– Врёшь.
– Я никогда не вру!
– Сейчас точно врёшь!
– Что? – растерялась я. – Ах так! Ну пока!
И швырнула трубку.
Отлично. Теперь он будет уверен, что я наврала. Но я почти не врала, действительно. Моё дело связано с бабушкой. Другое дело, что она меня никогда о помощи не просила.
Я закусила губу. К глазам подступили слёзы. Это нечестно! Я не делаю ничего плохого!
Может, мне не надо было ехать? Я ведь уже пропускала… Потому что и гриппом болела, и ветрянкой, и один раз ногу подворачивала, хромала потом неделю. И не ездила. Но вот именно тогда у меня была причина, чтобы не приезжать. А сейчас она какая? В голову любовь стукнула? Ну и что, не молния же… Может и подождать.
И всё-таки Данька не прав. Это несправедливо – считать меня вруньей!
Я взяла телефон и набрала: « У человека должны быть тайны».
Стёрла.
Снова принялась набирать: « У каждого есть право на тайну. Если он никому этой тайной не меша…»
Стёрла.
Не надо про тайну вообще. Нет у меня тайн. Помогаю бабушке делать кое-что важное. Скажем, выбирать ей шерсть для вязания. Она без меня не справится. Дело государственной важности, требуется человек с высоким уровнем ответственности, то есть я.
Пишу: « Я помогаю бабушке…» И стираю. Ещё быстрее, чем предыдущие сообщения. Потому что врать ему – так же гадко, как возить пенопластом по стеклу.
Ёлки-палки, что делать-то! Телефон пикнул. Сообщение от него!
Вот такое: « пишустираюпишустираюпишустираю». Я улыбнулась. И напечатала: « Я тоже». И добавила: « Прости. Но я не хочу это обсуждать».
И быстро послала ему, не давая себе возможности подумать – правильно ли? « Сообщение доставлено» – прочла я, и мне стало страшно. Вдруг он пошлёт меня куда подальше с моими идиотскими тайнами? Я заерзала на стуле. Дура! Надо было написать не « не хочу», а « не могу»!
«Пип!» – сказал телефон.
« Ты с кем-то встречаешься, кроме меня?»
– Бррр! Фу! Пшик! – вырвалось у меня, и я набрала его номер.
– Нет, – завопила я в трубку, – нет! У меня только ты! Такой прекрасный ты, такой бэби, такой хани, такой свит!
– Такой СВИН? – переспросил он.
– СВИТ! У нас тут вроде кто-то отлично шарит в английском?!
– Тогда почему ты не едешь с таким распрекрасным хани и свитом в субботу на Савёловский? – холодно спросил он.
– Тьфу, – в отчаянии сказала я, – ты правда хочешь знать, как я провожу каждую субботу?
– Да!
– Ну, слушай… Глава 12
Дом П
– Каждую субботу я встаю рано, часов в восемь, и еду на метро до станции «Молодёжная». Там сажусь на маршрутку номер 594 и еду до конечной, до остановки «Ромашково». Когда выхожу из маршрутки, то иду по дороге налево, снова налево, мимо церкви, вниз и дальше – мимо дачных участков до зелёного забора.
– А не страшно вдоль дороги идти? – спросил Данька.
Он затаил дыхание, словно я пересказывала ему новый роман Стивена Кинга в подробностях. В доме престарелых, кстати, его любят.
– Нет. Если кого-то подозрительного вижу на остановке, то прошу дяденьку, который работает продавцом в местном магазине, меня проводить.
– Он, конечно, соглашается из-за твоей красоты!
– Из-за моих ста рублей, скорее. Итак, я дохожу до зелёного забора. За ним – серое здание.
– Это дом престарелых?
– Нет, это Ромашковская амбулатория. А вот следующее за ней здание, салатовое…
– Твой Дом П?
– Ага.
– И что ты там делаешь?
– Сначала отмечаюсь у охранника. Потом меня встречает социальный работник. Низенькая такая, добродушная женщина, Марина. Ведёт к бабушкам.
– Ты им еду какую-то привозишь?
– Да, сладкое. Пастилу, печенье. Ещё книги.
– Старые?
– О нет, только современные! Детективы! Там такие читательницы есть, ух!
– Так, и что дальше? Что ты с ними делаешь?
– Дань, ну что можно со старенькими бабушками делать, сам-то подумай! Сижу рядом с ними, слушаю об их житье-бытье.
– Жалуются?
– Когда как. Иногда наоборот – хвалят.
– А на кого жалуются? На директора?
– Ну, про него говорят, что он бывший военный, и у него всё строго с дисциплиной. Но он и сам признаёт, что у них там каждый день – как на войне. То проводка загорится, то трубы потекут. А есть такие бабушки, которые его просто обожают. Помнишь, мы на выставке видели «руки повара Никитичны»? Это как раз Полина Никитична, она директора уважает, а он – к ней хорошо относится.
– Откуда ты знаешь? Ты что, знакома с директором?
– Да, конечно. За год, что туда езжу, успела познакомиться.
– Вер, а почему ты начала туда ездить?
Я помолчала. Вот мы и подошли к самому трудному.
– Там жила бабушкина подруга, Любовь Анатольевна. У неё не было семьи. А на старости потребовался медицинский уход. Ну, её и определили туда. Я стала к ней ездить, её навещать. А потом…
Я собралась с силами. Надо рассказать ему обо всём.
– А потом я начала встречаться с одним мальчиком из параллельного класса. Его звали Олег. Он говорил, что потерял от меня голову. А мне казалось – что я от него. Это было как раз прошлой осенью. В общем, мы гуляли все выходные напролёт.
– Так этому Олегу повезло больше, чем мне!
– Даня!
– Прости.
– Я перестала ездить к бабушке Любе по субботам. Меня никто не упрекал, ни она, ни моя бабушка. Но один раз моя всё же попросила меня поехать. Надо было отвезти лекарство. Что-то для сосудов. А мне так не хотелось! Мы с Олегом столько всего напланировали на эту субботу! Я была расстроена. Рассказала ему. Мне так хотелось провести эту субботу с ним! И я предложила: «Может, ты со мной съездишь? Это недолго, до обеда только!» Он кивнул. Теперь я понимаю, что он не хотел. Но тогда я не заметила. Или не захотела замечать. Всё, чего мне хотелось, это быть рядом с ним.
Данька молчал.
– Ты не ревнуешь? – спохватилась я.
– Ревновал бы. Если бы у тебя была другая интонация. Эта мне не очень нравится. Рассказывай дальше.
– А дальше мы приехали к бабушке Любе. Она вскочила с кровати, стала нас обнимать. Олег дёрнулся с отвращением, когда она до него дотронулась. Этоя заметила. Но тут же оправдала его тем, что он просто не привык. Мне кажется, все легко оправдывают тех, кого любят. Бабушка Люба усадила нас, налила нам чаю. Олег не притронулся ни к кружке, ни к печенью. Сидел, смотрел мрачно в окно, не вникая в разговор. А потом бабушка Люба сказала: «Молодчина, Вер, что приехала. Так я по тебе соскучилась. И по Кате – ужасно». Катя – это моя бабушка, Екатерина Тимофеевна. Они жили раньше в одном доме в Измайловском. «Помню, – говорит, – как мы с ней по парку гуляли. Хорошо нам было, молодые, здоровые!» Я и говорю: «Да вы и сейчас молодая и здоровая!» Дань, ты понял, почему я так сказала?
– Я похож на идиота?
– Олег вот не понял. Он как раз на меня, как на идиотку, посмотрел. И одними губами повторил: «Молодая?!» Мне как-то не по себе стало, словно он меня в чём-то нехорошем уличил. И я заартачилась: «А что, говорю, сейчас разве не погуляете по парку?» Мне так хотелось доказать Олегу, что она, может, и не молодая, но «как молодая» – точно! А она смеётся: «По парку, может, и погуляю». – «Ну и поехали, – говорю, – в следующие выходные в Измайловский парк. А маму попрошу, чтобы она бабушку привезла туда. Сюда не получается, её в маршрутке укачивает, а там – на метро». – «Милая Вера, – улыбнулась бабушка Люба, – у меня уже не те ноги. В парке, может, и погуляю. Но до парка не доберусь». Олег приподнял брови: мол, довольна ты? Нет, я была недовольна. И брякнула: «А мы вас на такси отвезём!» Олег аж побелел.
– Ну, я бы тоже на его месте, – вставил Данька, – это же сколько стоит из Подмосковья на такси до Измайлова?
– Полторы тысячи рублей, – отчеканила я.
– До фига же. Но я бы нашёл, – поторопился добавить Данька, – наверное.
Я вздохнула.
– Бабушка Люба стала меня убеждать, что, мол, дорого, не надо. А для меня это – как барьер. Ты же видишь, какая я?
– Упрямая.
– Точно.
– Как коза Розка.
– Розка – это корова. Ты ж читал в детстве «Папу, маму, восемь детей и грузовик»? В общем, я начала её переубеждать. Что, мол, не так дорого, как она думает. И что это будет отличная поездка. И когда она уже почти согласилась, Олег сказал мне: «Давай выйдем?» Мы вышли в коридор, и он спросил: «Ты с ума сошла? У тебя есть три штуки?» «У меня полторы, – говорю, – ты мне не дашь взаймы?» Он взвился просто: «Хочешь потратить три штуки, чтобы две бабульки посплетничали о тебе же на скамейке? Они что, по телефону не могут это сделать? Бесплатно!» – «Олег, – говорю, – они же не виделись кучу лет. Обе будут счастливы». А он цедит: «Да я смотрю, ты наизнанку вывернешься ради их счастья… Торчишь тут, слушаешь ахинею, которую они несут. Тебе что, правда интересно слушать, как она пересказывает программу «Жди меня»?! Кружки их облизываешь. Ты хоть видела, что в твоей кружке белые следы от кефира?» – «Я их смыла!» – «А кипятком обдала? Ты представь, сколько тут инфекции!» – «Не хочешь, не пей», – растерялась я. «Как же, не пей! – горько сказал он. – Вы же потом мне устроите. Ах-ах, не уважил, не попил чайку. Да даже если не пить. Она же обниматься сразу полезла. Какого фига, а? Мне что, приятно это должно быть?» В общем, я разозлилась ужасно.
Я помолчала и продолжила с трудом.
– Если бы я не разозлилась, всё могло бы быть по-другому. Но я закричала: «А что в этом неприятного?!» Как бешеная заорала. И он тогда в ответ заорал: «Да меня тошнит от твоей бабки! От её чая, от всего этого вонючего места тошнит! И если ты в следующие выходные хотела покатать двух вонючих бабок за моё бабло, то могу сказать только одно – иди ты!» Знаешь, я только тогда поняла, какой он на самом деле. «Сам, – говорю, – иди. На все четыре стороны». Он и свалил. В сторону остановки. Тут же.
– Всё? – спросил Данька.
– Нет, – хмуро ответила я, – я вернулась к бабушке Любе. Она слышала последнюю фразу Олега. Что его от всего тошнит. Я попыталась её как-то переключить, разговорить. Но по её глазам было видно – она всё перебирает в памяти слова этого придурка. Наконец, я уехала, пообещав, что или найду недостающие полторы тысячи, или накормлю свою бабушку средствами от укачивания и притащу сюда в следующие выходные. Бабушка Люба обняла меня на прощанье. Но так, осторожно, как будто боялась, что мне это тоже противно. Той ночью она умерла. Сердечный приступ.
Мы помолчали.
– Да, – наконец, сказал Данька, – сказать тут нечего.
– Мне тоже нечего было сказать. Долго ещё.
– Ты ощущаешь свою ви… Ну… как бы… у тебя есть чувство ви… короче, ты поняла! У тебя есть это чувство?
– А ты как думаешь?
– Слушай… не знаю. Это может быть совпадением.
– Да, бабушка тоже так говорит. Она даже пытается вспоминать её так, знаешь, легко, ну, типа, к слову пришлось…
– Может, правда к слову приходится!
– Может, и приходится, Дань, но только мне каждый раз больно.
– Бедный ты мой человек.
– Да нет, – я улыбнулась через силу, – всё о’кей. Я себя вполне контролирую. Просто бывают моменты. У бабушки есть чемодан с париками…
– Вер, погоди! Ну правда же! Это же вполне может быть совпадением! Она ведь могла расстроиться по любому другому поводу!
– У бабушки есть чемодан с париками, – продолжала я, – бабушка Люба работала костюмером в Театре Натальи Сац. И вот эти парики – всё, что осталось от бабушки Любы. Я даже смотреть на них не могу.
– Вер.
– Ну?
– А к кому ты ездишь сейчас?
– Да ко всем подряд.
– И… только не убивай, ладно? Зачем?
– Как я тебя убью, мы по телефону разговариваем?
– Интонацией своей. Молчанием. Так зачем?
Я молчала. Не потому что хотела убить Даньку, конечно. Я давно научилась относиться снисходительно к людям, которые не были внутри моей ситуации. Просто думала, как объяснить… Сама-то я считала эти поездки чем-то вроде наказания. Мне не хотелось туда ездить. Там вещей, от которых начинало болеть сердце, было гораздо больше, чем в чемоданчике за шкафом.
Её бывшая соседка, её кресло в холле, её стул в столовке, её любимые тряпочные цветы в вазе у телевизора, её любимые собаки, которых она подкармливала, её любимый маршрут для прогулки – мимо амбулатории, через детскую площадку. Каждый раз, когда мы гуляли мимо этой площадки, мы шутили. «Ну что, бабушка Люба? С горки скатимся?» И она каждый раз придумывала что-то новенькое, вроде: «Нет, сегодня мокро и грязно!» или «Нет, на мне парадно-выходное платье, Веруня!».
– Ладно, попробую угадать, – подал голос Данька, – ты типа обета дала, да?
– Да, – с облегчением согласилась я.
Пусть считает обетом. Слово «наказание» ему явно не понравится. Начнёт спорить, доказывать… Зачем?
– А мне с тобой можно?
Я подскочила на стуле, оперлась руками на стол, свалила карандашницу.
– Нет! Не надо! Ни в коем случае! Второго такого раза я не переживу!
– Да перестань, я не брезгливый. Могу и из кружки с кефирными разводами попить.
– Нет, Данька, не надо! Ты что, ещё не понял? Это совсем не фан!
– А я не хочу быть для тебя только «фаном», – сказал Данька, – я хочу быть с тобой всё время. Даже, когда тебе не слишком весело. Что ты там говорила про «жизнь – серьёзную штуку»?
Глава 13
Чудесная Светлана Романовна
Я оделась как обычно – синие брюки, голубая водолазка, бежевая стёганая куртка с ремнём – некий компромисс, на который я иду каждую субботу. Замшевые ботинки, не на каблуке – на небольшой танкетке. Волосы распрямила и заплела в тугую косу. В общем, выглядела элегантно, но строго. И выражение лица тоже нацепила строгое, чуть-чуть равнодушное. Что-то вроде: «навязался этот Белых на мою голову, что поделаешь». Главное – быть серьёзными. Ведь Дом П – это не место для шуток.
Но Данька уже от остановки начал валять такого дурака, что удержаться от смеха было невозможно. Увидел рядом со стройкой каких-то рабочих в оранжевых фуфайках, которые сидели на скамейках и лопали быстрорастворимую лапшу, и как дёрнет меня за руку:
– О! Смотри! Пошли с ними затусуемся! А то я сегодня не позавтракал!
– Отстань!
– Ну пра-авда! Я такой голодный! Готов у вороны сыр отнять! Может, от тебя кусочек откусить?
Он схватил мою руку и поднёс к губам, но я её вырвала.
– Дань, уймись, а?
– Ну вот, – обиженно надулся Даня, – мне теперь умирать с голоду? Хорошо, что я с собой догался термосок с чаем взять!
– Что? – не поверила я. – Ты взял термос? Зачем?
– А подумал: вдруг чайку захочется!
– Но почему ты дома не позавтракал?
– А не хотелось!
– И где ты собираешься этот чай пить?
– На остановке автобусной.
– С ума сошёл! Это негигиенично!
– Ха. Ещё попросишь у меня чайку-то.
– Ни за что на свете, – покачала головой я, – у меня, в отличие от тебя, всё по плану. Встал – и позавтракал. Выехал. Вернулся – пообедал. Нечего тут устраивать цирк!
– Ты как тот мужик в анекдоте, – откликнулся Данька, – помнишь? Как на фуршете подали закуски. Один ест, наедается. Второй даже не притрагивается. Горячее подали. Первый набросился. Второй даже не посмотрел. Сладкое подали. Первый порцию схватил и ко второму подходит: «Слушай, говорит, тут всё бесплатно! Ешь!» А второй: «Я не хочу!» А первый: «Ну бесплатно ж!» Второй: «Слушай, отстань. Я когда хочу – ем. Когда не хочу – не ем». А первый ему: «Ну ты прям как животное какое-то!»
– Во-во, – засмеялась я, – и вообще, Даниил. Перестань ржать! Мы едем в серьёзное место! Там не до смеха. Там люди со своими проблемами. С ними надо разговаривать се-рьёз-но.
– Тогда мне надо в аптеку, – весьма серьёзно говорит Данька.
– Зачем?
– За пластырем. Заклеишь мне рот, и я буду оч-чень серьёзным! Ну или жгут мне наложишь. Чего у них там есть? Или мне пол-литра слабительного у них дерябнуть? Вот тогда мне точно будет не до смеха!