По крайней мере, в большинстве домов именно так. Я смотрю на Лаклана, когда он натягивает пару тонких чёрных пижамных штанов, и стараюсь не пускать слюни на его голый торс.
— Нам же не надо наводить марафет для рождественского утра? — интересуюсь я.
— Не глупи, — говорит он, натягивая белую футболку. — Хотя сначала нам лучше пойти, проверить Бригса и щенка.
В холле слышна «Hark the Herald Angels Sing», звуки смеха поднимаются вниз, вместе с запахом бекона и яиц. Мой желудок ворчит, несмотря на груз жаркого и йоркширского пудинга, которые я съела прошлым вечером. Можно было бы подумать, что я буду слишком взволнована, чтобы есть, но я голодна, как волк.
Лаклан стучит в дверь Бригса.
— Минуточку, — слышим мы его голос.
— Это мы, — говорит Лаклан.
— А. Тогда входите.
Он открывает дверь, и мы заходим внутрь, теперь видя, что Бригс лежит на животе на постели, его длинное тело наполовину свисает с кровати. Щенок находится перед ним, катаясь на спине и жуя один из пальцев Брига.
Бригс смущенно смотрит на нас.
— Этот мелкий тот ещё монстр. Плакал всю ночь, пока я не взял его к себе в постель. Конечно, я не мог нормально спать, боясь раздавить этого маленького паршивца.
— Да уж, ты выглядишь измученным, — замечает Лаклан, складывая руки на груди. Он всматривается в сторону кровати. — Хотя скоро здесь начнёт попахивать, если ты это не уберешь.
Бригс умоляюще смотрит на него.
— Подумал, что ты сможешь помочь. Они заподозрят что-то, если я выйду на улицу.
Лаклан качает головой.
— Ни за что. Твоя собака. Твоё дерьмо. Таковы правила.
Бригс вздыхает и опускает голову, приглашая щенка наброситься на него, в первую очередь лапами. Картина очень милая, но я могу сказать, что Лаклан хочет убраться отсюда, прежде чем Бригс убедит его.
Внизу мы видим, что все собрались вокруг кухонного стола. Вопреки тому, что сказал Лаклан, они все одеты. Ладно, они все еще в пижамах, но Дональд выглядит так, словно подражает Хью Хефнеру, а Джессика в своем роскошном халате вполне сойдет за старую звезду Голливуда. Даже Джордж выглядит стильно, одетый в полосатый, идеально отглаженный комплект.
— Вы встали, очень хорошо, — говорит Джессика, указывая на наши места и наливая нам сок. — Садитесь. Где Бригс?
— Он спустится через минуту, — сообщает Лаклан. — Ему кажется, что он потерял перчатку в снегу, — Ах, такой хороший брат и так сладко лжет. И через несколько минут, когда мы видим, как Бригс быстро идет по улице с пакетом, чтобы зарыть газету где-то в сугробе (когда снег сойдет, Джорда ждет приятный сюрприз... с Рождеством, угрюмый старик), сокрытие удалось.
— Итак, Кайла, — говорит мне Дональд, когда Джессика вытаскивает картофельные лепёшки, эти прекрасные треугольники с картофельной начинкой. — Готова сегодня попробовать хаггис3?
— Когда-нибудь мне придется попробовать что-то такое, — говорю я, когда Бригс садится рядом со мной.
— Уверен, так и есть, — говорит он с ухмылкой, и я пинаю его ногой под столом. Должна признаться, сейчас приятно иметь эти, своего рода, товарищеские отношения с Бригсом, они заставляют меня чувствовать, что меня приняли в эту семью, особенно в такой день, как сегодня.
— Дональд отвечает за хаггис, — говорит Джордж, делая глоток чая дрожащими руками. — Лучшие хаггис в городе.
— Э-э-э, — говорит Дональд, выглядя смущённым. Прочищает горло. — Что ж, спасибо, папа.
— Конечно, в этом городе полно овцеводов и прочих выродков, так что это говорит не так уж и много, да?
Дональд смеется, и я вступаюсь за него.
— Уверена, получится здорово, — говорю я.
— Ты сама это сказала, — говорит Лаклан. — Ты же знаешь, что это такое и как оно готовится, да? Кровяная колбаса, по сравнению с этим, пустяки.
— Да, я знаю, из чего оно готовится, и не нуждаюсь в напоминании.
— Ну, чтоб ты знала, я сделала и вегетарианский вариант, — говорит Джессика, садясь и раскладывая салфетку на коленях. — Начинка очень похожа на ту, что американцы кладут в индейку на День благодарения.
— Звучит вкусно, имею в виду, оба варианта, — вау. Да мне надо выдать приз за дипломатию. Не думаю, что когда-то была такой милашкой, как этим утром.
Покончив с завтраком, мы переходим в гостиную, занимая наши обычные места.
— Кайла, — говорит Джессика, протягивая шапку Санты, — ты самая младшая здесь, поэтому семейную традицию МакГрегоров по раздаче подарков мы передаем тебе.
— Ха, — смеется Лаклан. — Малявка.
Смотрю на него, но вежливо беру шляпу и надеваю ее. Было бы гораздо проще просто сидеть сложа руки и открывать подарки, но теперь у меня есть работа. Самое смешное, что в моей семье тоже была такая традиция, и когда я росла, тоже была тем, кто раздавала подарки.
В конце концов, я рассказываю им все это, когда ищу подарки под массивным деревом.
— Мы даже праздновали Рождество до 6 января, что было прекрасно для избавления от этой пост-рождественской тоски.
— Почему так? — спрашивает Дональд.
Я смотрю на подарок, который, так вышло, предназначен для него.
— Мой отец был исландцем, и там подобное - традиция. Естественно, мои братья тоже хотели растянуть рождественские праздники, даже если в нашем доме было больше от японской культуры.
Передаю ему подарок.
— Это вам, — затем перехожу к следующим, намеренно оставляя свои подарки до самого конца, а также те, которые купила я.
Все разрывают свои обертки. Ну, так делают Бригс и Лаклан, а Джессика и Дональд открывают свои аккуратно. Моя мать тоже делала так, сохраняя оберточную бумагу в большой куче. Каждый год. А потом, когда снова наступало Рождество, она забывала об этом и шла покупать еще больше оберточной бумаги. Когда мы с братьями через несколько месяцев после ее смерти стали разбирать вещи в семейном доме, я нашла в шкафу кучу коробок с использованной и аккуратно свернутой оберточной бумагой.
Мысль об этом заставляет мое сердце сжаться, и я вынуждена сделать глубокий вдох. Но когда я смотрю, как МакГрегоры держат носки, посуду и даже нижнее белье, благодаря друг друга с большими улыбками на лицах, я должна помнить, что, хотя воспоминания о моей семье и моем прошлом причиняют боль, я все еще могу улыбаться сквозь нее. Я не должна бояться вспоминать хорошие времена или плохие. Не должна бояться почувствовать боль, потому что она означает, что все, что у меня было с родителями, было прекрасно Я опустошена из-за потери мамы, и все же каким-то образом напоминаю себе, что она была замечательной движущей силой в моей жизни. Она сделала меня той, кто я есть. Она причина, по которой я здесь.
И теперь, теперь это та семья, которую в один день я смогу назвать своей собственной. Даже на сегодняшний день, несмотря на то, что дедушка - раздражительный старый хрыч, не всегда думающий, что говорит, я чувствую себя принятой. Я, по крайней мере, чувствую себя любимой - даже больше, чем любимой - человеком с татуировками, беспокойным мужчиной с огромным сердцем. И этого чувства достаточно, чтобы я прошла через этот день и все последующие.
— Кайла, ты не открыла свои, — говорит Джессика. Она указывает на большой, завернутый в блестящую серебряную бумагу. — Вот, открой его. Это от меня, Джорджа и Дональда.
Я сажусь у основания дерева и начинаю разворачивать подарок, надевая на лицо маску на случай, если это что-то ужасное, и мне придется притворяться, что мне понравилось.
Но подарок совсем не ужасен. Он немного безличный, такой подарок, который вы, вероятно, подарите девушке своего сына, которую не совсем хорошо знаете. Но, тем не менее, он милый. Причудливый набор для ванны с шотландскими мылом с толокном, мочалками, или чем-то подобным, а также шелковый красный халат и пушистые тапочки.
Я говорю им всем, что мне нравится, но потом Джессика говорит, что внизу есть кое что еще. Осматриваю коробку, и мои пальцы сжимаются над чем-то тяжелым и изношенным. Вытаскиваю его, и вижу блокнот в кожаной обложке.
Выжидающе смотрю на нее, а она лишь улыбается.
— Это для твоих мыслей и желаний. Дневник целую вечность был в моей семье, никогда не использовался, просто всегда лежал и все. Я надеялась, что однажды кто-то возьмет ручку и напишет следующий великий роман, создаст на страницах совершенно новый мир. Надеюсь, этим человеком сможешь быть ты.
Честно говоря, моя черная душа набухает, словно сладкий красный шар. Слеза катится по щеке, когда я смотрю на Лаклана, который кивает, мягко улыбаясь, словно говоря мне, что это правда, все реально, все в порядке. Я встаю, подхожу к ней и обнимаю ее, говоря спасибо за такой продуманный подарок. Набор для ванны отличный, но этот, он идет от сердца, и я внезапно волнуюсь, что мой подарок не будет столь подходящим, как я думала.
Лаклан встает, поднимая наш общий дар, и вручает его им. Затем вручает подарок Джорджу, а затем передает картину в рамке Бригсу.
Все открывают свои по порядку. Джессика и Дональд любуются своими рождественскими украшениями, а Джордж благодарно хмыкает, разглядывая кубинские сигары, которые мы подобрали для него. Но реакция Бригса лучше всех. В ту минуту, когда он разрывает бумагу, его глаза расширяются, и он разражается громким, беззастенчивым смехом.
— Где вы, черт возьми, это взяли? — спрашивает Бригс между смешками, передавая картину Джессике и Дональду.
— Это была идея Кайлы, — говорит Лаклан, пихая меня локтем.
Пожимаю плечами.
— Подумала, ты можешь повесить его в своей ванной или что-то в этом роде.
Он усмехается мне, забирая рисунок у родителей и глядя на себя в образе Бастера Китона.
— Для меня честь, смотреть на Бастера Китона в образе меня, пока я сижу на горшке.
— Бригс! — ругает его Джессика, но сама все еще смеется.
— Ладно, моя очередь, потом Лаклан, — говорит Бригс. — Конечно же, Лаклан превзойдет меня, придурок.
Он жестом показывает на небольшую квадратную коробку под деревом.
Открываю ее и вижу регби-календарь с полуобнаженным мужчиной на обложке, выпущенный несколько лет назад. Собственно, полуобнаженный человек - это Тьерри. У меня голова идет кругом. Француз позирует в душе, и фотография едва скрывает его причиндалы. Никогда не думала, что увижу Тьерри в таком виде, но, черт возьми.
— Боже мой, Бригс, — стонет Лаклан, закрывая лицо руками и откидываясь на диван.
У меня падает челюсть, когда я медленно открываю его.
— Это печально известный регби-календарь?
— Рад, что я плохо вижу, — бормочет себе под нос Джордж.
— Посмотри на мистера Сентябрь, — радостно говорит Бригс, а Лаклан выпускает еще один смущенный стон.
Убедившись, что не смущаю его семью этим календарем с членами и горой мышц, осторожно листаю страницы, пока не дохожу до сентября. Конечно же, Лаклан стоит боком на поле для регби, его крепкая задница на виду, а эти гигантские квадрицепсы выглядят угрожающе на темной, зернистой фотографии.
Черт. Только подумать, это ведь мужчина, которого я люблю, мужчина, с которым могу каждый день заниматься сексом. Мысленно даю себе пять, как и много раз за последние несколько недель.
— Ого, — говорю я, закрывая его, прежде чем все станет странным. — Думаю, я тоже повешу это в нашей ванной.
— Пожалуйста, не надо, — хнычет Лаклан, убирая пальцы с лица. Наконец-то, для разнообразия теперь покраснел он.
— Итак, Лаклан, — говорит Бригс, хлопая по бедрам. — Давай-ка посмотрим, что ты придумал.
Мы единственные, кто не открыл наши подарки друг от друга. На мгновение мое сердце трепещет, особенно когда я вижу его подарок под деревом, единственный, оставшийся рядом с моим. Это небольшая коробочка. Словно достаточно подходящая для кольца. И, конечно, это заставляет меня задуматься, как в страхе, так и в волнении. Это не может быть то, о чем я думаю, это может... или не может? Так скоро? Здесь? Сейчас?
— Э-э-э, почему бы тебе не открыть мой первым, — говорю я Лаклану, бросая ему свой подарок. Он легкий, и Лаклан с легкостью ловит его.
Понятия не имела, что ему подарить, а потом поняла, что проще всего будет купить что-то для собак. Не знаю, к лучшему или к худшему, но он любит этих собак больше, чем себя. Поэтому я пошла и купила три свитера с их именами. Я слышала, как он несколько раз говорил, что такие могут понадобиться им, когда будет идти снег, и эта мысль просто застряла у меня в голове. Плюс, только представьте, насколько мило они будут выглядеть, гуляя вместе в подходящих нарядах. Тогда никто не будет бояться их, даже в намордниках.
Лаклан, кажется, теряет дар речи, когда держит в руках вязаные свитера для Лионеля, Эмили и Джо. Их имена вышиты контрастным цветом.
— Не уверена, подойдут ли они, — пытаюсь объяснить я. — Было трудновато измерить Эмили, она мне чуть голову не откусила.
— Подойдут, — говорит он практически шепотом, пока пробегает пальцами по вещицам. Смотрит на меня, его прекрасные глаза вглядываются в мои, пытаясь рассказать мне все, что не могут его губы.
Я целую его в щеку, и он расслабляется, обнимая меня.
— Спасибо, — тихо говорит он. — Это так много значит для меня.
Пробегаюсь пальцами по его сильной челюсти и улыбаюсь, стараясь не слишком увлекаться в присутствии невольных зрителей.
— Еще один подарок для Кайлы, — прочищая горло, говорит Джессика. Я отрываю взгляд от Лаклана и смотрю на ее сияющее лицо. Даже она, кажется, немного растрогалась из-за этих свитеров.
Киваю и беру коробочку, лежащую около дерева. Медленно разворачивая простую коричневую бумагу, я стараюсь не бежать впереди паровоза. Безнадежные мысли никогда не приносили мне никакой пользы.
Но, развернув бумагу, я остаюсь с коробкой для ювелирных изделий, и трудно не думать об этом. Что, если это обручальное кольцо? Что я скажу? Не слишком ли быстро? Неужели Лаклан действительно захочет разделить такой личный момент со своей семьей и дедом?
— Просто открой его, — говорит Бригс
Что я и делаю.
И у меня перехватывает дыхание.
Это не кольцо. На самом деле, это даже лучше.
Я осторожно тянусь к серебряному ожерелью, медальону в форме сердца, с выгравированными нежными цветами и звездами по передней стороне. Он ярко сияет и, наверное, это самое красивое украшение, которое у меня когда-либо было. Я поднимаю глаза и вижу, что Лаклан выжидающе смотрит на меня, поэтому ищу застежку сбоку на медальоне и открываю его.
На одной стороне наша совместная фотография. Очень маленькая, просто наши улыбающиеся лица, но в черно-белом исполнении. Думаю, ее сделали во время гала вечера для «Любимого Забияки», который проходил летом. На другой стороне что-то написано на гэльском. Что-то, что я не могу произнести должным образом. Sibhe mo clann.
— Оно красивое, — еле дыша, говорю ему. — Что здесь сказано?
— Здесь говорится, что ты мой клан.
Джессика издает мечтательный вздох.
Чувствую, как мои внутренности танцуют, сердце гудит, а кровь бурлит как шампанское.
— Я твой клан, — повторяю я, пульс бешено стучит.
— Да, — говорит он, — это и больше.
С трудом сглатываю, эти надоедливые слезы снова одолевают меня. Я хочу отвести его наверх и показать, что этот подарок, этот прекрасный, продуманный, душевный дар означает для меня. Но не могу. Не здесь. И не сейчас. Все, что я могу сделать, это обнять его, поцеловать и надеяться, что он знает, что он тоже мой клан, всегда и навечно.
До конца дня я чувствую себя так, словно гуляю по облакам. Даже когда мы выходим на улицу, чтобы помочь Бригсу избавиться от щенячьих какашек, подняться по переулку, чтобы проверить его автомобиль и посмотреть, дома ли соседи (это не так), холод совершенно не беспокоит меня. Мое сердце - светящаяся печь, согревающая меня, и ожерелье покоится у меня на груди, словно оно всегда и было там.
***
Когда начинает опускаться темнота, купая дом в сумерках, мы вместе с Лакланом и Бригсом собираемся в комнате последнего вместе со щенком. Рождественский ужин почти готов, в доме пахнет совершенно потрясающе, и я готовлюсь, наконец-то, попробовать хаггис.