Это было то, чему Вера так и не сумела научиться. Она просто забывала, что их следует произносить, эти ритуальные речи. А если все-таки спохватывалась и произносила, то обычно бывало поздно: окружающие уже воспринимали ее либо как упивающуюся богатством парвеню, либо, в лучшем случае, как беспросветную транжиру.
– Мой руки, поешь с нами, – сказала Юля. – Сейчас дети из бассейна вернутся. И Сашка на обед приедет.
Пообедать, Вера знала, она предлагает вполне искренне. Юля совсем не была скупой, и разговоры про гречку происходили из-за другой составляющей ее характера. Она просто была по уши погружена в океан мелочей… И чем тут возмущаться? Жизнь большинства людей и проходит ведь в этом океане.
– Нет, я на минутку, – сказала Вера. – Думала, Сашка сегодня дома. Выходной ведь.
– У братца твоего, ты же знаешь, ни выходных, ни проходных нету, – поморщилась Юля. – Особенно для семьи.
И это тоже было обычно. Точно так говорили многие женщины, и настолько многие, что подобную фразу можно было услышать даже в сериалах, где старались отразить вот именно что-нибудь типичное и узнаваемое.
– У вас, Сашка говорил, на даче какой-то штукатур выдающийся работает? – сказала Вера. – Я хотела узнать, ко мне он его не пришлет ли.
– А что тебе надо сделать? – заинтересовалась Юля.
Дача на Рублевке, купленная Сашкой два года назад, являлась одним из главных объектов ее интереса. И даже не просто интереса, а настоящего упоения. Дом на участке уже стоял и даже был отделан прежними хозяевами, так что развернуться со строительством было невозможно. Вера подозревала, что брат потому и купил готовое строение – чтобы хоть чем-то ограничить активность своей жены. Но Юля все равно была увлечена: покупала журналы по интерьеру, окончила курсы ландшафтного дизайна и теперь лично контролировала человека, приглашенного для благоустройства территории… О присылке штукатура надо было, конечно, договариваться с ней, а не с Сашкой; Вера явно перемудрила с этим своим вымыслом.
– Мне фонтан надо оштукатурить, – сказала она. – Знаешь, который возле дома. В трещинах весь.
– Тебе лично, что ли?
– Ну да. А кому еще?
– Но он же у вас общий! – возмутилась Юля. – Почему соседям дела нет?
– Дело им есть, – пожала плечами Вера. – У них денег нет.
– Ну, дорогая моя, уж это как в еврейском анекдоте: денег нет – не надо строить, – отрезала Юля. – Я на твоем месте так бы им и сказала.
Когда она изрекала какую-нибудь прописную истину в этом роде, черты ее лица становились еще резче, чем обычно. Юлина напористость вообще выражалась во всем: в интонациях, походке, жестах и в чертах лица тоже.
Пять лет назад, когда Сашка попал в тюрьму, этой ее напористости не выдерживало никакое начальство. Юля добивалась свидания с мужем даже тогда, когда все свидания вообще были запрещены по каким-нибудь объективным причинам. Никаких объективных причин, мешающих добиться поставленной цели, для нее не существовало. И на те тюремные причины она обращала не больше внимания, чем на карантин в больнице, где лежала недавно с аппендицитом их с Сашкой дочка Даша. В любое казенное заведение Юля входила, как нож в масло.
Она всегда точно знала, что кому положено и что не положено, и не было той силы, которая заставила бы ее нарушить собственные твердые представления о мироустройстве.
И как сказать такой женщине, что ты хочешь ездить на машине, на которую у тебя нет денег? Денег нет – не надо ездить.
В общем, о своей новоявленной мечте Вера тогда брату так и не сказала. Оставалось только злиться на себя за то, что она не отважилась сказать о ней и Кириллу.
И то, что он все-таки о ее мечте догадался, можно было считать феноменальным мужским качеством. Во всяком случае, ни у какого другого мужчины Вера больше подобного качества не встречала. Кирилл догадался об этом просто из воздуха!
Правда, позже, когда машина уже стояла у нее во дворе, а она, умирая от нетерпения, посещала ускоренные курсы вождения, Вера вспомнила, когда именно Кирилл мог понять ее желание.
Он тогда забрал ее после вечерних занятий, чтобы ехать вместе на прием в итальянское туристическое представительство. Поскольку Кирилл был связан с туризмом по определению своей работы, на подобные мероприятия его приглашали часто, а он уж приглашал на них и Веру.
«Интересно, с кем он раньше ходил?» – думала она.
Но, впрочем, всерьез Вера об этом не размышляла. В конце концов, Кирилл тоже ни разу не спросил ее ни о бывшем муже, ни о мужчине, от которого она в семнадцать лет родила сына. Возможно, он считал, что она от бывшего мужа и родила. Про Кирилла Вера знала, что к своим сорока пяти годам официально женат он не был ни разу. А расспрашивать его о женщинах, с которыми он встречался, спал или жил, она не считала правильным. Да и не очень они ее интересовали, его прошлые женщины.
– Подожди пять минут, – сказал он, притормозив у цветочного бутика на Новом Арбате. – Я букет заказал. Сегодня Клементина Ферелли будет играть, пианистка. Она моя знакомая, неудобно без цветов.
Иногда Кирилл водил свой «Лексус» сам, иногда за рулем был его шофер; это зависело только от степени его усталости и от желания выпить или не выпить вечером. Сегодня шофера не было.
Когда Кирилл скрылся за дверью бутика, Вера пересела на водительское место и положила руки на руль. Это оказалось так приятно! Мир виделся совсем иначе, и даже собственные руки казались какими-то другими. Вера потрогала разные штучки, отливающие тусклым и заманчивым блеском, даже нажала на какую-то кнопку – все равно ведь машина не была заведена – и с сожалением пересела обратно. У нее прямо зубы свело от желания не просто посидеть, а поездить за рулем! Она прямо чуть не заплакала оттого, что это желание не может осуществиться немедленно!
Кирилл вернулся ровно через пять минут – он был точен в любой мелочи своего поведения, – и Вера встретила его уже пай-девочкой, смирно сидящей на своем месте рядом с водителем. И только потом она сообразила: окна-то в бутике были прозрачные, витринные, а она включила в машине свет, чтобы получше разглядеть всякие привлекательные штучки. Тогда-то Кирилл, наверное, и заметил, с каким интересом она их разглядывает…
Как бы там ни было, но через неделю после того вечера у них состоялся существенный разговор. Вера как раз приехала к нему, он предложил ей остаться на ночь, она согласилась и стала звонить в фирму такси, отменяя свой заказ. И тут Кирилл спросил:
– Кстати, почему ты не водишь машину?
У Веры екнуло сердце.
– Не умею, – стараясь, чтобы не дрогнул голос, ответила она.
– Да? – усмехнулся Кирилл. – Насколько я успел тебя узнать, такой причины для тебя не существует. Если ты хочешь или считаешь нужным что-нибудь уметь, то учишься этому во мгновенье ока.
Это было правдой. За неполный год полусовместной жизни Кирилл успел узнать ее неплохо.
– Ну… Я об этом как-то не думала.
– Подумай, – сказал он. – Это избавило бы меня от лишних размышлений.
– Каких? – не поняла она.
– Каким будет мой очередной тебе подарок.
– Странное определение! – засмеялась Вера. – Что значит очередной?
– Ничего странного, – пожал плечами Кирилл. – Мне нравится что-нибудь тебе дарить. Когда ты радуешься подаркам, то выглядишь очень… соблазнительно. – Он посмотрел на нее тем взглядом, который, она уже знала, означал, что он ее хочет. – Но фантазия моя исчерпывается изделиями из цветных металлов. Если бы ты захотела водить машину, это дало бы моей фантазии новый стимул.
И вот зачем она, спрашивается, изводила себя сомнениями «попросить – не попросить»?
– Значит, желаешь, чтобы я тебя соблазнила? – Вера положила руки Кириллу на плечи, сомкнула кольцом у него на затылке. И сразу почувствовала, каким определенным стало это его желание. – Что ж, я не против!
Секс у них в ту ночь получился такой, какого никогда еще не было. Кирилл возбуждал ее невероятно, и Вера не знала, что больше вызывает это возбуждение – его мужская привлекательность или дразнящее обещание вожделенного подарка. Хотя, наверное, природа того и другого была одна… Да не хотела она в этом разбираться! Она хотела быть женщиной, настоящей, обладающей тем замечательным качеством, которое мужчины особенно ценят, называя кто стервозностью, кто перчинкой. А такая женщина и должна была сумасшедше возбуждаться от мысли, что ее желание вот-вот осуществится, и должна была всем своим существом хотеть мужчину, который пообещал его осуществить!
Она захотела стать такой женщиной, и она ею стала. Это оказалось гораздо проще, чем она представляла, когда тянула унылую лямку своего прошлого – скучного замужества, скучной работы… И, став такой женщиной, которая умеет получать удовольствие от жизни, Вера готова была поделиться этим удовольствием со своим мужчиной.
Тем более что Кирилл и сам умел доставить ей удовольствие.
Он не раз говорил, что жалеет об отсутствии времени на регулярные занятия спортом. Но и те нерегулярные посещения бассейна, на которые времени у него все же хватало, помогали ему держать тело в хорошей форме. Во всяком случае, когда Вера сидела на нем, сжав коленями его бедра, она чувствовала себя так, словно под ней был не мужской живот, а упругий батут. И пружинить на этом батуте было чрезвычайно приятно!
Когда он выгнулся под ней, вздрогнул, задергался, а потом, тоже с нею одновременно, успокоился, Вера, не меняя позы, откинулась назад, легла на спину и, с удовольствием вытянувшись, положила голову на простыню, сбившуюся у Кирилла между ног. Теперь она видела его лицо словно бы очень-очень издалека. Это было интересно.
– Я думаю, тебе пойдет какая-нибудь маленькая «японка», – сказал Кирилл.
И это было правильно, что он сказал о машине сейчас, когда оба они были переполнены удовольствием от только что завершившегося секса. Вере нравилось, что, не будучи ни грубым, ни циничным, Кирилл не стесняется естественных вещей и прямо говорит о том, что интересует его в тот или иной момент жизни.
– Я тоже думаю, маленькая лучше, – сказала из своего прекрасного далека Вера. – Во дворе-то у меня места достаточно. Но возле офиса у нас полный караул, на джипе не припаркуешься.
– Ну, это же Чистые Пруды. Перебирайся работать в Митино, с парковкой будет свободнее.
– В Митино филиала нет, – засмеялась Вера. – Разве что я новый открою по франшизе.
Ей нравилось, что она лежит головой на простыне, скомканной у него между ног, сама голая, смотрит на него голого и разговаривает при этом о каких-то обыденных вещах. Обыденность приобретала таким образом необычный ракурс.
– Наверное, со временем откроешь. У тебя завтра выходной?
– Да. – Вера кивнула и почувствовала, как нога Кирилла вздрогнула рядом с ее щекой. Наверное, ее волосы, обвившие его колено, когда она кивнула, щекотно скользнули вниз, к щиколотке. – И послезавтра тоже.
– Отлично. Поедем выбирать тебе машину.
Он резко сел, потом наклонился над лежащей Верой, и они принялись целоваться. С невероятным удовольствием!
– Тебе трудно делать подарки, ты знаешь?
Вера вздрогнула: она так погрузилась в воспоминания, что совсем позабыла о настоящем, в котором Кирилл сидел напротив за ресторанным столиком и смотрел на нее сквозь переливающийся бокал.
– Почему? – спросила она.
– Ты быстро исчерпываешь свое удовольствие от предметов, – сказал он.
– Не знаю, – пожала плечами Вера. – Я об этом не думала.
– А я об этом думал. И понял, что это именно так. Нравится это или нет.
Кому это нравится или нет, он не уточнил. И Вера тоже уточнять это у него не стала. Ей вдруг сделалось не по себе. Что-то странное, незнакомое послышалось и в словах Кирилла, и особенно в его интонациях. И это странное почему-то оказалось сильнее, чем даже воспоминание о той прекрасной ночи… Но что это было? Вера не знала.
– А вот и устрицы, – сказал Кирилл. – Они для тебя, кажется, еще не исчерпаны.
– Я их ем второй раз в жизни. – Вера постаралась, чтобы ее голос прозвучал непринужденно.
– Ну и прекрасно. Я тоже их люблю.
Кирилл взял устрицу с выложенного льдом блюда, Вера тоже взялась за серебряные щипчики, придвинула к себе тарелочку с лимоном…
«Ты чем недовольна? – сердито одернула она себя. – Чего-то другого захотела? Зажралась ты, девушка! Чего другого ты можешь хотеть, ты хоть сама-то знаешь?»
Этого Вера не знала. Да и не хотела она ничего другого.
Глава 15
Вообще-то у Веры не было времени задумываться о сложностях того, что она иронически именовала своим утонченным внутренним миром.
Она правильно себя оценивала. Не художница, не актриса, не музыкантша, вообще не гений и даже не талант. Обычная женщина, положим, неглупая, и внешность интереснее среднего. Так ведь ей и повезло наконец в жизни соответственно всему этому – тоже не средне. Ну и нечего трястись над своим незамысловатым «я», будто над редкостью дивной!
Гораздо более, чем собой, Вера увлечена была работой. Карьера ее в «Инглиш форевер» оказалась такой успешной, что она даже недоумевала: почему не пришла сюда три года назад, зачем сидела в опостылевшем журнале? По инерции уныния; других причин Вера теперь не видела.
Она довольно быстро переросла преподавательскую должность и стала администратором.
– У тебя, Вер, организаторские способности врожденные, – говорила Алинка. – При советской власти ты партийной начальницей стала бы, честное слово!
Вера сомневалась, что стала бы партийной начальницей при какой угодно власти. Политическая деятельность ее совершенно не привлекала, но в том, что организаторские способности у нее имелись, Алинка была права. Точнее, они у нее появились, как только в них появилась необходимость. Вера и сама это видела. И даже не столько видела, сколько чувствовала по собственному настроению. Оно так явно, так сильно улучшалось, когда ей удавалось выдумать и устроить что-нибудь необычное! Например, фестиваль под названием «Один день английской жизни», который она провела в школе.
Вера занималась этим фестивалем с упоением: ставила сценки про английскую жизнь, участвовала в передаче на телевидении, лично писала материалы для газет. Она привлекла к подготовке учеников всех возрастов, от пятилетних детей до пенсионеров, и они сумели на один день превратить обычную школьную жизнь в настоящий спектакль, участниками которого были любимые английские герои – Мэри Поппинс, Дэвид Копперфилд, Шерлок Холмс, Винни-Пух…
Посмотреть на это собрались жители всех окрестных улиц. Вера своими ушами слышала, как старушка в побитой молью фетровой шляпке – настоящая московская старушка, один вид которой вызывал воспоминания о детстве, – спрашивала у школьной уборщицы:
– Извините, это зеленый театр? Как прежде бывало?
А когда на мероприятие прибыл посол Великобритании – Вера отправила ему приглашение, но, по правде говоря, не слишком надеялась даже на письменный ответ, – так вот, когда возле здания на Чистых Прудах остановилась машина с дипломатическим номером и флажком, весь состав «Инглиш форевер», от директора до ученика-первогодка, был сражен наповал.
– Вы гениально зажигаете людей, Вера, – сказал, выйдя из оторопи, директор. – От одного взгляда на вас становится интересно жить.
И Вера, счастливая от его похвалы и от всех похвал, которые услышала в этот день, не стала спорить. Ей и самой было интересно жить той жизнью, которую она для себя наконец выбрала.
Она и сына зазывала в «Инглиш форевер».
– Ну что ты, Тим? – уговаривала Вера. – Английский же у тебя свободный. Подучишь методику, будешь преподавать.
Но Тимофей только отмахивался.
– Отстань, мам, – говорил он. – Только я из одной школы вырвался, ты уже в другую тянешь! Мне и на конюшне хорошо.
Вера как раз-таки сомневалась, что ему должно быть хорошо на конюшне. Вернее, она нисколько не сомневалась, что Тимофей с его талантом и умом мог бы придумать для себя что-нибудь получше, чем работа конюхом. Ну, не нравится тебе в средней школе, глупая директриса раздражает, надоело писать бесконечные отчеты ни о чем – так ведь разве единственный выход из этого коням хвосты крутить?! Вера просто в ужас пришла, когда узнала, какую работу нашел ее сын!
Но переубедить его в том, что сам он какими-то неведомыми путями выбрал для себя, было невозможно. С самого Тимкиного детства Вера это знала. И понимала: внутренний мир ее сына – это как раз то, к чему невозможно относиться с иронией…