– Так пошли эту дамочку подальше, а хочешь, я ее приструню?
– Как? – вздыхала Юлька.
– Да запросто! Намекну, что я недовольна, как она себя ведет с дизайнером, она отвяжется от тебя навсегда!
– И останется недовольна моей работой! Нет уж, я сама. Если я переживу эту бабу, то справлюсь с любой клиенткой.
– Значит, характер закаляешь! – кивнула Карелия.
– А то!
ИЛЬЯ
В конце августа у Ильи обозначился и укрепился роман с Анной. Она работала креативным директором в известной рекламной фирме, с которой Адорин подписал контракт. Там они увидели друг друга первый раз. Потом встретились на корпоративной вечеринке, где отмечался успех рекламной кампании их фирмы, с которой ушли, всеми замеченные, в разгар веселья и поехали к Адорину домой.
Анна оказалась интересной, красивой, умной и весьма уверенной в себе женщиной. Она ему нравилась, им было хорошо в постели, и она смогла так выстроить отношения, что Адорин чувствовал себя с ней спокойно и свободно.
Анна ненавязчиво, но настойчиво уговорила Илью вести что-то вроде светской жизни. Они посещали театры, рестораны, презентации и вечеринки, устраиваемые известными людьми. Илья ходил сначала неохотно, соглашаясь, чтобы не обидеть ее невниманием, но скоро стал получать какое-то удовольствие от такого времяпровождения, отключаясь среди людей от своих трудных мыслей.
Как-то, сидя с ней в китайском ресторане и слушая вполуха, что она рассказывает, Адорин вдруг подумал: «А может, жениться на ней? Она умница, спокойная, красивая и в постели хороша. А что?»
Он положил палочки на тарелку, откинулся на стуле и присмотрелся к ней в свете этой идеи, делая вид, будто внимательно слушает. Анна говорила спокойно, интересно, с юмором, давая острые, едкие и точные оценки клиентам, а Илья думал: «Может, действительно жениться? Смотримся мы вместе прекрасно, она будет заниматься своей карьерой, это уж точно, я стану помогать, клиентов подброшу. По статусу мне очень даже такая жена подойдет – стильная, молодая, деловая. Родит мне ребенка, и с Тимохой у них вроде неплохие отношения сложились».
– Ты меня не слушаешь, как я поняла? – спросила Анна, отвлекая его от матримониальных мыслей.
– Слушаю, – ответил Илья и повторил в сжатом виде то, что она говорила: – Они заказали весь рекламный пакет, но требуют, чтобы сохранили их цветовое видение и концепцию, а она не совпадает с вашей.
Анна негромко рассмеялась.
– Я забываю иногда, насколько ты хороший бизнесмен. Ты умеешь выполнять несколько дел сразу. Например, слушать и одновременно думать о своем.
– Почему забываешь?
– Наверное, потому, что постоянно тебя хочу и думаю, как бы это устроить прямо сейчас.
– Хорошая мысль! – улыбнулся Илья. – Есть несколько вариантов: прямо сейчас в машине, но увидят все проходящие и проезжающие мимо, в моем кабинете, но Ольга догадается сразу и узнает вся контора, можно зайти в туалетную кабинку, а можно на пару часов заехать ко мне домой. Что выбираешь?
– Домой! Люблю все делать с комфортом.
Илья махнул рукой официанту, подзывая для расчета.
– Тогда домой, и быстро! У меня сегодня еще куча дел.
– У меня тоже! И можем начать в машине, продолжить в лифте и закончить на коврике в прихожей!
– Поосторожней, дамочка, я могу и забыть о комфорте!
Илья почему-то не любил приводить ее к себе, предпочитая приезжать к ней на Мичуринский и оставаться на ночь. Первый раз придя к Адорину, Анна очень тактично не стала осматривать его квартиру, а может, весьма продуманно, бог знает, но не стала, и ему было приятно. Однако во второй свой приход заинтересовалась Юлькиными картинами и спросила:
– Можно?
– Пожалуйста, – разрешил широким жестом Илья.
Адорин не любил, когда кто-то смотрел Юлькины работы, – это только его, и только он, как ему казалось, по-настоящему их чувствует и понимает.
Анна обошла всю квартиру, внимательно и вдумчиво разглядывая каждую картину, и вернулась в гостиную, с которой начала осмотр, к «Поиску», постояла, посмотрела.
– Это писал один художник? – поинтересовалась она.
– Художница, – буркнул Илья недовольно.
– Сильно. Необычно. Мне понравилось.
– Но? – спросил он, поняв по ее тону, что будет продолжение.
– Странно. Отображены такие разные настроения, диаметрально противоположные, создается впечатление, что писали разные люди. Прага потрясающая: передан дух города, прозрачность и тяжелое Средневековье одновременно. Очень выразительные полотна – летящие, радостные, но без однобокости восприятия. Замечательные. «Старушка» совершенно потрясающая, я глаз отвести не могла! Я бы у тебя ее купила за любые деньги!
– Увы! – развел руками Илья.
Черт возьми, ему было приятно слышать такой профессиональный отзыв о Юлькиных картинах. И как-то потеплело в груди, словно он погладил Юльку по голове.
– Нет так нет, – согласилась она.
Анна села на диван рядом с Ильей и указала рукой, в которой держала бокал с вином, на «Поиск».
– Но вот эта картина…
– Что? – заинтересованно спросил Адорин.
– Если в других можно увидеть руку одного художника, хотя они и очень разные, то эта словно написана другим человеком. Мрачная. Тревожная. Слишком много боли. Эти изломанные квадраты, фиолетовые сполохи, красный, почти разорванный рот, незаконченные обрывающиеся геометрические формы, удерживаемый ладонями огонь. Сплошные страдания, изломы, разрывы. Такое впечатление, что писал человек измученный. Больной. Зачем ты ее здесь повесил? Ведь это место твоего отдыха, она тут не нужна, извини, ты сам спросил мое мнение. Здесь гораздо лучше смотрелся бы тот крымский пейзаж, который висит на кухне. Светлый, легкий, кажется, что чувствуешь запах моря. Вот он здесь в самый раз. Кстати, а можно познакомиться с этой художницей? Я бы, не задумываясь, переманила ее к нам работать на очень большие деньги.
– Нельзя ни познакомиться, ни переманить. Она занимается дизайном и сейчас не живет в Москве, – ответил, стараясь быть любезным, Илья.
Адорин не расстроился, а остыл как-то и даже расслабился – не поняла!
Не увидела и ни черта не поняла! Ни про саму картину, ни про него, ни того, почему он повесил ее именно здесь. Только Юлька и поняла, услышала каким-то внутренним чутьем, что происходило в нем, и передала в красках, уж у нее-то не возник вопрос, почему «Поиск» висит именно тут, она знала без слов и разъяснений.
«Нет, нет, дорогой! Никакой Юльки! Все! У нее своя жизнь, у тебя своя! Порознь! И слава богу!» – опомнился Илья, сразу же запретив себе представлять мысленно, какой «своей» жизнью она живет и с кем.
Адорин стал частенько и всерьез обдумывать идею жениться на Анне. Словно подготавливая долгосрочный контракт, просчитывал все плюсы этого решения, склоняясь к мысли, что прав: надо начинать новую жизнь, да и с Темкой рядом будет женщина.
Тимошка скучал по матери. Раз в неделю они долго разговаривали по телефону, мальчик рассказывал ей о своей жизни: что делает, где бывает, чем занимается. К сожалению, Тимка проводил большую часть времени с бабушкой и дедушкой. Адорин по обыкновению много работал, к тому же старался не посвящать сына лишний раз в перипетии своих отношений с женщинами, поэтому забирал его у родителей в основном на выходные. Предпринятые несколько раз попытки найти няню, чтобы ребенок всегда жил с ним дома под присмотром, не увенчались успехом.
Тима вообще трудно, опасливо сходился с незнакомыми людьми, а особенно с женщинами. Общение с нянями заканчивалось ревом и надутыми губами, и Илья забросил это безнадежное предприятие. Мама, восстановившись после той аварии, с удовольствием занималась внуком и неоднократно предлагала:
– Давай съедемся. Найдем большую квартиру, такую, чтобы мы с отцом не мешали твоей личной жизни, но при этом Тимка будет с тобой, а мы за ним приглядим.
Илья неоднократно обдумывал такой вариант, однако, зная, как родители болезненно относятся к его холостяцкой «разудалой» жизни, оттягивал решение вопроса.
А вот жениться, пожалуй, можно.
Анна будет заниматься Темкой, она, конечно, тоже много работает и карьеру свою не оставит наверняка, но пойдет на уступки, пересмотрит свой рабочий график – все-таки семейная жизнь, ребенок.
И все же! Все же!
Он неожиданно решил, что, прежде чем делать предложение Анне, должен сам, лично посмотреть, как и с кем живет Юлька. Не признаваясь себе до конца, хотел убедиться, что был прав! Прав!
И, подсознательно ковыряя рану, увидеть, что она переболела свою девичью влюбленность. Увидеть, убедиться, что нет у него и призрачной надежды!
Илья придумал себе командировку в Санкт-Петербург. Командировка оказалась совершенно реальной, но, как и в случае с Прагой, он вполне мог не ездить. Его питерские партнеры, весьма заинтересованные в контракте, по деловому этикету должны были сами приехать в Москву. Но Илья, сославшись на еще одно деловое мероприятие в городе на Неве, изъявил желание прибыть сам.
Продумав тактику и стратегию предстоящей встречи, отнюдь не с партнерами, к которым летел, Адорин позвонил Расковым за несколько дней до Нового года. Трубку подняла Марина.
– Марин, привет, это Илья, – поздоровался он.
– Ильюша! Привет, как я рада тебя слышать! Сто лет не общались, не встречались! – обрадовалась ему Марина.
– Я тоже рад тебя слышать. Игорь дома?
– Дома, тебе Игорь нужен?
– Да нет, вы оба. Я, собственно, что звоню: я сегодня улетаю в Питер по делам, может, что надо Юльке передать?
– Ой! Надо передать, обязательно! – воскликнула она. – Это замечательно, что ты сможешь с Юлькой увидеться! Она собиралась к нам на Новый год, но у нее не получается. Юлька делает дизайн квартиры какой-то трудной клиентке и будет заниматься этим до самого праздника. Игорь! – закричала она. – Илья звонит, он в Питер едет, может Юльке от нас посылку передать!
– Я стою у тебя за спиной, чего ты кричишь? – весело спросил Игорь.
– Призываю! – рассмеялась Марина.
Илья услышал их диалог и улыбнулся. Это самые родные для него люди. Илья восхищался их взаимоотношениями, тем, что они сумели сохранить тепло и любовь друг к другу за столько лет! И помогали ему, и спасали, и выручали, и учили своим примером отношениям в семье, многому учили!
И подарили ему Юльку!
«Стоп! Ты собрался жениться на Анне! Значит, размышляй в этом ключе, и ничего более!»
Расковы приготовили дочери кучу подарков, Марина уложила в сумку какие-то вкусности к праздничному столу, которые доченька обожала, а готовить умела только мама. Они дали ему Юлькин адрес и телефон, когда Адорин заехал за гостинцами, успели рассказать, не скрывая гордости, о ее достижениях.
Илья слушал, улыбался, поддакивал, и у него портилось настроение.
«Московского гостя» встречали честь по чести. Расчувствовавшиеся от его личного прибытия потенциальные пока еще партнеры отвезли Адорина в лучшую гостиницу, предложили любой вид отдыха, с намеком на девочек или что пожелает душа важного гостя. Илья вежливо отказался и предложил заняться работой, невзирая на позднее время суток.
Про себя он уже все решил, посчитал и, проводя переговоры, делал заинтересованное лицо, не слушая, что там говорят господа переговорщики, расписывая перспективы, уже зная, на каких условиях подпишет данный контракт. Это оказалось неактуально.
Он весь, всеми потрохами и разумом, был в предстоящей встрече. В Юльке. И ничего не мог поделать с прокручивающимися в голове сценами той их единственной, прекрасной ночи.
Он познал ее всю. Как только может познать мужчина женщину. Он думал о ней и, черт возьми, – хотел!
Хотел. Гораздо больше, чем раньше, когда не знал, какой у нее запах и вкус кожи, как матово она светится в темноте, не знал, как загораются ее бирюзовые глаза, когда он в нее входит, как она тихо вскрикивает и орет во все горло, достигая вершины, не признавая никаких условностей и полутонов!
Господи! Как же он ее хотел! До одури!
Да боже мой, что объяснять! Все нормальные мужики поймут – эту безудержную тягу к женщине, которую ты столько лет хотел и получил наконец! Это убивающее сознание, отказывающееся слушать какие бы то ни было резоны!
Сумасшедшую страсть мужика, которая уж если вырвалась из-под контроля, не оставляет тебе шансов! И не удержит тебя ничто: ни сознание и понимание, что ты приносишь несчастье и страдания близким, ни то, что разрушаешь себя, пуская свою жизнь под откос, теряя по ходу друзей, родных и привычный образ жизни!
Черт бы все побрал! Как с этим жить?!
Как ложиться в постель с другими бабами, когда познал, попробовал нечто наивысшее?! Как жить без счастья, от которого сам, сознательно, подчиняясь условностям, отказался, уже держа его в руках, обладая им?!
Как?! Твою мать!!!
А вот так – вяло, постно, вполсилы, вполжизни, довольствуясь тем, что имеешь: хорошим, весьма достойным сексом, красивой, умной женщиной рядом и спокойным течением бытия!
Вот так!
«Анна! Думай только о ней! Вспоминай ее! С этой женщиной тебе будет спокойно и устойчиво, с ней не грозят разрушительные страсти! Она хороша в постели, с чем можешь себя поздравить! А Юлька – было и прошло, не воротишь! Да и незачем! Вот сейчас увидишь, убедишься, что с ней все в порядке, простишься внутри! И все! Все!»
Он приехал к ней утром. В десять. Попросив еще в Москве Марину позвонить дочери и предупредить ее, что он завтра зайдет в первой половине дня и отдаст гостинцы.
ЮЛЯ
– Юлечка! – радостно сообщила мама. – Илья улетел в Питер, в командировку, мы тебе с ним послали подарки на Новый год. Он просил предупредить, что завтра с утра зайдет к тебе. Сможешь быть дома?
Юлька замерла, оторопев.
«Нет! – было первой ее мыслью. – Только не это! Я так убегала, я в Москву из-за него не ездила ни разу! Нет, не надо, господи!» – взмолилась она.
Но деваться некуда. Кирилл рано утром уходил на работу, и оставить подарки от родителей было некому, кроме нее. Юлька закрыла глаза и сильно-сильно сжала телефонную трубку.
– Ау! Дочь! Ты где? – поинтересовалась мама.
– Я здесь, мамуль! – постаралась взять себя в руки Юлька. – Я поняла. Я задержусь, подожду его. За подарки спасибо! Я с ним передам свои подарки вам.
– Ой, да ладно, не суетись и его не загружай! Мы скоро встретимся, тогда и отдашь!
Юлька справилась со своей паникой и спросила:
– Когда это скоро? Ну-ка, колись, что задумали!
– Вот черт, проболталась! – спохватилась мама. – Ладно, скажу, раз уж так вышло. Мы с отцом приедем в начале февраля.
– Ура-а! – обрадовалась Юлька. – Прекрасно, мамочка! Я так соскучилась!
– Ты только отцу не скажи, что я раскололась.
– Нет-нет! Буду молчать, как партизан на допросе! – пообещала Юлька.
Она не могла заснуть всю ночь. Думала, вспоминала, мучилась, видя перед глазами Илью.
«Надо успокоиться! – уговаривала она себя. – Ну, приедет, и что? Спокойно, ровно, по-дружески! По сценарию: ничего не было, ничего не помню!»
И так всю ночь Юлька уговаривала себя и свое непослушное, растревоженное сердце. Она уснула под утро, измучившись, исстрадавшись и приняв твердое решение – дружеское участие, такая же дружеская радость от встречи! Никаких намеков, обид, демонстраций оскорбленной девицы, никаких воспоминаний, замираний, слез-сопель!
Ни-че-го!
Спокойно и приветливо: «Здравствуй, Илья!» – вежливо, отстраненно.
– Что с тобой? – поинтересовался Кирилл за завтраком.
– А что? Ничего! – сразу приняла «стойку» Юлька, испугавшись, что он почувствует, поймет ее напряжение.
Ничего, конечно, если не считать сбежавшего кофе, уроненного на пол бутерброда, добавленного в чашку с кофе кефира вместо молока, подрагиваний рук и бешено стучащего сердца.
– Влюбилась? – спросил Кирилл, не поверив ей.
– Нет, – рассмеялась Юлька, – вот это точно нет!
– Рисовала всю ночь? – допытывался он.
«Ага! Илью, мысленно!» – мелькнула у нее мысль.