Она молчит, и Олег решается на последнюю, обреченную попытку.
— Жень, давай я быстро до ближайшей аптеки схожу. И вернусь.
— Можешь валить куда угодно. Но не вздумай возвращаться.
* * *Это было стопроцентное «дежа вю». Он опять ушел, а она осталась одна. Злая, недовольная и во влажном белье.
Она сваляла дурака? Похоже на то. Чисто теоретически, Олег был прав, что вспомнил об этом. И он был не обязан. И вообще…
Только вот она не хотела рассуждать теоретически. А хотела она… совершенно очевидно — чего.
Женька вздыхает. Ни черта она не способна соображать. Что сегодня произошло. И кто из них двоих дурак. А кто — дура.
Начинает болеть голова. От того, что спала днем. От того, что ей сегодня выносили мозг маленькими порциями все, кому не лень. И от того, что курила. И от того, что не ела. И от того, что плакала. Много от чего. Всего много было. И под конец этого сумасшедшего дня ее адекватность кончилась. На самом, бл*, интересном месте!
Что теперь сделаешь… Олега уже не вернуть. Зато можно пойти в душ, сменить второй раз за день трусики. И лечь спать. «Дежа вю», что тут скажешь…
Глава 13.И номер несчастливый. И содержание соответствующее. Больше оправданий нет
Телефонный звонок застал ее врасплох настолько, что едва не «поцеловала» в задний бампер резко притормозивший перед ней «цивик». Возмущенный таким неуважительно скоропалительным торможением, «Логан» обиженно заглох. Ей сигналили сзади. В любой другой раз средний палец в окно и красочное описание половой жизни тем, кто сигналили, были бы обеспечены. А сейчас она лишь молча завела машину, и, резко маневрируя, перестроилась из крайнего левого к обочине. И успела-таки сказать, почти не запыхавшись:
— Алло?
— Привет, Жень.
Ты все-таки позвонил.
— Привет.
— Хочу кое-что тебе сказать. Тебе удобно разговаривать?
— Да.
Она не жила эти две недели. И даже не проживала. Она их протягивала сквозь себя. Минута за минутой. Час за часом. День за днем. Ожидая, что он все-таки позвонит. Ненавидя себя и свою гордость, которая не давала ей позвонить самой. Хотя она несколько раз набирала его номер. Набирала и сбрасывала. И вот, наконец-то…
— Там… документы готовы.
— Какие документы?
— По твоей диссертации. Все готово. Приказ, диплом кандидата наук. Еще какие-то бумаги. Ректор звонил.
— Олег, я не совсем понимаю…
— Жень, я тебе все по дороге объясню.
— По дороге?
— Нужно туда съездить. Нужна твоя подпись на ряде документов.
Она молчит. Она ждала, что он скажет не это. Совсем, совсем другое.
— Женя?.. Если тебе так неприятно туда возвращаться, давай, я съезжу один, привезу документы, ты подпишешь, и я увезу назад.
Вот только жалеть ее не надо! Она справится! Даже если он разворошил старые раны. Хотя они уже и не болят почти. Но это не извиняет Олега и его вмешательство в ее жизнь! И пора ему об этом тонко намекнуть.
— Поехали.
— Завтра?
— Послезавтра.
— Хорошо. Заеду рано, дорога длинная. В семь нормально будет?
— Да.
* * *А встать ей пришлось в шесть. Потому что, раз уже возвращаться в логово дракона, то и готовым надо быть соответственно. И поэтому накануне достала из дальнего угла шкафа некогда любимый серый с отделкой из черной бархатной ленты костюм и туфли на шпильке. И макияж сделала, и непокорные волосы скрутила незабытыми, оказывается, движениями, во вполне пристойный узел. Посмотрела на себя в зеркало: «Здравствуйте, Евгения Андреевна Миллер! Век бы вас не видеть!» Но она ни за что не покажет никому там, как ей пришлось тяжело. И кем она в итоге стала. Нет уж. Она не Мария-Антуанетта, но на плаху пойдет с гордо поднятой головой. Иначе нельзя. А тому, кто тащит ее на эту самую плаху, тоже придется несладко…
— Доброе утро, Женя!
— В семь часов утро не бывает добрым. По определению.
Он встретил ее у двери подъезда. Ей хотелось высказать ему все про его отвратительно-предупредительные манеры, да слов подходящих не находилось. И она молча позволила взять себя за локоть и проводить к машине. Но уж тут она не удержалась.
— Вау! — картинно распахнутые глаза, прижатые к щекам ладони. — Что это? Неужели «Лексус»?
Олег молча открыл перед ней переднюю пассажирскую дверь. И эти его молчание и сдержанность раздражали ее безмерно. И поэтому… и вообще…
Поставив ногу на порожек, повернулась и спросила, глядя прямо в глаза и внутренне содрогаясь от отвратительности и наглости своего тона и вопроса:
— Что, блондинка, отсосала на «Лексус»?
У него ощутимо дернулась щека. И она прямо увидела, как сжались челюсти. Но он промолчал! Лишь кивнул головой, убеждая ее сесть в машину. И дверь закрыл после этого аккуратно, без драматического грохота. Только вот тронул машину излишне резко, но мягкая, настроенная на комфорт, подвеска поспешила исправить этот промах водителя.
У Женьки щеки горят от стыда за свое несносное поведение. И сдержанность Олега лишь добавляет хвороста в этот костер.
Настроение ни к черту! И главная причина этого сидит рядом, как ни в чем не бывало. Рулит этой огромной баржой буквально мизинцем одной руки, другой трет висок. Слишком много думает! От этого все его проблемы. И ее, заодно.
— А где же розовый Витц? (Toyota Vitz — небольшая стильная малолитражка, считается традиционно дамской машиной. Особенно розовая. — прим. автора) — продолжает его провоцировать — ничего не может с собой поделать!
— В багажнике, — тон ровный, спокойный.
И как прикажете с ним ругаться? Сложно, особенно после того, как он включает музыку. Какие-то нереально красивые, берущие за души, звуки скрипки. И фортепиано.
— А нормальной музыки у тебя нет?
— Посмотри в бардачке.
Женька вздыхает. Все, она выдохлась. Он непробиваем.
И только часа через полтора дороги она нарушает молчание:
— Ты умеешь водить машину.
— У меня даже права есть, — Олег позволяет себе маленькую, малюсенькую иронию.
— Я имею в виду — ты хорошо водишь машину.
— Спасибо.
И они снова молчат. Но это уже можно считать официальным перемирием.
А потом Олег рассказывает Жене о том, что именно он сделал. Закончив словами: «Извини, что не рассказал раньше».
* * *Олег паркует машину ровнехонько напротив главного входа.
— Парковочное место ректора, — поясняет он Жене в ответ на ее удивленный взгляд. — Я думаю, он против не будет.
— Наверное, — растерянно отвечает она. Как-то незаметно перед ней встала необходимость. Вот оно — надо решиться и сделать последний шаг.
— Идем?
Ничего не может с собой сделать. Страшно. Страшно возвращаться на место собственного распятия. И смотреть в глаза свидетелям ее позора.
— Я схожу, все принесу. Здесь подпишешь.
Она дергается. Меньше всего ей нужно, чтобы ее жалел он! До этого, нервно дыша, она смотрела перед собой, пытаясь совладать с собственным страхом. Теперь поворачивает голову, чтобы, глядя ему в глаза, четко объяснить, куда он может засунуть свою жалость.
Смотрит ему в глаза, и к ней постепенно приходит осознание — нет в его глазах жалости. Есть понимание. Сопереживание. Желание помочь, поддержать. А жалости, жалкой, унижающей жалости — нет.
Медленно, сглатывая невесть откуда взявшийся в горле комок, кивает. И Олег уходит.
* * *Когда он вернулся с документами, машина была пуста.
Да что же это такое! Почему, как только он оставляет ее одну, случается какая-нибудь пакость! Спрятать, держать рядом с собой и никогда никуда от себя не отпускать! Как ни странно, это мысль казалось невероятно правильной. Только для начала надо понять, куда делась Женька.
Он оглянулся по сторонам и едва не рассмеялся от облегчения и собственной глупости. Он — паникер!
Женя стояла неподалеку, буквально в десяти метрах от машины. И разговаривала с Худяковым.
Олег не спешил присоединиться к их диалогу. Стоял и смотрел. Худяков говорил эмоционально, отчаянно жестикулируя. То улыбался, то становился серьезным. Женя же смущенно улыбалась, не делая попыток прервать своего преподавателя.
Худяков, повинуясь какому-то неясному ощущению, поворачивает голову. И у Олега уже нет выбора. Он подходит к ним. Владимир Алексеевич широко улыбается. Олегу даже кажется, что он сейчас бросится ему на шею. Но, слава Богу, нет. Крепко жмет руку, хлопает по плечу.
— Олег Викторович! Голубчик! Какой же вы молодец! Но ведь сделали, а? Сделали! Спасибо вам. Вот от меня лично — спасибо! Огромное!
Олег не успевает вставить ни слова, а Женя, между тем, стоит, смущенно потупив глазки. Сногсшибательное, недоступное раньше взгляду Олега зрелище! А Худяков продолжает:
— Вы представляете, она заходить не хочет! Женя! Я настаиваю! Тебе стыдиться нечего! Вот этим… пресмыкающимся — есть. А тебе — нет. Пойдем.
Женька пытается что-то возразить. Худяков неумолим.
— Евгения! Отставить пререкаться! Я настаиваю. Идем.
Берет ее за руку и ведет за собой, как маленького ребенка. А Женька… послушно идет за своим бывшим научным руководителем, бросив на Олега умоляющий взгляд. О, нет, он ее, конечно, не оставит одну. Но, идя следом за ними, Олег думает о том, что ему надо бы взять пару уроков у профессора Худякова. Как она его слушается, просто невероятно!
А на кафедре случилось представление театра абсурда. Худяков улыбался как именинник. Женька с вызовом смотрела в глаза каждому, кто решался встретиться с ней взглядом. Впрочем, все, в основном, старались избежать ее презрительного взгляда. Хотя пара человек смотрела без смущения, с улыбкой и интересом отвечая на ее взгляд. Возможно, это просто были те, кто пришел на кафедру уже после ее ухода.
Кабанов выступил с короткой, прочувствованной и насквозь фальшивой речью. Что, дескать, им так жаль. И что произошла трагическая, нелепая ошибка. Но справедливость всегда торжествует. И он от всей души рад вручить диплом. И далее, и по тексту.
В общем, удовольствие от этого получил лишь Владимир Алексеевич. Олег с Женькой с трудом дождались окончания «нобелевской речи», Женька подмахнула необходимые документы, забрала свой диплом и все, что к нему еще прилагается. Протянутую руку Кабанова они проигнорировали оба, и поспешили покинуть этот гадюшник. Худяков вышел их проводить.
— Сразу поедете?
— Заедем перекусить, а потом поедем. Да, Жень?
— Наверное, — пожимает плечами она.
— Ну, хорошо. С Богом. Женечка, ты не пропадай, звони, не забывай старика.
— Конечно, — улыбается Женя.
— На свадьбу-то хоть позовете? — хитро посмеиваясь, спрашивает Владимир Алексеевич.
Женька ахает.
— Конечно, — сдержанно кивает Олег.
За Худяковым закрывается дверь. «Старый осел» — вполголоса ругается Женька. И потом, еще тише, себе под нос, произносит что-то совсем уж неприличное в адрес своего преподавателя.
* * *— Женя, ты есть хочешь?
Прислушивается к своим ощущениям.
— Есть? Нет, не хочу. А вот жрать — просто очень! У меня, — посмеивается, — на нервной почве всегда Жора открывается.
— Ну, поехали. Попробуем усмирить твоего Жору.
* * *— Ты, как всегда, на диете?
— Если я поем, то засну. Кофе с сырниками вполне достаточно.
— Ты ж не пьешь кофе.
— Сейчас надо.
— Слушай, Олег, может, я… сяду за руль?
— Да я бы с удовольствием. Но ты же в полис ОСАГО не вписана. Лучше не рисковать.
Женька смотрит на него с изумлением.
— То есть… Если бы не это… Ты бы доверил мне свой «Лексус»?
— А кому, если не тебе? — он пожимает плечами, прихлебывая кофе. — Ты же профессионал.
Женька довольно вздыхает. Он таки умудрился сделать ей правильный комплимент.
* * *А на обратной дороге она заснула. Ранний подъем, нервная встряска, плотный обед, мягкий и плавный ход «Лексуса» — все это сделало свое дело, и она спала, склонив голову на плечо.
Олегу было хорошо. Спокойно. Было ощущение, что все вокруг правильно. Так, как надо. Просто потому что она рядом. И, кажется, простила ему его самодеятельность. А дальше… Дальше должно быть только лучше. Впрочем, поживем — увидим.
* * *Женя проснулась за полчаса до подъезда к городу. Зевала, терла глаза. Потом с ворчанием оттирала размазанную тушь. Потом задумчиво молчала. Да самого своего подъезда.
Он еще и вышел дверцу машины открыть. Как будто она сама не в состоянии. Хотелось закатить глаза от его раздражающей предупредительности. И вместе с тем — до чего же приятно. А если тебе еще и руку подают… Ведь и в самом деле — выбираться на шпильках из «Лексуса» совсем не то же самое, что выскакивать в кроссовках из ее «Логана».
Они стоят рядом с машиной.
— Зайдешь?
— Спасибо, но не сегодня, Жень. Устал. Я не привык так долго за рулем.
— Жаль…
— Если настаиваешь…
— Я просто поблагодарить тебя хотела… За все, что ты сделал. Я понимаю, ты хотел как лучше.
— Поблагодарить?
— Ну да…
— Худяков уже сказал мне «Спасибо». Этого вполне достаточно.
— Я имела в виду не это…
— А что?
— Олег! — дурацкая ситуация. Дурацкий разговор. Он притворяется или действительно не понимает? — Не тупи!
Он изгибает бровь.
— Жень, я, правда, не понимаю.
— Я презервативы купила! — не выдержав, рявкает она. — ТАК тебе понятно?
На улице темно, и поэтому не видно, как он резко бледнеет.
— Так вот, значит, о какой благодарности идет речь?
Женьке не нравится его тихий, почти свистящий голос.
— Что, не надо?
— Засунь свою благодарность, знаешь, куда?!
Он… да не может быть… почти орет?
— Гордый, что ли?
— Да!!!
«Точно, орет» — со смесью ужаса и восхищения понимает Женя.
— Ну и дурак! — орет ему в ответ.
— Истеричка!
По двору цокают каблуки, оглушительно грохочет подъездная дверь. Он в ответ со всей силой захлопывает пассажирскую дверцу «Лексуса». А потом еще и водительскую. И по рулю от всей души кулаком. Легче не становится ни ему, ни ей.
Глава 14.Явление феи-крестной. Золушка превращается в принцессу. А вот «Логан» так и остается тыквой
Он поставил все на «зеро» и проиграл. Во рту — отчетливый, горький, металлический вкус поражения. Единственный раз в жизни он пошел на поводу у своих чувств. Он рискнул. И потерял все.
Он хотел быть для нее всем. Помочь. Защитить. Сделать счастливее. И что же мы имеем в сухом остатке? Влез без спроса в чужую жизнь. Начал в ней что-то менять на свое усмотрение, не спросив разрешения. Принес Жене кучу неприятностей — разговор с Поземиным, с отцом вообще непонятно что, поездка эта тоже ей тяжело далась. А в финале… Он получил благодарность!!! Он до сих пор едва сдерживал стон бессильной ярости, когда вспоминал их последний разговор. Она хотела от него отделаться. Таким вот незамысловатым образом. Сначала — поблагодарив в постели, затем — попрощавшись. «Спасибо, Олег, за возвращенный диплом и отличный секс. Надо будет такси — звони!»
Это было поражение. Окончательное, бесповоротное. Он проиграл дело. В суде последней инстанции. И никакая апелляция не поможет. Даже в Верховный Суд.
* * *Очередной заказ. Очередной клиент сейчас должен выйти из роскошного офисного здания.
Как ей все это осточертело! Вдруг, сразу, внезапно. Работа, которая еще недавно была для нее всем, стала вызывать лишь глухое раздражение. Она презирала себя. И все чаще думала о том, что сказали бы ее коллеги, да тот же Виталька, если бы узнали, что их Такса — кандидат биологических наук? Теперь уже — настоящий. Что это меняло? Не должно было менять ничего, но для нее — что-то неуловимо изменилось. Она чувствовала себя отгороженной ото всех пыльным стеклом. Банальное сравнение, но точное.