Дмитрий кивает.
— Знаешь, это идея. Хорошая идея. Стоящая. Вот в такие моменты я понимаю, за что мы платим тебе такую зарплату.
Встает и добавляет:
— Сегодня ужинаем у моих. Позвоню матушке. То-то она обрадуется. У нее на тебя, — злорадно улыбается, — большие матримониальные планы!
* * *— Ну что, мальчики, — Иван Михайлович неторопливо набивает трубку. — Неужели вы столкнулись с тем, что не по силу даже вам двоим?
Они сидят в кабинете Тихомирова-старшего. Настоящем мужском кабинете. Кабинете ученого и преуспевающего юриста. Иван Михайлович разглядывает сидящих напротив него на диване Димку и Олега. Один — сын, второй — почти как сын. Взрослые преуспевающие мужчины. Состоятельные, вошедшие в большой бизнес. Зарабатывающие, каждый по отдельности, едва ли не вдвое больше, чем он. Он ими гордился. И тем не менее. Сейчас был доволен и безмерно польщен, что, несмотря на это, его «мальчики» пришли за советом. К нему.
— Пап, — Иван Михайлович выпускает кольцо ароматного дыма, пряча улыбку. Как же это приятно, когда взрослый сын говорит тебе это короткое детское «Пап», — Олегу нужна помощь.
— Конкретизируйте.
— У тебя есть знакомые в университете N?
— Конечно. Марианну Михайловну помнишь?
— Нет.
— Она тебе банку вишневого варенья привозила. Твоего любимого.
— А! Которую я сожрал в один присест и весь покрылся сыпью? Как такое забыть?!
— Она теперь замдекана. И еще кое-кто есть. А что?
— Нужно навести кое-какие справки. Об одной знакомой Олега. Там что-то произошло. Нам интересно, что.
— Знакомой? — выделяет ключевое слово Иван Михайлович.
Олег молчит.
— Да, — отвечает за него Дима. В довершение слов закатывает глаза и картинно прижимает руки к сердцу.
Олег недовольно косится на его пантомиму. А Иван Михайлович все понимает правильно.
— Давай вводную, — смотрит на Олега. — Имя, фамилия. Где, когда. В общем, все, что знаешь. И, ты же понимаешь… Это непросто. Поэтому быстро не обещаю.
Глава 8.Мороженое и пиво. Господин декан гневается. Олег берет дело в свои руки
За всю свою жизнь Олегу ни разу не было так трудно. Его просто разрывало от противоречивости того, что он делал. От несоответствия того, что знал и что видел.
Ему было неловко, да что там — практически стыдно за то, что он лез в Женькину жизнь. Собирал информацию у нее за спиной. Информацию, которую, он был совершенно уверен, она бы предпочла скрыть. Сколько раз он думал о том, чтобы спросить у нее напрямую: Женя, что случилось? Тогда, почти три года назад. Из-за чего профессорская дочка, подающая надежды аспирантка бросает все и уезжает в другой город. И устраивается на работу таксистом.
И сколько бы раз он мысленно ни прокручивал этот разговор, результат был один. Она ему не скажет ничего. И видеть его после этого не захочет. А вот этого он не мог допустить. Потому что уже не мог… Скучал ужасно. И…
Длинные гудки. Долгие. Тягучие. Он уже намеревается нажать отбой, когда…
— Да?!
Хрипловатый, чувственный… Олег даже сначала сразу не узнал ее голос. А потом… По спине прокатилась волна. Сладкая. Возбуждение. Реакция на ТАКОЙ ее голос. И вторая. Ужас. От мысли о том, с кем она сейчас. Если у нее ТАКОЙ голос… Горло стискивает, и он молчит.
— Олег? — Женя прокашливается. Переспрашивает: — Олег?
Он делает усилие. И говорит чужим ломким голосом:
— Извини, кажется, я не вовремя.
— Да нет, нормально. Все равно — пора вставать.
— Ты спала?! Шесть вечера же? — она еще не успела ответить, но все равно… Тошнотворный узел внутри развязывается.
— Я со смены, — вздыхает Женя. Мычит что-то, постанывает. Олег представляет, как она потягивается в это время. Вытягивает руки, закидывает голову, выгибает спину. Женьке приходится пару раз повторить его имя, прежде чем, он спохватывается. Черт!
— Олег? Олег? Что-то случилось? Почему молчишь?
— Извини. Я тут подумал…
— Что?
— Митци по тебе страшно соскучилась! — он дурак, болван, клинический идиот!
— Митци соскучилась? — Женька улыбается. Какая прелесть… Ну, давай, Олег, давай, сознайся, что и ты тоже.
Но он крепкий орешек. Просто так не сдается.
— Погуляешь с нами сегодня?
— Хорошо. Через часок подъеду.
* * *Стоя в ожидании Жени у подъезда и пытаясь не дать Митци опутать его поводком, Олег размышлял. Пытался ответить на вопрос. Рад ли он тому, что Женя оказалась… Тем, кем оказалась. И, по всему выходило, что однозначного ответа у него нет.
Теперь, задним числом, было очевидно, что на рядового таксиста Женька похожа так же, как он — на пэтэушника. Правильная речь, живой ум, эрудированность — все это было заметно невооруженным взглядом, хоть и маскировалось нецензурной лексикой и манерами уличной девчонки. И как общаться с эрудированным и интеллигентными барышнями — Олег знал. А вот опыта в общении с ершистыми таксистками у него не было. Впрочем, Женя была… Ни то, и ни другое.
С другой стороны, то, что сделало Женю такой… Интуитивно Олег понимал — не от хорошей жизни это. Что-то там такое… Что он, возможно, пожалеет, о том, что узнает. Но поздно уже. Ему нужно. Он должен.
* * *Когда Женька вылезла из чуда технической мысли советских инженеров от автопрома, а именно — ГАЗ-3102, оно же — «Волга», Олег едва ли не согнулся пополам от смеха.
— Откуда эта рухлядь?
— Не рухлядь, а раритет, — огрызается Женька. — Автомобильный антиквариат, — и, затем без перерыва, — иди ко мне, моя прелесть.
Это, увы, не ему.
— Так откуда этот… антиквариат? — переспрашивает Олег, пока Жена тискает повизгивающую от восторга Митци.
— Виталя дал. Это бати его. Она ему зимой не нужна. Он на ней только летом на огород ездит.
— Как ты с ней управляешься? — изумляется Олег. — Там же гидроусилителей нет. Руль, тормоза — все дубовое.
— Сам ты — дубовый, — не зло отшучивается Женька, отбирая у него поводок. — Я крепче, чем кажусь.
* * *Они разговаривали. И Олег понимал, что он говорит с человеком, безусловно, образованным. Начитанным. И при этом — совершенно точно знавшим, на каком именно диалекте «великого и могучего» говорит большая часть этой страны. И как именно живет эта самая большая часть страны. Как в ней это уживалось и сочеталось — уму непостижимо. Это была Женька. И общаться с ней было непередаваемо увлекательно. И сложно.
* * *Пекинес так резко принял в сторону, что у Женьки чуть рука не выдернулась из плеча.
— Митци, ты куда?!
— Она увидела киоск с мороженым, — меланхолично ответил Олег.
— И?
— Придется покупать. Она по мороженому с ума сходит. Ты будешь?
— Мороженое?
— Да.
— Холодно же на улице.
— Как скажешь.
— Пива лучше купи.
— А для пива на улице не холодно?
— Нет, — вызывающе отвечает Женька.
— Как скажешь, — повторяет Олег. И покупает мороженое. Два. На всякий случай. И в соседнем киоске — бутылку пива.
Они доходят до скамейки и садятся. Митци получает вожделенное мороженое и на какое-то время забывает обо всем. Даже о Женьке. Которая сидит с абсолютно ненужной ей бутылкой пива в руке и смотрит, как Олег разворачивает второе мороженое.
— Точно не будешь?
И поскольку Женька молчит, он осторожно откусывает кусочек мороженого. И сразу же после этого она забирает у него мороженое, втискивая ему в руку бутылку с пивом.
— Я передумала. Держи. Мне все равно нельзя, я за рулем.
— Я не люблю пиво.
— Выкини, — пожала плечами Женька, слизывая нежный пломбир. И пиво отправилось в урну, на радость потрепанного вида джентльмену, караулившего неподалеку.
А Олегу осталось только сидеть и смотреть, как Женька ест мороженое. То еще мучение. И отнюдь не потому, что ему так уж хотелось. То есть хотелось, конечно. Но не мороженого. Отнюдь.
Потом, разумеется, Олег затащил Женьку к себе. Пить чай и отогреваться. Зато она совершенно добровольно взяла на себя миссию мытья Митци после прогулки, пока Олег заваривал чай.
Они попили чаю. Еще поговорили. Непринужденно и на совершенно обыденные темы. Женя спросила про Вовку и выяснила, что помимо сорвиголовы племянника, у Олега есть еще и племянница, сестра-близнец Вовы — Мила. Олег ненавязчиво поинтересовался про Виталия и успокоился, выяснив, что тот женат. Нашлись еще какие-то нейтральные темы. Но задерживаться Женька не стала. Олег не возражал. Поздно уже. А ей еще ехать черт знает куда. И ведь проводить-то не предложишь.
Глядя из окна на отъезжающую от подъезда чихающую «Волгу», он подумал о том, что теперь вопросов у него еще больше. Больше, чем раньше. И гораздо больше, чем ответов. И ответы зависят от одного человека. От Димкиного отца.
* * *— Зайди, — Димон бросил трубку быстрее, чем Олег успел что-либо ответить. Плохой знак.
— Что случилось?
Димка стоял у окна спиной к двери.
— Батя звонил. Злой как черт. Орал, — Димка повернулся и растерянно посмотрел на Олега. — Говорит, что мы его подставили. Втянули во что-то. Требует нас к себе. К ответу.
Олег принял решение.
— Дим, ты и так много сделал. Я сам поговорю с твоим отцом. Он на работе?
— Да.
— Тогда я поеду? Сейчас?
— Езжай.
* * *Они сидят в кабинете декана юридического факультета. Сам господин декан пыхтит. Трубкой. И от злости.
— Олег! Вы во что меня втравили?
— А что случилось? — осторожно спрашивает Олег.
— У меня было чувство, что я покусился на государственную тайну! В финале мне чуть ли не оправдываться пришлось! Что мне пришло в голову об этом спросить. Ну? В чем дело? Что это за ерунда?
— Если бы я знал, Иван Михайлович, я бы не…
— Олег, не темни! Рассказывай! Все.
— Да я почти все рассказал в прошлый раз.
— Та-а-а-а-а-ак… — многозначительно тянет Тихомиров-старший. В точности — как младший. Или наоборот. — Значит, теперь — не почти все, а все!
Олег вздыхает.
— Значит, так. Вот эта девушка. Женщина. Евгения Миллер. Окончила университет. Аспирантуру. И накануне защиты диссертации уволилась. Переехала сюда. Устроилась работать таксистом. И вот уже почти три года работает таксистом. Вам не кажется это странным?
— Кажется, — кивает Иван Михайлович.
— Мне нужно знать — почему.
— Нужно? — уточняет господин декан.
— Нужно, — твердо отвечает Олег.
— Ладно, — вздыхает Тихомиров-старший, — попробую с другого конца зайти. И, знаешь, что? — он задумчив, начинает выбивать пепел из трубки. — Я пока не знаю, что там случилось. Но, судя по реакции тех, кого я спрашивал… Она, как минимум, растлила половину первокурсников в особо извращенной форме. Или справила большую нужду на столе у ректора.
— Шучу я, конечно, — усмехнулся он, глядя на ошалевшего Олега, — но на твоем месте я бы, на всякий случай, был готов к любому.
— Я готов.
* * *Иван Михайлович перезвонил через три дня.
— Значит так, Олег. Я сделал все, что мог. Записывай. Владимир Алексеевич Худяков. Профессор кафедры генетики. Готов, по его собственным словам, «рассказать правду, если это кому-то еще интересно». Номер его запиши. И вот еще что… — после паузы добавляет Тихомиров-старший, — не мне, конечно, тебя учить, но это дело лучше улаживать… лично. Я бы на твоем месте поехал туда. И встретился с этим Худяковым. Тет-а-тет.
* * *— Ты справишься? Точно?
— Олег, вали, давай, пока я добрый. Трудно без тебя будет, конечно, но день-другой я продержусь. Ты все равно нормально работать не сможешь. Пока не выяснишь все. Езжай, Олег.
— Спасибо, Дим.
Глава 9. Очень важный разговор. Длинный. Трудный. В том числе — и для автора
— Владимир Алексеевич?
— Да? — суховатый, надтреснутый голос.
— Здравствуйте. Моя фамилия Баженов. Мне сказали, что вы готовы поделиться… некоторой информацией.
— О чем?
Олег растерян. Пока он собирается с мыслями, его собеседник, видимо, вспоминает.
— А… погодите… Вы об… этом?
Что тут ответить? Об этом? Наверное, об этом.
— Да, — твердо отвечает Олег.
* * *Они сидят в студенческом кафетерии. Только что прозвенел звонок. Началась очередная «пара». У профессора Худякова «окно». В кафетерии тихо и малолюдно.
Владимир Алексеевич Худяков… оправдывает свою фамилию. Невысокий, худой. Академическая лысина, прикрытая седым пушком. Острые мелкие черты лица. Пронзительный взгляд из-под насупленных седых кустистых бровей.
— Олег Викторович? — он разглядывает визитку Олега.
— Да.
— И что у вас за интерес?
Олег готовился к этому разговору. Но, глядя на профессора Худякова, вдруг понимает: лучше правды здесь не сработает ничего.
— Дело в том, что я…
— Вы кто… Жене?
Эта пауза. И то, как он произносит ее имя. И как торопливо подносит ко рту чашку с кофе. Все выдает его волнение.
— Друг, — Олег смотрит в глаза старого преподавателя. Выдерживает его недоверчивый взгляд. — Я ее друг.
— Друг, значит… И чего вы хотите, раз вы ее друг?
Олег выдыхает. И бросается. Как в омут головой.
— Владимир Алексеевич! Я друг Жени. Я знаю, что с ней что-то случилось. Но она мне… не рассказывает. Думаю, потому… — Олег мысленно замирает, — что это очень больно. Вспоминать. А я бы хотел ей… помочь.
Профессор Худяков молчит. И Олег замечает, как начинают дрожать его пальцы.
— Помочь? — голос его становится более хриплым. — Помогать ей надо было тогда. Тогда, когда… А я вместо этого…
Он снова замолкает. Олег тоже молчит, не торопит его. Потому что чувствует: он решается.
Профессор вздыхает: он решился.
— Хорошо, Олег Викторович! Я вам расскажу. Хуже от этого не будет. И потом. Как знать. Вдруг это, действительно, как-то ей поможет…
Он допивает кофе и смотрит на Олега.
— Не сочтите за труд, молодой человек. Закажите мне еще чашку. Для храбрости.
* * *— Я ее с самого первого курса помню. Хотя, нет, погодите. Соврал. Я первокурсникам не читаю. Значит, со второго. Ее же не заметить невозможно. И дело не в том, что она… Не из-за цвета волос. И не из-за того, что она такая… милая. И веселая. А просто…
Владимир Алексеевич начинает смущенно, с трудом подбирая слова. Но затем, погружаясь в воспоминания, он начинает говорить свободней. И более увлеченно.
— Она ведь умница. Светлая голова. У меня, знаете ли, немного было настолько одаренных студентов. А выпустил я предостаточно, уж поверьте. Она же моя студентка. То есть, я ее научный руководитель… был. Курсовые, диплом — все это она у меня делала. Работать с ней, учить ее — это одно удовольствие было. Все на лету схватывала. И такая живая, веселая.
Профессор Худяков даже улыбается слегка, вспоминая об этом. Но потом его улыбка блекнет. Видимо, светлая часть его рассказа заканчивается. Он мрачнеет, пальцы его сильнее смыкаются на кофейной чашке. Он хмурится, но продолжает:
— Конечно же, я ей предложил аспирантуру. Она согласилась. Разумеется, поступила, с экзаменами никаких проблем. А потом, осенью… — он досадливо морщится, — сердце у меня прихватило. Сначала. А потом еще и желудок… взбунтовался. В общем, загремел я в больницу. Почти на четыре месяца. Врачи запретили все, что можно. Алкоголь, кофе, сигареты.
Владимир Алексеевич делает глоток кофе. Мрачно смотрит на Олега. И спрашивает его почти сердито:
— Курите?
— Да.
— Угостите сигаретой. Один черт… — и, недоговорив, машет рукой.
Курить они выходят на крыльцо. Олег смотрит, как жадно затягивается профессор Худяков. Отчетливо понимает, что не напрасно врачи ему запретили курить. Но сейчас Олегу все равно. Лишь бы Женин преподаватель рассказал ему то, что так тяжело вспоминать.