Когда поняла, что нашей семье опасность угрожает, сердце вдруг таким холодом оплело и глаза словно открылись, а я как будто ото сна ужасного проснулась. Лежала тогда на Настином диване, слушая ее разговор, и вдруг будто со стороны на себя посмотрела. Карина, что ты творишь? Тогда и решила во что бы то ни стало к Насте в доверие втереться. Так, словно это мой долг. Я отдать его должна. Искупить вину за то, что на святое плюнуть хотела.
И тогда у меня возникла идея вызвать отца, предварительно подговорив Настю попробовать еще раз его соблазнить. Пока она спустится к нему, пока чары свои включит, пока папа поворчит - а я уверена, что он пошлет ее куда подальше, я смогу хоть десять раз вирус этот внедрить. Единственное, нужно, чтобы она телефон дома оставила. Ну ничего, если что – я незаметно из кармана вытащу.
У меня все получилось тогда. Руки дрожали, на дверь все время оглядывалась и к каждому шороху прислушивалась, не приехал ли лифт обратно на этаж, не послышится ли лязг замка… Сердце колотилось так, что я вначале сосредоточиться не могла… Господи… хоть бы я все сделала правильно. Так, как Глеб говорил. Я даже на линии с ним висела со своего телефона, его уравновешенный и спокойный голос мне самой помог успокоиться.
Настя вернулась тогда мрачнее тучи, на мой вопросительный взгляд рявкнула только, что отец меня внизу ждет, а себе виски налила и одним залпом выпила. А мне и не хотелось больше ни о чем спрашивать – понятно же, что отшили ее только что. А я знала, каким может быть мой отец. Голосом своим ледяным как скажет что-то – то и жить не захочется, не то что о любви какой-то думать. Только мне не было ее жаль сейчас. Я вообще словно другими глазами на нее посмотрела, хотелось побыстрее уйти отсюда, скрыв даже следы моего пребывания.
Когда домой приехала, телефон ни на секунду из рук не выпускала. Никаких уведомлений. Неужели я сделала что-то не так? Неужели прошляпила шанс? Ну не может быть, чтобы она не писала никому, не может!!! Хотела Глебу позвонить, чтобы миллион вопросов задать, но потом вдруг стыдно стало. Подумает, что я полная идиотка. Не смогла справиться с такой элементарной задачей. Локти себе кусала, вертела этот телефон в руках и вздрагивала от звуков SMS. Черт! Все не то! Спам, уведомления о пропущенных, ссылки на скачку рингтонов и прочий мусор! Так и провела всю ночь, глаз не сомкнув и ругая саму себя за то, что все запорола.
В колледж поехала с опухшими глазами и разбитая полностью. С такой досадой и разочарованием, что даже разговаривать ни с кем не хотелось. Да и на уроке я ни одного слова не слышала… словно нет никого и ничего вокруг. Пока вдруг телефон не завибрировал, и в скрытый чат стали поступать сообщения…
Аноним: *Ну что, Анастасия, ты так и будешь продолжать стоять на своем? Не передумала?*
Я почувствовала, как в горле вдруг пересохло. Я все же все сделала как надо… Смотрю лихорадочно по сторонам, чтобы никто не видел, что я в телефоне сижу. Под книгу его запрятала и замерла в ожидании ответа.
Трек-номер: *Передумала*
Трек-номер: *Убирайте его*
Аноним: *Я знал, что рано или поздно ты согласишься на это*
Трек-номер: *Он мне больше не нужен*
Аноним: *А я всегда говорил, что отвергая женщину, мы приобретаем самого лютого врага*
Трек-номер: *Когда вы сделаете это?*
Аноним: *Очень скоро, Настя. Я даже пришлю тебе фото после работы снайпера*
Боже мой!!! Боже-е-е… Я выронила телефон, и на меня оглянулся весь класс, а учитель, злобно посмотрев, хотел было сделать замечание. Только мне плевать на них всех, прикрывая ладонью рот, я схватила телефон и выскочила из класса со словами, что мне очень плохо и срочно нужно в туалет.
Бежала по школьным коридорам, чувствуя, что не могу дышать. Дрожу вся как в лихорадке и отцу попутно набираю. Нет связи! Черт! Да как же так! Ну же, да включи этот долбаный телефон. Папа! Куда ты подевался… черт ,где же ты??? Ты жив вообще? Боже, а что, если я опоздала? Нет… нет… Он жив! Прекрати думать так, Карина! С ним все хорошо! Они ведь только сейчас говорили об этом! Не паникуй! Тебе просто нужно найти его. Ну же, думай… Набирая номер в десятый раз трясущимися пальцами, только в ответ все тот же голос. «Абонент вне зоны действия сети». Господи, да заткнись же ты!
Максим! Да, я должна дозвониться хотя бы кому-то! Ищу в телефонной книжке его номер, а пальцы не слушаются, дрожат, проклятые, и я постоянно не туда нажимаю. Пять раз чужие номера набрала. Черт! Да что же это такое! Нашла наконец-то… набираю… и опять эта дрянь со своим «Абонент вне зоны действия сети». Куда вы все пропали, чтоб вас! Куда? А если бы со мной случилось сейчас что-то?
На улицу выбежала, телефон отшвырнула и на траву присела. Боже, ну почему все так? Что же мне сейчас делать? Где они все? Смотрела на машину, на которой меня всегда водитель привозит, и понимала, что боюсь шагнуть за территорию школы. Потому что я теперь в каждом врага вижу. Это так страшно… жить и понимать, что ты никому не можешь верить. И опять это чувство одиночества нахлынуло. Моментально. Словно проливным дождем облило, и я чувствую, как мне сейчас холодно.
Сидела в оцепенении, обхватив себя руками, и смотрела в одну точку. Нужно заставить себя успокоиться. Я пока что в безопасности. Белый день на дворе, это частный колледж, сотни подростков рядом и камеры на каждом углу. Я буду ждать, когда отец или Макс на связь выйдут, и меня заберут. И тут опять паника накрывает «А если не выйдут? Что, если пока ты сидишь тут, на них уже устроили охоту? Ты, чертова трусиха, действу. Делай хоть что–нибудь! Соберись, в конце концов!»
Поднялась наконец-то и в сторону машины направилась. Через дорогу только осталось перейти… первый шаг сделала и вдруг почувствовала, как сзади кто-то за шею схватил, и я начинаю оседать на землю, а перед глазами все поплыло.
***
- Сунь ей нашатырь под нос, не буду же я тащить ее из машины, как мешок…
Я слышала голос Насти, но не могла пока понять, что происходит.
- Да она уже и так оклемалась…
Я резко дернулась, пытаясь пошевелиться, но мои руки были связаны за спиной. Так, тихо… Орать не имеет смысла. Только хуже будет. Веди себя спокойно и соображай, Карина. Она собралась меня куда-то тащить и не хочет привлекать ненужного внимания. Значит, меня везут явно не в лес закапывать, что уже хорошо. Просто успокойся и дыши глубже.
- Настя… что происходит?
- Ничего, Карина. Игра закончилась, и доброй тетей Насте надоело с тобой возиться. Теперь это будет не моей заботой…
В голове мысль одна скорее другой. Поняла ли она, что ее телефон на прослушке? Наверное, пока нет. Свидетелей не оставляют в живых.
- Зачем ты делаешь это? Что я тебе сделала?
- Ты ничего не сделала. В этом и дело. И ты мне не нужна. Раньше была нужна, пока твой папаша входил в мои планы. А сейчас… Единственное, чего я хочу – чтобы он сдох, только перед этим помучился и пережил один из самых жутких своих кошмаров. И ты – идеальный объект…
Чувствую, что теряю самообладание. От одной мысли о том, что они могут со мной сделать, я начала задыхаться. А вновь появившееся давно забытое ощущение, что я не могу двигаться, что я вообще не смогу ничего сделать, чтобы сопротивляться, захлестнуло горечью и страхом. Животным. Каким-то первобытным. Вот уже к горлу подкатывает то самое знакомое чувство… у меня начиналась паника. Я не хочу! Я не выдержу больше! Я опять еду на заднем сидении машины и опять понимаю, что никто не едет вслед. Что и в этот раз меня никто не спасет.
Мне хотелось кричать во все горло, орать так, чтобы в этой машине лопнули все стекла, хотелось схватить осколок и загнать его в горло этой суке и того, кто держит меня. Дернулась опять и почувствовала острую боль – меня со всей силы потянули за волосы.
- Не рыпайся, иначе скальп сдеру, нахрен. Поняла, мелкая?
Понимала я все. Только справляться с собой все сложнее было. Я не хочу! Боже, за что ты опять наказываешь меня! За что? Чем провинилась? Зубы сжимаю до боли в скулах, кажется, сейчас раскрошу их, но только чтобы не заплакать.
- Приехали уже… - Настя повернула направо, и я узнала этот двор. Это же ее дом. Она что, привезла меня к себе? Я не знала, мне радоваться или уже начинать молиться. Что ждет меня там, за дверью ее квартиры? – Карина, сейчас без глупостей. Я развязываю руки, ты спокойно выходишь из машины. Пойдешь под руку с… - видимо, хотела назвать имя, но передумала… -С этим мужчиной. Начнешь дергаться или кричать - он тебя за две секунды утихомирит. Так же как возле школы. Поняла?
Я молча кивнула, пытаясь унять дрожь. Какая-то призрачная надежда появилась, что еще не все потеряно. Я так отчаянно цеплялась за нее. Потому что это единственное, что помогало сейчас держаться.
Мы вышли из машины, я сделала все, как они говорили, даже с бабушкой, выходящей из подъезда, поздоровалась. Каждая ступенька как шаг к краю пропасти. Дышу все глубже, глаза закрываю, потому что страшно. Господи, как же мне страшно сейчас. Тебя могут вот так вот выкрасть посреди белого дня, на глазах у сотен людей, которые будут проходить мимо и даже не догадываться, что тебя сейчас ждет. А ты… ты хочешь кричать, звать на помощь, смотришь на каждого встречного, пытаясь взглядом показать, что ты в смертельной опасности, только никто не видит. Каждый встречный взгляд, как новая надежда, которая рассыпается вдребезги…
Когда к двери Настиной квартиры подошли, я вдруг разрыдалась. Не выдержала. Это неправильно! Не должно быть вот так! За что? Почему они решили, что могут делать со мной, что им хочется! Кто им дал такое право?
- Отпусти меня! Отпусти! Отпусти!
Настя дернулась ко мне и влепила мне пощечину. Со всей силы. Даже эхо по коридору пошло.
- Заткнись, дура! Дрянь такая! - и потом за шею сжала, сквозь зубы процедив. – Еще раз пикнешь – в участок отвезу и в СИЗО к отморозкам брошу. На трое суток. Живого места на тебе не останется. Поняла?
Быстро ключи нашла и замок воткнула, провернула несколько раз, а когда дверь отворилась и мы вошли, на нас направили оружие. Шесть дул… Я не поняла, что происходит. Это что все? Вот это и есть конец? Я просто умру здесь непонятно за что, просто по чужой прихоти? Замерла, а потом металлический голос услышала, от которого поежилась и подскочила:
- Всем оставаться на своих местах!
Настю повалили на пол, замыкая наручники на запястьях, человека, который держал меня и пытался прикрываться мной, убили сразу же метким выстрелом в голову. Он не успел сориентироваться, упал мертвым грузом, еще и меня за собой потащил. И тут я глазам своим не поверила. Меня на руки Глеб подхватил… Боже… Что он здесь делает? Как оказался? Это он сейчас спас меня… Господи. Смотрю в эти голубые глаза и мужественное лицо, и обнимаю за шею со всей силы. Господи, спасибо тебе. Спасибо, что все обошлось. А потом опять в глаза, рассматривая голубую радужку и не веря, что все и правда позади.
- Это что ты… все ты? Но как ты догадался?
- Ты думаешь, я поверил в историю со стервой-одноклассницей?
- Не поверил? Почему?
- Доверяй, но проверяй…
- И как ты проверил?
- Настройки поменял, все уведомления получал, как и ты. Ну и…
- Что и? Ты что, следил за мной?
- Не следил, а присматривал.
- Спасибо тебе, Глеб…
- За то, что присматривал?
- Нет. За то, что не поверил…
ГЛАВА 19. Андрей
- Андрей Савельевич, здравствуйте. Прежде чем вы войдете в палату, мне нужно сказать вам несколько слов…
Доктор говорил настолько тихо, что иногда мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать какие-то слова. Уравновешенный и настолько спокойный, что казалось, он лечит душевнобольных одним своим присутствием. От него веяло какой-то умиротворенностью. Есть такие люди, которые даже самые плохие новости произносят так, что кажется, у них все под контролем.
- Да, конечно…
- Дело в том, что она начала вспоминать кое-какие эпизоды из своего прошлого. Есть определенный прогресс. Если раньше это были внезапные припадки, непонятные фразы и отсутствие связи между предложениями, то сейчас ее ум намного яснее. Только в определенный момент ее мысли опять начинают путаться. Я хочу предупредить вас, что даже несмотря на улучшение ее состояния, разобрать, что из тех картинок, которые она описывает – правда, а что вымысел, практически невозможно.
- А что конкретно она вспомнила?
- Она постоянно говорит о ребенке. О Саше… Мы были уверены, что это мальчик, но оказалось…
- Это я знаю… Вернее, были такие предположения.
- Вот как?
- Да, именно. А больше она ни о ком не рассказывала?
- По моим наблюдениям, она помнит не только ребенка. Есть какие-то мужчины…
- Мужчины? Вы уверены, что говорите не об одном?
- Нет… это разные люди. Только эти воспоминания причиняют ей настолько сильную боль, что она сразу же замыкается и блокирует их.
- Каковы ваши прогнозы, доктор?
- В таких случаях не может быть никаких прогнозов, понимаете? Я не могу вам вообще ничего обещать. Она может в один момент все вспомнить, такое тоже бывает. Но сказать, что это случится завтра, через месяц и случится ли вообще, я не возьмусь.
- Я понимаю, я все понимаю. Так я могу сейчас пройти к ней?
- Да, конечно. Только прошу вас – очень осторожно. Обдумывайте каждое свое слово. Во-первых, она вас не знает, во-вторых, любая фраза может спровоцировать очередной приступ…
Пока шел по длинному коридору, вдоль которого размещались палаты, думал об Александре… Да и не только сейчас. Выбросить все вот так, по одному щелчку пальцев, не удавалось. Хотя я и так знал, что это невозможно. Где бы она ни была, я ее присутствие всегда чувствовал. Потому что въелась под кожу и держала сердце цепким маленьким кулачком. Все эти месяцы я каждую неделю с доктором созванивался, спрашивал, есть ли какие-то улучшения, нужны ли какие-то дополнительные лекарства, что угодно достал бы, только чтобы Ирина поправилась. Я так хотел вернуть своей девочке радость. Ту самую, неподдельную и незапятнанную - чистую в своей искренности. Нет ничего более святого, чем любовь матери и ребенка. Свою я помнил очень смутно, и всю жизнь чувствовал, что эта рваная рана в душе никогда не затянется. Помнил только, как валялась у ногах в отца, пока он забирал меня от нее, но сразу же заставлял себя останавливаться. Потому что чувствовал, как опять ненавидеть его начинаю. Лютой ненавистью, черной и липкой, когда в один миг стирается все хорошее и боль становится пульсирующим сгустком, который разрастается по всему телу и оголяет затаенные упреки и обиды. Сдирает с них засохшую корку одним движением, и ты понимаешь, что рана все так же кровоточит… И моя Александра…. Черт, я ведь все равно говорю «моя». Не привык, наверное, что все иначе уже, что выдрать надо ее с мясом, не смирился… Потому что все о ней напоминает. За такое короткое время заполнила собой все, что меня окружает. И я хотел, чтобы она опять улыбалась. Чтобы в этой улыбке не было и тени грусти, хотя и понимал в то же время, что это утопия. Но я верил, что мама сможет залечить все ее раны, тем, что жива осталась, перечеркнуть все те ужасы, которые Александре пришлось пережить. Как символ новой жизни… возрождения… живого подтверждения, что все и правда можно начать сначала. Что ублюдкам из их семьи не удалось воплотить свой черный план, что, казалось бы, такие беззащитные и бесправные женщины оказались сильнее. Потому что это правильно…
Подошли к двери и я на несколько секунд задержался. Глядя на невозмутимого как всегда доктора, его на удивление добрые глаза и мягкий кивок головы, решительно протянул руку к дверной ручке.
- Здравствуйте, Ирина. Позволите?
Подняла на меня взгляд, и в нем на миг блеснуло любопытство, которое сразу же и потухло. Она смотрела в окно, и мне не оставалось ничего, как принять ее молчание за бессловесное согласие.
- Доктор рассказывал, что вы хотите найти свою дочь. Я хочу помочь вам в этом.