— Понимаю.
Единственная проблема заключается в том, что я пытаюсь найти работу здесь в качестве автора. Я создала довольно хорошее портфолио еще в Сан-Франциско. И знаю, работать нелегко, особенно, когда я не резидент этой страны, и, если я что-нибудь и найду, то без оплаты. Но если бы я только смогла получить эту работу в бесплатной ежедневной газете «24 часа», она не только обеспечила бы мне что-то устойчивое и (надеюсь) постоянное, но я бы чувствовала, что достигла чего-то. Уход с работы в «Бэй Эриа Уикли» был одной из самых сложных вещей, которые я когда-либо делала, хотя я должна была так поступить. Я просто не хочу двигаться назад.
После того, как я становлюсь чистой без единого следа спермы или мишуры, мы одеваемся и садимся в «Рендж Ровер» Лаклана, направляясь в его спортзал.
Я видела множество боксерских фильмов, поэтому думала, что знаю, чего ожидать. Ну, знаете, обшарпанное, темное помещение, типа склада, с множеством сердитых парней, одетых в толстовки и бьющих «грушу», пока тренеры кричат на них и называют по именам, импровизированные матчи на ринге, которые заканчиваются тем, что кто-то оказывается в нокауте, а так же бесчисленные насмешки и оскорбления. Как обычно.
Но здесь все не так. Да, это склад на окраине города, но я удивлена, потому что внутри он светлый и просторный. Здесь не так уж много людей, лишь пара боксирует в одной части, а другая борется друг с другом на широком коврике, мягкая версия UFC1.
— Так вот, где творится магия, — говорю я Лаклану.
Он хмыкает что-то в ответ, посылая мне скромную улыбку. Я в курсе, как он любит преуменьшать свои умения, но он боксирует уже давно, и, зная, как обычно он на сто процентов выкладывается во всем, за что бы не брался, он будет хорош.
Так и есть.
Я сажусь на скамейку, а его тренер Джейк выходит познакомиться со мной. Думаю, я ожидала кого-то типа Эрнеста Боргнайна, полного и старого, готового к Рокки, может быть, даже Нику Нолту. Но он моложе нас обоих, очень похож на шотландца и удивительно загорелый.
Лаклан пару минут разговаривает с ним о вещах, которые я не могу расслышать или понять, а затем снимает рубашку, открывая мускулистое тело и все эти татуировки. Надевает боксерские перчатки и направляется к боксерской груше в углу, внимательно слушая каждое слово, которое говорит ему тренер.
Не думаю, что видела более сексуальное зрелище, чем Лаклан, со всей силы избивающий боксерскую грушу. Имею в виду, не уверена, что это возможно даже после прошлой ночи, или, может быть, с Лакланом вообще, но на данный момент – это абсолютная правда. Он полностью захвачен происходящим, лоб напряжен в глубокой концентрации, когда он снова и снова бьет грушу. Для него словно не существует ничего больше, мышцы натянуты словно струны, пот льется по лбу и телу. Он бьет с такой силой, что я практически чувствую, как от этого удара все внутри меня дрожит.
Он проводит со своим тренером около сорока пяти минут, некоторые из них в спарринге, а иногда, делая приседания и удары ногами, но этого более чем достаточно. Закончив, хватает полотенце и начинает вытирать лоб, подбегая ко мне. Его улыбка, глаза, он весь настолько расслаблен, и именно так обычно и выглядит после секса.
— Ты, — начинаю говорить я, пробегая пальцами по его плечам, вниз по рукам, совершенно не заботясь о том, что он весь потный. — Ты был восхитителен.
Он посылает мне сдержанный взгляд.
— Сегодня я был слабоват. Обычно работаю быстрее.
Качаю головой.
— Ты ведь даже понятия не имеешь.
Он хмурится и берет бутылку воды, быстро откручивая крышку, прежде чем осушить ее. Неа. Он вообще не понимает, насколько он замечательный мужчина. Его эго не позволяет этому факту даже появиться в его голове.
Лаклан решает принять душ дома, так что мы садимся в его машину и практически отъезжаем, когда он получает сообщение от Тьерри, его коллеги по регби и друга, который хочет сходить куда-нибудь.
— Он хочет вечером пойти на рождественский базар, — говорит Лаклан. — Но все нормально, если я скажу ему нет. У нас полно дел.
Мне нравится Тьерри, хоть у меня никогда и не было возможности узнать его получше. Он француз, очень красивый и обаятельный. Но более того, мне нравится видеть Лаклана в окружении друзей, до тех пор, пока мы не ходим в паб. Я знаю, именно поэтому Тьерри предложил базар. Это нейтральная территория, и даже если мы были там прошлой ночью, я не против вернуться. В конце концов, это Рождество.
— Все в порядке, — уверяю его. — На самом деле, возможно на этот раз мы сможем попасть на проклятое колесо обозрения.
Однако когда позже мы идём на базар, чтобы встретиться с Тьерри, очередь такая же длинная, как и до этого.
— Как насчёт того, чтобы покататься на коньках? — предлагает Тьерри, кивая в направлении катка, который выглядит полностью заполненным.
Есть одна вещь, касающаяся коньков. Я их ненавижу. Мое чувство равновесия довольно ужасно, что было одной из причин, по которой в Сан-Франциско я брала уроки фехтования. И они помогали мне. Однажды, когда я была в старшей школе, я пошла на каток, так вот, я провела все время на попе, в то время как мое увлечение, Билли Га-Га Грин, высмеивал меня. Это было унизительно, и я больше никогда не каталась. И никогда больше не разговаривала с Билли.
Но я не собираюсь рассказывать об этом Лаклану, хотя он смотрит на меня так пристально, в такой манере, что хочется сразу рассказать ему все свои секреты.
— Не поклонница коньков? — спрашивает он.
Посылаю ему и Тьерри натянутую улыбку. Не хочу выглядеть плаксой и не умеющей веселиться, особенно, при его друге.
— Просто у меня не очень хорошо получается, — говорю я.
— Ну, тогда я тебе кое-что скажу, — произносит Лаклан, понижая голос и немного наклоняясь ко мне, горячим дыханием согревая мою щеку. — У меня тоже не очень хорошо получается.
— Ерунда. Ты хорош во всем.
— Нет, это правда, — быстро говорит Тьерри, его парижский акцент заставляет слова звучать драматичнее. — Поверь ему. Однажды команда должна была сделать с нами фотосессию на катке, и Лаклан был ужасен. Просто ужасен.
Лаклан закатывает глаза.
— Не помогло и то, что в прошлой жизни ты был фигуристом.
Тьерри пожимает плечами, посылая ему хитрую улыбочку.
— Только не надо завидовать.
Когда мы добираемся до катка, и я неохотно натягиваю пару взятых на прокат коньков, которые пахнут, словно сделаны из сыра, я понимаю, что Тьерри действительно умеет кататься, как ангел, и вопреки самоуничтожительной позиции Лаклана и утверждениям француза, Лаклан - противоположность ужасному.
Имею в виду, он не лучше всех, но он, по крайней мере, может стоять на льду и плавно двигаться, а не падать каждые пять секунд. Как я.
К тому времени, когда я падаю в десятый раз, Лаклан качает головой и поднимает меня на ноги.
— Кайла, не хочу тебе это говорить, — серьезно произносит Лаклан, держа меня за руки. — Но у тебя отстойно получается.
— Я же говорила! — восклицаю я, желая ударить его, но знаю, что, если отпущу его хоть на секунду, снова упаду.
Тьерри катится к нам.
— На самом деле, думаю, она сказала, что не очень хороша в этом. Что означает, она будет хотя бы немного уметь кататься. А она не умеет.
— Ferme la bouche, — говорю я Тьерри. Закрой свой рот.
Он поднимает бровь, держа руки за спиной.
— Лучше-ка я уберусь отсюда до того, как она скажет мне ещё что-нибудь по-французски. Говорит она так же ужасно, как и катается.
Тьерри быстро катится прочь, и я кричу ему:
— Знаешь, не обязательно говорить обо мне так, словно меня здесь нет!
— Он имеет в виду хорошо, — говорит Лаклан, его глаза мерцают ещё сильнее в отражении белого льда. — Так хорошо, как может француз. Пойдём. Давай проедем хотя бы один круг.
Прежде чем я успеваю возразить, Лаклан подъезжает ко мне, его коньки у внутренних сторон моих, одна рука обернута вокруг моей талии, а другая держит меня за руку.
— Просто вот так, — шепчет он мне на ухо, и мурашки бегут по моему телу, вокруг шеи, в руках и ногах, влияя на мое тело так, как может только он.
Я напряжена как никогда, мои ноги начинают дрожать, когда он медленно скользит вперед, подталкивая меня вместе с ним. Знаю, я в любой момент шлёпнусь.
Но сильное, мощное и массивное тело Лаклана двигается против моего. И когда он шепчет мне на ухо:
— Я держу тебя, — я ему верю. У него есть я - сейчас и навсегда. И он никогда не отпустит. Никогда не позволит мне упасть.
Закрывая глаза, я расслабляюсь и позволяю себе погрузиться в его тепло и его мощь. Позволяю своим волнениям растаять и просто стать единым целым с биением его сердца и его движениями, насколько это возможно. Это почти похоже на секс, наши тела настолько тонко настроены друг на друга, что наша связь - не что иное, как привычное дело.
Мы скользим легко и плавно, мои волосы развеваются у лица, холод ветра на носу и щеках, почти как в рождественской сказке.
— Открой глаза, — шепчет Лаклан.
Так и делаю и вижу, что мы уже на другой стороне катка. И словно очутились здесь без каких-либо усилий.
— Не могу в это поверить, — мягко говорю я, оглядывая многолюдный каток.
— Лучше бы тебе это сделать. У тебя это было внутри. Иногда нам просто нужно поверить в себя и повторить попытку.
Боже, а ведь он прав.
— Хочешь продолжить кататься? — спрашивает он меня.
— Только если мы сможем кататься всю ночь, — отвечаю ему.
Прижимаюсь спиной к его груди, его большие руки обернуты вокруг меня, и мы, я и мой зверь, медленно танцуем на льду.
Глава 4
ЛАКЛАН
— Ты готова? — кричу я Кайле. Эмили, Джо и Лионель здесь. Эмили в своей клетке, в то время как другие сидят у моих ног, стуча хвостами по полу и не имея понятия, куда мы собираемся.
— Минутку, — слышу ее голос. А потом из спальни доносится грохот. Знаю, она всю ночь беспокоилась о том, что нужно взять с собой на Рождество, хоть и приехала сюда не с таким уж большим количеством вещей.
Наконец, она появляется, таща свой чемодан вместо спортивной сумки, которая была у нее раньше.
— Мы всего на несколько ночей, — мягко напоминаю ей, протягивая руку и предлагая взять чемодан.
Она убирает его от меня.
— Я не могла выбрать. Все, что есть у меня, просто не кажется достаточно подходящим и хорошим.
Я могу видеть проблеск страха в ее глазах. И он заставляет меня смягчиться.
— Послушай, лапочка, — говорю ей. — Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Ты достаточно хороша. Черт возьми, да ты слишком хороша для меня. Ты же знаешь, Джессика и Дональд любят тебя, и не будут испытывать к тебе ничего другого... они не такие люди.
— Но я не видела их с тех пор, как вернулась. Не знаю, а что, если они думают, что я абсолютно безумна, ну, ты понимаешь, что приехала сюда?
Не могу не улыбнуться.
— Что ж, уверяю тебя, они уже думают, что ты немного сумасшедшая. Имею в виду, ты ведь со мной.
— Я серьёзно, — говорит она, продолжая теребить ручку чемодана, пока я не забираю его у неё.
— Знаю. Все будет хорошо.
По крайней мере, надеюсь, что так и будет. Я в курсе, они все любят ее и особенно рады, что она проведет с нами Рождество. Просто я все ещё немного волнуюсь о Джордже. И понимаю, она чувствует то же самое.
— И твой дедушка? — спрашивает она, точно в цель.
Смотрю в сторону, шевеля челюстью, пока ищу правильные слова.
— Не принимай все, что он говорит, за чистую монету. Мы все так делаем.
Кроме меня, конечно же. Но я все ещё учусь.
В конце концов, мы укладываем весь наш багаж и собак в машину, сначала останавливаясь у квартиры моей подруги Амары. Обычно я везде вожу с собой хотя бы Лионеля, если не Эмили и Джо, но Джордж категорически против собак. И это многое может рассказать вам о его характере. Однажды я взял с собой Лионеля, и он едва позволил мне войти в дом. Я провел час за чаем, а потом сразу же отправился обратно в Эдинбург. Не буду повторять такую ошибку, не сейчас.
Может, признавать подобное не очень по-мужски, но всякий раз, когда я прощаюсь с собаками, получается немного сентиментально. Они всегда знают, что происходит, и хотя хорошо проводят время с Амарой, мне тяжело видеть их печальные глаза и слышать, как они скулят.
Естественно, это заставляет меня впасть в меланхолию во время нашей поездки в Абердин. Я едва замечаю, как снега становится все больше, насколько очарователен пейзаж, пока у Кайлы не перехватывает дыхание, и она не ударяет меня по руке.
— Замок! — вскрикивает она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня широкими глазами. — Мы можем пойти туда?
Я смотрю вверх, пропуская знак, который она, должно быть, видела. Тем не менее, мы находимся примерно в получасе езды к югу от Абердина, недалеко от побережья и Замка Данноттар.
— Ты имеешь в виду Данноттар? — спрашиваю я.
— Да, наверное, он, — говорит она, — в смысле, если это не создаст проблем.
Когда дело доходит до неё, ничто не может быть проблемой, и я, конечно же, не тороплюсь добраться до Абердина сейчас, когда на меня нашло это темное настроение. Кроме того, прошло много лет с тех пор, как я в последний раз был в замке.
Съезжаю на ближайшем съезде, и вскоре мы оказываемся на ветру у разрушенного утеса Замка Данноттар. В настоящий момент снега нет, лишь бесконечный газон, устремляющийся к ревущему морю. Здесь, почему-то, кажется холоднее, чем где-то еще, и я инстинктивно обнимаю Кайлу, притягивая ее ближе, когда она оборачивает шарф вокруг шеи.
— Здесь все как в кино, — с трепетом произносит она, оглядываясь вокруг. — Или, как в «Игре престолов».
— Вообще-то, — гордо замечаю я, — здесь снимали «Гамлет» с Мелом Гибсоном.
И легко понять, почему. Замок стоит на скалах, которые возвышаются над морем, обеспечивая лишь узкий перешеек в качестве прохода к зданию. Когда мы пробираемся по тропинке и через узкий проход к разваливающимся, разрушающимся стенам замка, легко представить, как давным-давно это место было под защитой от врагов. С высокими скалами, которые погружаются в море почти повсеместно, это почти остров.
Есть много ступенек, ведущих вниз с автостоянки и через замок, и несколько раз ветер, давний защитник руин, налетает на нас, словно пытаясь сбить нас с пути. На самом деле, когда мы платим за билеты, женщина предупреждает нас, что из-за сильных ветров им, возможно, придется закрыть замок пораньше.
Мы стараемся сделать все быстро, но это место манит остаться и исследовать его как можно дольше. Начинаем с края и прокладываем себе путь, идя по прекрасно ухоженным газонам, ведущим к останкам зданий. Как ни странно, посетителям разрешено находиться внутри зданий, хотя они выглядят так, будто вот-вот обрушатся на вас.
Пока мы идем, Кайла вытаскивает телефон, фотографируя все. В какой-то момент ветер сдувает с нее шарф, и мне удается поймать его, прежде чем его унесет к морю.
— Пойдем внутрь, — говорю ей, достаточно громко, чтобы она услышала меня сквозь ветер и ревущие волны, и тут у нее звонит телефон.
Она кивает, глядя на экран. Хмурится, а затем смотрит на меня широко открытыми глазами. Я едва слышу ее.
— Это по поводу работы!
Сглатываю, мое сердце глухо стучит, когда она отвечает на звонок, затыкая пальцем другое ухо. Я могу лишь надеяться, что это хорошая новость - Кайла действительно настроена получить эту должность автора. Знаю, даже без этой работы она найдет что-то еще, и в «Любимом Забияке» всегда есть возможности для работы. Она будет более чем в порядке. Но, очевидно, я хочу, чтобы она, прежде всего, была счастлива.
Я смотрю, как она уходит от меня и, под разрушающимся каменным дверным проемом, идет в ближайшее здание. Потом идет обратно ко мне, проходя мимо семьи, вглядывающейся в карту в тусклом свете. Она продолжает ходить, пока не доходит до стены, а затем несколько раз кивает.