И пошел своей дорогой. И только тут Вера вспомнила, что она так и шла от самой больницы в белом халате. Может быть, потому и не цепляются сегодня? Уважение к профессии… Хотя продавцы тоже белые халаты носят. Ну и что, может быть, продавцов следует уважать даже больше, если помнить, что никакого дефицита давным-давно не существует, поэтому никаких рычагов влияния у продавцов давным-давно нет. Следовательно, в торговлю сейчас идут по зову души, а не корысти ради…
Вот так, улыбаясь и поглядывая по сторонам, Вера неспеша и дошла до дому. И, еще не успев открыть дверь, услышала телефонный звонок.
— Ну что ж ты так долго?! — с облегчением закричал Сашка. — Я уже пятый раз звоню! Опять кого-нибудь в речку загоняла? Надо было Николаичу позвонить, чтобы тебя отвез!
— Больной, вы, почему не спите? — строго спросила Вера. — Куда смотрит медперсонал?
— Медперсонал отбирает у меня телефон, — пожаловался Сашка. — Куда-то им звонить понадобилось на ночь глядя… Я тебе через несколько минут перезвоню.
Вера переоделась, умылась, поставила чайник, вынула из холодильника салат, оставшийся со вчерашнего обеда, и только-только устроилась с тарелкой на диване, как он опять позвонил.
— Ты что там делаешь?
— Ужинаю.
— Ты голодная! — огорчился Сашка. — Я тебя плохо покормил!.. Вообще-то я тоже есть хочу. Вер, а чем ты ужинаешь?
— Вчерашним салатом, — сказала она и жалобно вздохнула.
— Вот почему ты такая тощая, — догадался Сашка. — Питаешься одной травой, да еще и носишься каждый день, как…
— Вообще-то салат с мясом, — возразила она. — Там курятина, немножко ветчины, немножко язычка, немножко копченой колбаски… Еще яйца. Еще картошка. Зеленый горошек, соленый огурец, майонез… Остальное по вкусу.
— А по вкусу там чего? — с жадным интересом спросил Сашка. Наверное, правда, тоже голодный был.
И несколько минут Вера рассказывала, что она может сделать из обыкновенного салата, который все называют «оливье». Сашка слушал, задавал вопросы, комментировал, завистливо говорил «ух, ты!» и мечтательно вздыхал. Примерно так же Тайка Петрова слушала Верины рецепты.
— Я на завтра закажу отбивные, — решил Сашка. — Или лучше шашлык? Нет, шашлык сам сделаю, когда отсюда выйду. А завтра — отбивные с жареной картошкой. А Николаичу скажу, чтобы огурчиков малосольных привез… Ой, Вер, опять телефон отбирают! Я перезвоню…
В последний раз он позвонил, когда она уже спать ложилась. Пришлось вылезать из-под простыни и идти в прихожую. Разговаривать стоя было неинтересно, она захватила трубку с собой и потопала в спальню, опять влезла под простыню и устроила трубку на подушке рядом с ухом.
— Ты что, спишь уже, что ли? — удивился Сашка, когда она, отвлеченная всеми этими перемещениями, не сразу ответила на какой-то вопрос.
— Как я могу уснуть, если ты все время звонишь и звонишь… — Вера лежала с закрытыми глазами, слушала его голос из подушки и улыбалась. — Ты эгоист, Александр, вот что я тебе должна… А, да, я это уже говорила. Ты чего звонишь-то? Рецептик какой-нибудь интересует? У меня чорпа по-монастырски тоже неплохо получается. И украинский борщ. Со шква-а-арками… Ты борщ любишь? Диктую, записывай.
— Потом, — нетерпеливо сказал Сашка. — Ты мне лучше расскажи, в чем ты спишь. Наверное, опять в брезентовых штанах, да? И в кофте! И в белом халате! И в очках, в шапке и в маске этой дурацкой! Ну, в чем?..
— Ни в чем, — сонно пробормотала она. — То есть я хотела сказать, что ты бессовестный… У меня режим, а ты вон чего…
— У меня тоже режим, причем — постельный, — возразил Сашка. — Вер, ты, когда завтра придешь?
— После экзаменов… Больной, соблюдайте режим…
— Ладно, — обреченно согласился Сашка. — Я завтра позвоню…
Вера никак не ожидала, что он позвонит с утра пораньше… Хотя какое там «пораньше»! Проспала, не бегала, даже хотя бы зарядочку нормальную не сделала, а уже пора выходить, если она не хочет опоздать. А она не хочет опаздывать, потому что до начала экзаменов надо еще полу-Дюжина правильно настроить, а то мало ли чего ему сегодня в голову взбредет, начнет, чего доброго, нарочно ее любимчиков заваливать, а она уже сказала Марго Терентьевне, что ее Лильке бояться нечего. Хотя когда дело касается таких полудурков, как этот полу-Дюжин, бояться всегда есть чего…
Настраиваясь на рабочий лад и на ходу прикидывая стратегию и тактику предстоящего охмурения полу-Дюжина, Вера торопливо выскочила из дома и побежала через двор, с раздражением отмечая, как неудобно бегать в юбке, и с удовольствием — как удобно в босоножках на плоской подошве, с переплетеньем узких ремешков над пальцами и с надежной мягкой застежкой на щиколотке. Босоножки были копеечные, и тёзка долго стыдила Веру за незнание модных тенденций, наплевательским отношением к имиджу и за плебейский вкус вообще. Тёзка обожала обувь на безумных «шпильках», причем всегда неожиданного цвета и по неоправданно высокой цене. Посмотрела бы сейчас Вера на тёзку в «шпильках», если бы той пришлось бегать по таким буеракам и прыгать через такие канавы…
— Девочка!.. То есть Вера! Куда ты? Я приехал уже!
Бродячий джип стоял в проулке между домами, от него к Вере трусил хороший водитель Олег Николаевич, размахивая руками и озабоченно качая головой. Ну да, Сашка предупреждал, а она забыла. Это нехорошо. Бабушка в таком случае обязательно сказала бы: «Мне интересно знать, чем забита твоя пустая голова». Вера свернула к бродячему джипу и уже собралась извиниться и как-то объяснять свою забывчивость, но водитель ее опередил:
— Не заметила, да? Я бы к подъезду прямо, но я ж не знаю, какой подъезд! Какой дом — знаю, а подъезд — нет. Ну, думаю, на углу постою, и мне все подъезды видать, и ты на улицу мимо меня пойдешь, так и заметишь, что жду… А ты не на улицу, а куда-то через канавы! И опять бегом! Спешишь, спешишь… Садись скорее, сейчас я тебя быстренько доставлю, раз уж так спешишь… Константин Дмитриевич велел прямо до места доставить, а если тебе по пути куда заехать надо, — так чтобы я тебя обязательно провожал, чтобы одна не бегала. Тревожится за тебя. Говорит: мало ли кто привяжется… он вообще очень заботливый, всегда о людях думает.
— А вас разве не Сашка послал? — удивилась Вера, стараясь скрыть внезапное разочарование.
— Ну да, Сашка… Но я Константина Дмитриевича в известность поставил, все, как положено. Константин Дмитриевич говорит: конечно, поезжай, и поосторожней на дороге… Ты не думай, это он не о тачке беспокоится, это он о людях…
И всю дорогу до университета хороший водитель Олег Николаевич раскрывал светлый образ своего шефа, генерального директора господина Сотникова. Хорошо, что всей дороги-то было шесть с половиной минут, но и за это время Вера успела сильно усомниться в профессионализме тёзки, которой заботливый Николаич так понравился.
Заботливый Николаич подогнал джип к самому входу, пулей выскочил из машины, обежал ее, распахнул дверцу и подал Вере руку, помогая выйти. Что оказалось очень кстати: как раз в этот момент к университету подходил полу-Дюжин, который, конечно, заметил всю эту суету и застыл столбом, откровенно пялясь на Веру с выражением недоверчивого удивления.
— Доброе утро, Эдуард Юльевич! — Вера, радостно улыбаясь, направилась к застывшему полу-Дюжину, заранее протягивая руку. — У вас сегодня тоже экзамены с утра? Сочувствую… Ужасно не люблю, когда с утра, особенно если не выспишься. Дурь всякую спросонья слушать — это же пытка! Так бы всех и зарезала… Да вы и сами знаете, как это бывает, правда?
Выражение недоверчивого удивления на морде полу-Дюжина усилилось.
— Да, — сказал он, неуверенно дотрагиваясь до ее ладони своим потным щупальцем. — Доброе утро, Вера Алексеевна… Дурь с утра… да, я тоже не люблю. У меня сегодня вообще дебилы полные… А кто это вас привез, если не секрет?
— Водитель господина Сотникова, — ответила Вера с таким выражением, будто удивилась: как, мол, не знать таких очевидных вещей… подумала и серьезно добавила: — Хороший водитель, господин Сотников им доволен… А почему вы говорите, что у вас сегодня дебилы? У вас же сегодня очники?.. Вот странно… А мне эти группы нравятся. Особенно вторая… Ведь Лиля Воронцова во второй? Ну вот. Даже удивительно: дети из таких семей обычно страшно избалованы, ленивые, самовлюбленные, наглые… Учиться не желают, думают, что за папиными спинами всю жизнь просидят. А эти группы совершенно нормальные. И умные, и старательные, и родством не козыряют. Я бы сказала, даже скрывают родство. Особенно Лиля Воронцова. Хорошая девочка, самостоятельная.
— А кто у Воронцовой отец? — осторожно поинтересовался полу-Дюжин, картинно распахивая перед Верой дверь. Но придержать даже не догадался.
Вера вспомнила Витьку и, благодарно кивнув полу-Дюжину, с раздражением подумала: «Не умеешь — не берись».
— Отец? — переспросила она рассеянно. — У кого, у Воронцовой?.. Понятия не имею. Я знаю только, что она племянница губернатора. А ведет себя скромно. Да, в общем-то, обе группы нормально себя ведут, несмотря на родственные связи… Они же там почти все из таких семей. Нет, правда — даже удивительно. Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?
— Абсолютно согласен! — горячо заверил ее полу-Дюжин. — Действительно, скромные… Вот никогда бы не подумал… И стараются, да… Удивительно.
— Удивительно, — повторила Вера. — А еще удивительнее, что этот недоразвитый Кошельков пальцы гнет. Мама у него, видите ли, на телевидении работает! Хоть бы уж не позорился, честное слово… Говорят, мама у него на том телевидении шестерка какая-то, чуть ли не уборщица. К тому же ее увольнять собрались. А он на каждом углу про маму звенит. Над ним уже весь курс смеется. Да бог с ней, с мамой! Если бы у самого хоть полторы извилины было, так и наплевать, кто там мама, хоть рецидивистка… Дети за родителей не отвечают. Но у Кошелькова, к сожалению, никаких извилин нет. Наверное, все-таки в маму пошел. Зачем он к нам поступил? Да еще на платной основе. Выброшенные деньги. Шел бы сразу в дворники, продолжил бы династию… Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?
Полу-Дюжин и в этом с Верой горячо согласился, распахнул перед ней дверь деканата, но опять не придержал. Ладно, черт с ним. Половина — она и есть половина, во всем. Полу — джентльмен. С точки зрения мутной науки психологии случай довольно интересный. Но и довольно противный, не будем скрывать…
В деканате Петров и Отес объясняли двум заочницам основы стихосложения. Заочницы работали в университетской библиотеке и время от времени использовали свое служебное положение в личных целях. Отес воспринимал вынужденное бесплатное репетиторство спокойно, Петров сердился.
— Ну, хоть бы учебник прочли! — кричал Петров на девочек. — Там же все по полочкам разложено! Как дважды два! С примерами! Вот…»Буря мглою небо кроет…» Это у нас что?
— Это у нас хорей, — входя, сказала Вера. — Здравствуйте все. Это не экзамен, нет? Прошу не снижать балл за подсказку, я нечаянно.
Петров кивнул и хмуро буркнул:
— Привет, Вер…
— Здравствуйте. Вера Алексеевна, здравствуйте, Эдуард Юльевич… — Отес поднялся из-за стола и сел только после того, как Вера села в свое любимое кресло. Отес был не половиной, а целым джентльменом. — Нет, это не экзамен. Мы объясняем, чем ямб отличается от хорея. А также — от дактиля, анапеста, амфибрахия и тоника. Ну, и от гекзаметра, конечно.
— Мелодией, — не подумав, ляпнула Вера. И тут же спохватилась: ну, сейчас начнется!
Ну, и началось, конечно.
— При чем тут мелодия? — раздраженно вскинулся полу-Дюжин: он всегда болезненно реагировал на суждения дилетантов о предмете, в котором был почти профессором. Полу-профессором. Вспомнил, что недавно получил от Веры ценную информацию, и несколько мягче продолжил: — Размер следует высчитывать. Откуда вы знаете, что это хорей? Вы же даже не считали!
— Чего там считать, и так слышу…
Вере не хотелось разговаривать с полу-Дюжиным на эту тему, уж очень он дурной был. Полудурок. Но тот никак не мог успокоиться:
— Что значит «слышу»? никто не слышит, а вы слышите!
Отес и Петров быстро переглянулись и заулыбались. Но промолчали. Конечно, кому хочется с полудурком связываться. А слабой девушке, значит одной за правду бороться…
— Да все слышат, Эдуард Юльевич, — ласково сказала она. — То есть почти все. Просто не все знают, как называется тот размер, который они слышат. Один раз связать мелодию… ну, хорошо, стихотворный размер с названием — и все, больше никогда не перепутаешь. И считать незачем.
— Нет, что значит «незачем»? — совсем обиделся полу-Дюжин. — Все стихи выучить невозможно! А как вы узнаете размер незнакомого стихотворения, если не будете считать?!
— Услышу, — равнодушно ответила Вера.
Не надо было с ним в пререкания вступать, с полудурком. Еще забудет от расстройства, что она говорила о Лиле Воронцовой…
— Вера Алексеевна, может быть, вы объясните барышням, как вы слышите размер? — зачем-то вмешался Отес. Вот ведь некстати. Знает же, что опять все склокой может кончится.
Вера с немым упреком глянула на него и даже головой досадливо качнула, но барышням все-таки объяснила:
— Ямб: вода — вода — вода — вода… Почти весь «Евгений Онегин» написан ямбом. Хорей: воды — воды — воды — воды… «Буря мглою…» Дактиль: водами — водами — водами — водами… Например, «Что-то мне видится, что-то мне слышится…» Амфибрахий и анапест…
— Водою — водою! Водосток — водосток! — радостно крикнули девочки хором.
— Верочка, вы гений, — очень довольным голосом сказал Отес.
— О! О! О! О! — закудахтал полу-Дюжин. Это он так смеялся. — Так для вас, Вера Алексеевна, вся поэзия — это вода, я правильно понимаю?
Петров заржал, Отес вздохнул и внимательно уставился на полу-Дюжина, Мириам Исхаковна радостно заверещала с порога:
— Для Веры Алексеевны всё беда! Она даже буквы не отличает! Русские от нерусских! Представляете, Эдуард Юльевич? Вот где беда! Всем доброго утречка…
При появлении Мириам Отес символически привстал с кресла, но тут же опять сел. Ага, даже у Отеса джентльменство — это вопрос отношений. Петров вообще на Мириам внимания не обратил. Библиотечные девочки подхватились и выскочили из комнаты, сразу за дверью нахально захохотав на два голоса. Полу-Дюжин растерянно похлопал глазами и подозрительно спросил:
— Вы о чем, Мириам Исхаковна? При чем тут буквы какие-то?
— Ой, Мириам Исхаковна, как хорошо, что вы пораньше пришли! — радостно заговорила Вера, чтобы не дать увести разговор от волнующей ее в данный момент темы. — Доброе утро! Вы сегодня прекрасно выглядите! И шарфик так оживляет! Я у одной ведущей по телевизору недавно видела… Последний крик моды. Кстати, о телевидении. Говорят, мать Витосика… в смысле Витольда Кошелькова увольняют с работы. Может, вы какие-нибудь подробности слышали? Вы же с ней дружите все-таки.
Мириам, начавшая было таять от массированного залпа комплиментов, закаменела лицом, нервно уцепилась за шарфик — последний крик, торопливо сгребла со стола конверт с экзаменационными билетами и громко затопала к двери, на ходу холодно обронив:
— С какой стати мне с Кошельковой дружить? Я ее даже не знаю…
Петров хотел что-то сказать, но глянул на Веру и промолчал. Отес встретился с ней взглядом, укоризненно качнул головой, но глаза у него смеялись. Полу-Дюжин напряженно думал, и итог раздумий был написан у него на лице: раз Мириам открещивается от дружбы с Кошельковой, значит, ту действительно увольняют… Следовательно, и все остальное, что говорила Вера, — тоже правда. Ай-я-яй, а он-то собирался сегодня душу отвести на этих дебилах… Хорошо, что вовремя узнал. Но все-таки, какая дура эта Вера Алексеевна! Если бы он первый узнал такую информацию — ни за что никому не сказал бы. Посмотрел бы на этих принципиальных, как они пары высокопоставленным отпрыскам лепили бы… Поразвлекался бы, когда этих принципиальных фэйсом об тэйбл повозили бы в кабинете ректора… Нет, конечно, спасибо Вере Алексеевне за своевременный сигнал, но какая ду-у-ура все-таки!.. Вот примерно так Вера поняла полу-Дюжинские раздумья. Она очень надеялась, что поняла правильно. Все-таки Марго Терентьевне, считай, открытым текстом пообещала. Да и вообще обе группы действительно сильные, хорошие ребята, чего их на съедение полупридуркам отдавать…
Полу-Дюжин сунул в портфель какие-то растрепанные книжки и, рассеянно бормоча на ходу, что уже пора бы и начинать, вышел вслед за Мириам. Отес с Петровым как по команде молча повернулись к Вере.
— Да ладно вам, — недовольно буркнула она. — Чего это вы сразу на меня смотрите? Чуть что — сразу смотреть… Я ничего. Я ему просто намекнула, что в его группе учатся сплошь дети бизнесменов и депутатов. А Лиля Воронцова — племянница губернатора.