как меня заткнуть.
– Тебе нужны цель и план, Джаред. – Джеймс наклонился вперед, глядя прямо мне в лицо, поэтому пришлось слушать, не имея другого выбора. – Если у тебя нет надежды на будущее или желания чего-то добиться, я не смогу тебе их внушить. Лучшее, что я могу сделать – подтолкнуть в нужном направлении и не позволять тебе бездельничать. Ты подтянешь свои оценки, будешь безукоризненно посещать уроки, найдешь работу и… – он заколебался на мгновение, – раз в неделю станешь навещать отца.
– Что?
Черт, а это еще к чему?
– Я сказал судье Кейсеру, что ты не согласишься на консультирование, поэтому осталась только такая альтернатива. Ты должен навещать его раз в неделю в течение года…
– Вы шутите? – перебил его. Мышцы напряглись настолько, что меня бросило в пот. Твою мать, я не выдержу!
Я открыл рот:
– Абсолютно…
– Это та самая часть, где ты сталкиваешься с последствиями, Джаред! – заорал Джеймс, пресекая мои возражения. – Если не устраивает ни одна из предложенных опций, тогда тебя отправят в колонию для несовершеннолетних… или тюрьму. Ты уже не в первый раз ввязываешься в переделки. Судья хочет произвести на тебя впечатление. Каждую субботу ты будешь ездить в Крест-Хилл к отцу, и посмотришь… не на то, почему он туда попал… а на то, что, без сомнения, время, проведенное в заточении, сделало с ним. – Он покачал головой. – Тюрьма делает с тобой две вещи, Джаред. Либо превращает в слабака, либо убивает. Оба варианта ни к чему хорошему не приводят.
В глазах защипало.
– Но…
– Твоему брату не будет пользы, если тебя отправят в исправительное учреждение. – Высказав свою точку зрения, Джеймс вышел из кухни, а потом и из дома.
Что, черт возьми, сейчас произошло?
Я сжал край серой мраморной столешницы, желая сорвать ее, и заодно разнести весь мир на мелкие кусочки.
Проклятье.
Было трудно дышать; ребра ныли от каждого движения.
Я не мог видеться с этим ублюдком каждую неделю! Ни за что! Может, мне стоило рассказать мистеру Брандту обо всем. Обо всем. Должно же быть другое решение.
Поднявшись из-за стола, я побежал в комнату Тэйт, перелез через балкон на дерево, затем перебрался в свою собственную спальню.
К черту его. Всех к черту.
Включив на айподе "I Don’t Care" Апокалиптики, увалился на кровать, размеренно дыша до тех пор, пока дыра внутри не перестала гореть.
Боже, я скучал по ней.
Реальность была мне противна, но это правда. Когда я ненавидел Тэйт, мой мир уменьшался. Я не видел других проблем: маму, отца, брата, скитавшегося по приемным семьям. Если бы она оказалась здесь, меня бы не мучали приступы удушья и всплески эмоций.
Глупо, знаю. Как будто Тэйт должна быть поблизости, только чтобы я мог оттолкнуть ее, как мне вздумается. Но я в ней нуждался. Мне нужно было ее увидеть.
Протянув руку, ухватился за ручку прикроватной тумбочки, где хранил наши детские фотографии, но затем отпустил. Нет. Не стану на них смотреть. Достаточно фигово то, что я сохранил фото. Выбросить или уничтожить их представлялось невозможным. Она обладала неограниченной властью надо мной.
Но с меня хватит.
Хорошо.
Пусть думают, что я согласился играть по их правилам. Мистер Брандт прав – нет ничего важнее моего брата. Ему не будет пользы, если я попаду в тюрьму.
Только ни к каким чертовым психологам обращаться я не собирался. Вздохнув, сел на кровати. Остаются встречи с подонком-папашей, значит.
Я натянул темные потертые джинсы, белую футболку и уложил волосы гелем, наверно, в первый раз за неделю.
Спустившись вниз и выйдя через парадную дверь, нашел отца Тэйт в их гараже. Он доставал всякую мелочь из своей старой Шеви Нова. Раньше мы с Тэйт помогали ему с мелким ремонтом, но тачка всегда была на ходу.
Похоже, Джеймс расчищал багажник и салон от личного барахла.
– Мне нужно заменить свечи на моей машине, – сказал ему. – А потом загляну в мастерскую Файрфакс по поводу работы и заеду домой за одеждой. Буду у вас к ужину.
– К шести, – конкретизировал Джеймс, улыбнувшись одним уголком рта.
Я надел очки и направился к выходу, но остановился, развернувшись обратно.
– Вы ведь не расскажете Тэйт, правда? – уточнил я. – Про арест, про мою семью, про то, что жил тут?
Он глянул на меня так, словно я сказал, что брокколи фиолетового цвета.
– С чего бы мне рассказывать?
И на том спасибо.
6
Меньше суток спустя я стоял перед очередным копом, который меня досматривал, однако на сей раз не потому, что вляпался в неприятности.
Согласно предписанию судьи, я мог начать навещать отца через несколько недель. Они хотели сначала получить разрешение моей матери, но я не собирался ждать. Чем скорее начну, тем быстрее все закончится.
– Через те двери, там найдешь камеры хранения, куда можешь положить свои ключи и телефон. Цепь для бумажника тоже оставь, пацан.
Я смерил взглядом тюремного офицера, похожего на неонациста, всем своим видом говоря, что он мог засунуть свои приказы себе в задницу. Мужик был лысый, с бледной кожей, будто в жизни солнца не видел, и толстый (да, такое случается, если пожирать ежедневно дюжину пончиков с кремом). Я хотел, чтобы вещи остались при мне, на случай, если решу развернуться и уйти, увидев мерзкого ублюдка, именуемого отцом.
Мой отец. От этих слов желудок свело.
– Как вообще это все происходит? – неохотно поинтересовался. – Он, типа, в клетке будет сидеть, а разговаривать через вентиляционные отверстия, или там телефоны есть?
Не в моем стиле задавать вопросы. Я либо самостоятельно во всем разбирался, либо молча плыл по течению. Но мышцы сковывало от идеи, что мне предстояло встретиться с этим сумасшедшим мудаком. Я хотел точно знать, с чем столкнусь. Уж лучше показаться беспомощным ребенком перед копом, если это поможет выглядеть мужественно перед отцом.
– Клетки с вентиляционными отверстиями? – поддразнил неонацист с полицейским значком. – "Побега" насмотрелся?
Придурок.
Он явно пытался сдержать улыбку, отмыкая двухстворчатые двери.
– Томас Трент сидит не за убийство или изнасилование. Так что дополнительных мер предосторожности не предусмотрено, пацан.
Нет, конечно, не предусмотрено. Он ведь совсем не опасен. Совершенно.
Вздернув подбородок, спокойно прошел через двери.
– Меня зовут Джаред, – поправил его ровным тоном. – А не "пацан".
Комната для посещений – если ее вообще так называли – напоминала школьную столовую. Скамейки, столы, автоматы с едой. Окна на южной стене впускали достаточно света, но не слишком много.
Сегодня суббота, поэтому помещение было забито народом. Женщины держали детей на руках, в то время как мужья, бойфренды и прочие родственники улыбались, разговаривая с ними. Матери обнимали сыновей, дети сторонились отцов, которых не знали.
Столько "счастья", что просто ужас.
Оглядев комнату, своего папашу я не заметил, и не знал, должен ли присесть и дождаться, когда его вызовут. Глаза разбегались во все стороны. Мне не нравилось, что я не имел понятия, где он находится, а ему мое положение могло быть уже известно. Во рту пересохло, стук сердца отдавался в ушах, однако я заставил себя успокоиться и сделать то, что делал всегда.
Осматриваясь вокруг, постарался выглядеть невозмутимо и уверенно, держаться по-хозяйски.
– Джаред, – произнес мужской голос.
Я замер.
Этот хриплый голос преследовал меня во сне. Он всегда звучал одинаково. Терпеливо.
Как змея, крадущаяся к своей добыче.
Я медленно пошел на звук, пока на глаза не попался мужчина за сорок, с белокурыми волосами, завивавшимися вокруг ушей, и синими глазами.
Отец сидел за столом, опершись локтями о столешницу, сплетя пальцы, одетый в бежевую рубашку и белую футболку. Наверно, на нем были брюки под цвет рубашке, только я даже не позаботился проверить.
Никак не мог отвести взгляд от его лица. Ничего не изменилось. Если не считать гладко выбритых щек и более здоровой на вид кожи (полагаю, потому что он больше не принимал наркотики), выглядел отец так же. Волосы по-прежнему с проседью. Он всегда был среднего телосложения, но сейчас казался немного худощавее. Сомневаюсь, что заключенные имели шансы растолстеть в тюрьме.
От того, как он на меня смотрел, начали потеть ладони. К несчастью, это тоже не изменилось. Глаза у него были холодные и отчужденные, с налетом чего-то еще. Может, изумления?
Словно он знал что-то, чего не должен был знать.
Он знал все, – напомнил я себе.
Внезапно я снова вернулся в его кухню, парализованный от отчаяния, с саднящими от веревки запястьями.
Сунув руку в карман, достал вещь, без которой мне точно не обойтись. Глиняный кулон Тэйт.
Я сжал его в кулаке, сразу же почувствовав себя сильнее.
Технически, кулон предназначался для ее матери, но я забрал его с кладбища однажды. Сначала уверял себя, что пытался его сберечь. Чтобы он наверняка сохранился. Позже кулон стал еще одной частичкой Тэйт, которой я мог завладеть.
Теперь он выступал в качестве моего талисмана. Уже не я его берег от вреда, а он меня.
Сощурив глаза для пущего эффекта, подошел к отцу, недостаточно медленно, чтобы выглядеть робко, и недостаточно быстро, чтобы показаться покорным. На своих собственных условиях, потому что он больше не имел права голоса.
– Итак, что натворил? – спросил отец, прежде чем я успел сесть, заставив меня на мгновение замереть над сиденьем.
О, да. Он намеревался со мной побеседовать. Об этом я забыл. Хотя его желание не означало, что я должен отвечать.
Я еще не решил, как вести себя во время визитов, но он мог катиться ко всем чертям. Впереди у нас пятьдесят две встречи, возможно, в какой-то момент я решу заговорить, только не раньше, чем буду готов.
– Да ладно тебе, – поддел отец. – Можем уж заодно и время скоротать.
Крошечная часть меня надеялась, что без алкоголя и наркотиков мой отец – ох, ну, не знаю – начнет вести себя так, будто у него есть сердце. Нет, он остался той же мразью.
– Украл? – тут же продолжив, спросил отец, словно говорил сам с собой, постукивая пальцами по стальному столу. – Нет, ты не алчный. Нападение, может? – Он покачал головой. – Но ты никогда не начинал драки, в которых мог проиграть. С более слабым противником, вероятно. Ты всегда был мелким трусом.
Сжав свободную руку в кулак, сосредоточился на дыхании.
Сидя здесь, вынужденный выслушивать его размышления, которыми он так великодушно делился, я гадал – он эту хрень на ходу придумывал или действительно был настолько проницателен?
Алчен ли я? Нет, не думаю. Завязывал ли драки с более слабыми противниками? Тут мне пришлось задуматься на минуту, но да, завязывал.
Только потому, что все вокруг были слабее меня. Все.
– Значит, остаются наркотики. – Отец стукнул ладонью по столу, застигнув меня врасплох. Я рефлекторно потупил взгляд, чтобы не смотреть ему в глаза. – Правдоподобно. Учитывая твою мать и меня, у тебя это в крови.
Все, – повторил про себя.
– Ты меня не знаешь, – ответил тихим, ровным тоном.
– Да, продолжай себя в этом убеждать.
Нет. Он оставил меня – спасибо Богу за это – когда мне исполнилось два года. Потом провел со мной несколько недель тем летом.
Он меня не знал.
Сжимая кулон Тэйт, пристально смотрел на отца. Пора его заткнуть.
– Надолго тебя посадили? Еще лет шесть осталось? – спросил я. – Каково это – знать, что поседеешь до того, как снова займешься сексом? Или сядешь за руль? Или сможешь лечь спать позже одиннадцати в будний день? – Я приподнял брови, надеясь, что мои снисходительные вопросы поставят его на место. – Ты ничего обо мне не знаешь. Никогда не знал.
Отец моргнул, а я не отвел глаз, провоцируя его снова что-нибудь ляпнуть. Похоже, он меня изучал. Ощущение такое, будто я оказался под оптическим прицелом.
– Что это? – Он указал на кулон у меня в ладони.
Я посмотрел вниз, не заметив, как продел через пальцы зеленую ленту. Было очевидно, что у меня в кулаке что-то лежит. Внезапно сердце заколотилось быстрее.
Мне хотелось уйти.
Думать об отце и Тэйт одновременно, позволить ему увидеть ее вещь, было отвратительно.
Знаете цветы, которые фокусники достают из шляпы? В данный момент я хотел стать таким цветком и спрятаться обратно. Хотел слиться со стулом, лишь бы избежать его грязных глаз, забрать кулон с собой туда, где он будет в безопасности.
– Как ее зовут? – Отец говорил тихо, практически шепотом.
Вопреки себе я вздрогнул. Подняв взгляд, заметил, что он улыбался так, словно все знал.
Словно я опять оказался в его власти.
– Шесть лет, говоришь? – Он облизнул губы. – Ей будет за двадцать к тому времени. – Отец снова кивнул.
Мной овладела ярость, потому что я отлично понял его намек.
Сукин. Сын.
Ударив рукой по столешнице, услышал удивленные вздохи окружающих, затем оттолкнул свой стул назад и поднялся, испепеляя папашу взглядом. Я хотел, чтобы он сдох. И чтобы смерть была мучительной.
Я вдыхал и выдыхал горячий воздух через нос. Шум моего дыхания напоминал отдаленный рокот водопада.
– Что не так у тебя внутри? – прорычал я. – Твое сердце разбито, мертво или оно просто бесчувственное?
Отец посмотрел на меня без страха – в конце концов, я не представлял для него угрозы – и ответил с наибольшей искренностью, какую я от него получал за всю свою жизнь:
– Ты разве не знаешь, Джаред? Ты такой же. И твое никчемное потомство будет таким же. Мы никому не нужны. Ты мне был не нужен.
Мое лицо не расслабилось. Оно просто рухнуло от разочарования, и я сам не знал, почему.
– У меня есть для тебя подарок ко дню рождения. – Папа Тэйт стоял на нашей подъездной дорожке, держа руки в карманах, когда я вылез из машины.
Я покачал головой, чувствуя чертов вес визита к отцу буквально всей кожей. На обратном пути из тюрьмы домой гнал на повышенной скорости. Мне нужно было отвлечься.
– Не сейчас, – огрызнулся.
– Да, сейчас. – Джеймс развернулся в сторону своего двора, ожидая, что я пойду следом. И я пошел. Хотя бы для того, чтобы он перестал действовать мне на нервы.
Волочась за ним в их открытый двухместный гараж, я замер на месте, увидев развернувшуюся передо мной катастрофу.
– Черт, что случилось? – выдавил шокированно.
Идеально отреставрированная Шеви Нова, стоявшая в гараже с тех пор, как Тэйт и мистер Брандт сюда переехали, была совершенно разгромлена. Ну, ладно, не совершенно. Но все равно разгромлена. Будто ее использовали в качестве бейсбольного мячика в игре между Кинг-Конгом и Годзиллой. Стекла разбиты, покрышки порезаны – и это еще мелочи. Вмятины диаметром с баскетбольный мяч покрывали двери, панели и капот. Кожаные сиденья вспороты.
– С днем рождения.
Я резко повернул голову в его сторону, сконфуженно сдвинув брови.
– С днем рождения? Вы спятили? Вчера эта машина была в отличном состоянии. Сейчас вы превратили ее в груду хлама, и отдаете мне?
Не то, чтобы я нуждался в машине. Джекс получит мою старую тачку, как только ему исполнится шестнадцать, и он обзаведется правами, а я куплю себе новую со дня на день за деньги от продажи дедушкиного наследства.