Но она переворачивает его на спину и теперь это её пеший поход, оставляющий прохладный влажный след на его груди, на животе, в паху.
Он вцепляется в простыню, обожая её губы, её руки, её ритмичные движения, чувствуя, как она заглатывает его целиком, понимая, что если он её не остановит, то на этом всё бесславно и закончится.
Она останавливается сама, оставляя его друга в латексном чехольчике. Когда она только успела? Но, пока он решает эту задачку, она уже сверху. Она уже скачет, его шикарная наездница. Его Боливар выдержит и не двоих. И он очень любит эту позу, ведь у него ещё есть две свободных руки, которые не дают ей скучать.
Идеальным аллюром, переходя с шага в рысь и устремляясь в галоп, она заканчивает эту конную пробежку, и он прижимает её к себе, ещё легонько подрагивающую в его объятьях.
Закончить так быстро не входило в его планы. Он даёт ей отдохнуть, и разворачивает её спиной, подтягивая к краю кровати. И у него снова две не занятых руки, а у неё столько приятных округлостей для них.
Она стонет, она выгибается, она орёт, срывая простыни, а потом снова замирает в его руках, вся мокрая, с каплями пота стекающими по спине.
— Ты живёшь один? — она откидывает голову в изнеможении, ложась затылком на его плечо.
— Ну, соседи у меня точно есть, — играет он пальцами с её затвердевшими сосками. — И они тебя слышат.
— Пусть слышат. Я буду ещё.
Она поднимается, падает на кровать ничком, но потом переворачивается и сгибает ноги. С подножия кровати как с подножия горы, открывается великолепный вид на аккуратную пещерку, в которой всё ещё хочется спрятаться его усталому путнику, а может даже остаться жить. Навсегда.
День уже клонится к вечеру, но после двух чашек кофе она всё ещё кричит: «Хочу ещё!».
— Я могу продолжать бесконечно, но ты завтра не сможешь ходить, — он чувствует животом, что она дрожит как натянутая тетива.
— Тогда выгони меня, — глаза смеются из-под приоткрытых ресниц.
— После того, как я с таким трудом затянул тебя в свои сети? — он целует её в висок и шепчет в ухо. — Ни за что. У нас ещё вся ночь впереди.
— Ах ты, паучара! — она пытается выскользнуть из-под него, но сдаётся. — Давай начнём прямо сейчас?
— Давай! Но предлагаю поискать что-нибудь на ужин.
— Я буду слона, средней прожарки, желательно целиком.
— А мне пару бочек вина и на десерт ещё одну свеженькую подружку, а то эта что-то подустала.
— Нет, нет, я ещё жива, — она закрывает глаза, и он целует её в каждый, а потом идёт на кухню, надеясь найти в холодильнике хоть что-нибудь съестное.
Холодильник неожиданно набит едой под завязку. Матушка, уезжая на несколько дней по делам, явно позаботилась о своём студенте.
— Ого! — заглядывает Таня из-за его плеча в подсвеченное нутро гудящего агрегата. — Ты ограбил магазин?
— Это матушка. У неё культ еды и свой супермаркет.
Он выкидывает на стол упаковки с закусками, достаёт бутылку шампанского.
— Так ты богатый наследник? — помогает ему девушка накрывать на стол.
И он следит за ней исподтишка. Как она заправляет за ухо волосы, как облизывает пальцы, как трёт нос тыльной стороной ладони. И ловит себя на том, что улыбается.
— Что? — поднимает она глаза.
— Ты красивая.
— Ааа, — тянет она равнодушно. — Я знаю.
— А чем занимаешься? Учишься где-нибудь?
— Учусь. На инязе.
— Значит, летом зарабатываешь на следующий курс? — он составляет тарелки на поднос. — Пойдём.
— Да, зарабатываю. На учёбу, на еду, на жильё.
— Ты сирота что ли? — он составляет тарелки на низкий столик и опускается на ковёр.
— А ты видимо безотцовщина? — присоединяется она, вручая ему бутылку.
— Мой отец умер.
— Сочувствую. А мой француз.
— Сочувствовать?
С хлопком открывается бутылка.
— Обычно завидуют.
— Ты сказала как-то без особого восторга, — он наполняет бокал и протягивает.
— И всё же он буржуа, у нас свой замок.
— Серьёзно? — он улыбается, поднимает свой бокал. — Замок, буржуа. Мне со своей торговой сетью как-то даже неловко.
— Звучит как плохая шутка, правда? — смеётся она. Но именно потому, как она смеётся, понятно, что она не врёт.
— Мадемуазель…
— Бонье, — подсказывает она.
— Мадемуазель Бонье, позвольте поднять этот бокал за то, чтобы все ваши мечты сбылись.
— А я выпью, месье Назаров, чтобы сбывались ваши планы, а мечтали вы о несбыточном.
«А она интересная штучка, — подумал он прежде чем их бокалы встретились. — Можно ещё разок замутить».
Глава 4
Двенадцать лет назад
ТАНЯ
«Пусть у нас будет завтра!» — подумала она, прежде чем услышала мелодичный звон хрусталя.
И у них было завтра. Они встречали его там же, где вчера. В его постели, в объятиях друг друга.
Она тихонько выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить парня. И собирала свои вещи, стараясь не застонать от боли. Он оказался прав — она едва переставляла ноги. Болело всё.
Уже беспощадно жарило солнце, когда она телепалась домой в стареньком трамвае. Доехать, завалится спать, а вечером опять к станку — ни о чём больше не хотелось думать.
«Как я буду сегодня работать?»
«Как я буду это замазывать? — изучала она в зеркале багровый засос на шее. — Сука! Ненавижу этих метящих территорию кобелей!»
Обидно, что она даже не заметила, когда он его поставил. Но она знала на что идёт. Он не робкий маменький сыночек, а смазливый засранец. Но всё же такой подлости от него не ожидала.
Настроение испортилось. В животе урчало от голода. Она достала из холодильника два последних яйца и потащилась на общую кухню готовить.
— Уууу, — сложил губы трубочкой Колян, оценивая размер нанесённого её шее ущерба.
В этом деревянном бараке в трущобах, где она сейчас жила, было всего три положительных момента: центральное отопление, горячая вода из-под крана и Колян.
Когда-то это ветхое здание было общежитием судостроительного завода, но потом его отдали работникам в собственность и теперь пятнадцать человек с общими удобствами жили здесь одной большой дружной семьёй. Только Таня попала сюда по объявлению. А Колян… Колян худой, опасный, с цепким взглядом и вечной сигаретой во рту. Коляна она даже когда-то любила.
Он занимался какими-то грязными делишками, связанными с угонами машин, и умел утешать её как никто другой. В одному ему доступной технике гнездящегося журавля.
Стоя по щиколотку в плохо уходящей в сливное отверстие воде в душе он прижимал Таню спиной к стене и доводил до радостного экстаза, запрокидывая голову и не выпуская изо рта сигарету. По крайней мере, в первый раз это было именно так. Из соседней кабинки он услышал, как она рыдает, стоя под струями воды, и как-то так легко и плотно втёрся в её доверие, что до сих пор она иногда прибегала к его услугам, когда совсем уже было не в моготу.
Она посмотрела на его белую майку, на синие наколки на жилистых руках. Сколько ему? Двадцать пять? Тридцать? В Танины девятнадцать он казался ей матёрым мужиком.
— Не сегодня, Коль, — включила она газ.
Нет, сегодня ещё один член она в себе не вытерпит.
— Как скажешь, — равнодушно стряхнул он пепел и уткнулся в книжку с жёлтыми листами, которую читал, прижав напильником, чтобы не закрывалась.
— Какие новости? — спросила Таня, стукнув по подставке сковородкой со скворчащей яичницей.
— Лизавету на скорой вчера увезли, — поднял он на неё глаза как раз, когда она сморщилась от боли, пытаясь сесть.
— Как?! А Васька?
— А что Васька? Только вернулся. Спит, наверно. Всю ночь просидел с матерью в больнице. Говорит, дело плохо. Инфаркт.
— Боже правый, — бросила вилку Таня. — И Лизку жалко, но она-то, падла, допилась. А вот как Васятка без неё? Сколько, кстати, ему?
— Скоро шестнадцать. Не маленький, справится, если что. А тебя, смотрю, рота солдат драла.
— Если бы рота, — усмехнулась Таня и начала ковырять поджаренное яйцо. — Будешь? Я поделюсь.
— Тогда с меня хлеб, — убрал Колян книгу.
Он отрезал краюху прямо на весу и протянул ей кусок. Таня подвинула ближе к нему сковородку.
— Тебя если обидел кто, ты скажи, я разберусь, — достал он из пакетика на подоконнике вилку.
— Спасибо, Коль, всё нормально. Не обидел. Так, сама развлекалась.
— Ну, смотри, — ткнул он корочкой в растёкшийся желток. — Обращайся, если что. Твои-то дела как?
— Хреново. Квартира опечатана. Адвокат урод, но на другого у меня пока всё равно денег нет. Бабушку не вернёшь. А этот мудак, её сынок, который квартиру незаконно продал, пьёт в своём клоповнике и не просыхает.
— Хорошо хоть опечатана, а не новые жильцы там хозяйничают, — мудро заметил Колян и, доев, закурил.
— И это единственный положительный момент во всей этой истории про то как я осталась на улице.
Таня встала и, пока мыла сковородку, спиной чувствовала, как Колян сверлит её взглядом.
— У тебя на ногах тоже синяки, — ничуть не смутился он, когда она повернулась.
И был большой соблазн раскорячиться и заглянуть что же у неё там сзади, но она дотерпела до своей комнаты.
— Твою же мать! — все десять Назаровских пальцев красовались лиловыми пятнами у неё на ляжках.
И это было во сто крат хуже, чем засос на шее. Ноги — её рабочий инструмент. Тональным кремом не замажешь, колготки не наденешь — скользят. А трясти задницей у шеста как работают некоторые — толком не заработаешь. Да и не любят клиенты эти отметины, они из-под любого крема всё равно проступят.
— Таня, — Диана на каблуках и со скрещенными на груди руками как фарфоровая балерина на пуантах. — Решай сама. Давно ты у меня работаешь, сама знаешь, сколько платят за чистый эскорт, сколько за пилон, а сколько за особые услуги.
— Дело даже не в синяках, — поправляет она намотанный на шею шарфик. — Дело в деньгах. У меня квартиру бабушкину незаконно отобрали, а денег на адвоката нет.
— Да, хороший адвокат дорогое удовольствие, — она сдвинула брови, смерила её холодным взглядом льдисто-голубых глаз. — Не хочешь ноги за деньги кому попало раздвигать, давай я тебя к Каю в пару поставлю. Для тех, кто приходит «поглядеть». Но там работать надо честно. Понимаешь о чём я говорю?
Таня вздохнула и кивнула.
— Вот и славно. Зато он будет у тебя один, — развернулась она на каблуках, а потом обернулась. — Там кстати твой прошлый единственный клиент пришёл. Если опять будет тебя домогаться, пойдёшь?
— Да, Диан, и заломи ему тройную цену. Скажи, эксклюзивная программа. Специально для него.
Глава 5
Наши дни
ВЛАД
Эта мелкая брюнетка, похожая на озлобленную чихуахуа, с немного выпуклыми карими глазами и короткой стрижкой, была его первой законной женой.
А до него законной женой известного предпринимателя, перекупившего у администрации здание, которое было так нужно Владу под новый супермаркет. И этот дурак всюду таскался со своей женой за ручку, всячески демонстрируя миру как она ему дорога и как страстно они друг друга любят.
Не составило труда выяснить, что натура у неё ненасытная и что она погуливает от мужа, даже внешне подтверждавшего своё прозвище Тюфяк. Не сложно оказалось с ней и познакомиться поближе. Но как-то всё зашло уж слишком далеко.
Он так и не понял зачем женился.
Здание ему Тюфяк продал, но Лора к нему всё равно не вернулась. Влад оставил её себе как трофей, а потом избавился тем же способом, что и заполучил. Некоторые люди не меняются, и она, заядлая нимфоманка, плотно сидела на острых ощущениях.
В постели она любила всё: ролевые игры с переодеваниями, всякие сложные штучки типа двойных вибраторов, но бесила Влада тем, что как настоящая собачонка кусалась и царапалась. Дико темпераментная, она Влада утомляла, а кроме секса с ней и поговорить-то было не о чем.
Хотя она была не глупа, но Тюфяка бросила как-то нелепо. Без раздела имущества. Он оставил ей книжный бизнес, который держался на честном слове. Но после развода с Владом, она про него вспомнила, переделала в товары для детей и на волне «бэби-бума» даже неплохо сводила концы с концами.
Она так и не простила Владу этот развод.
Но что и через пять лет она будет мстить и способна на такое, что чуть не размазала его в машине о бетонный блок, он не ожидал. И ладно бы в машине он был один, но с ним была девушка. После этого происшествия три с лишним месяца назад, её только недавно выписали из больницы.
Уже по тому как Лора выскочила из машины и неслась к зданию, он знал, что разговор будет непростым. Но вот насколько?
Она ворвалась в его кабинет как торнадо.
— Сука! — она швырнула в него сумку прямо с порога.
Влад поймал жёсткое кожаное изделие с логотипом Prado, аккуратно поставил на подоконник и наклонив голову, ждал что же она сделает дальше.
Строгий чёрный костюм и синяя шёлковая блузка очень ей шли. Её с трудом назовёшь красавицей, но с перекошенным злобой лицом, разъярённая и запыхавшаяся, она была хороша именно своим гневом, преображавшим её до неузнаваемости.
Всё, что лежало и стояло на рабочем столе полетело на пол. А потом она схватила стул за спинку, выволокла как нагадившую кошку, повалила и поставила на него ногу как на поверженного врага.
— Трибуны рукоплещут, — демонстративно похлопал ей Влад, равнодушно следивший за всем этим погромом. — Шкуру убитого дермантина можешь унести с собой.
— Ты подал иск на мою компанию! — сверкала она глазами и тяжело дышала, словно гладиатор выстоявший в сватке с львом.
— Ты меня чуть не убила.
— Мои счета заморозили! — срывалась она на визг, сжимая кулаки.
— Я предупреждал, — ещё ровным голосом пояснял ей Влад, — что постараюсь замять дело с твоим покушением, если все расходы ты оплатишь сама.
— У меня нет таких денег, — пнула она издыхающе скрипнувший стул.
— Лора! — он знал какой холодный металл звучит в его голосе, когда он начинал злиться, — Ты покалечила девушку, ты разбила мою машину. Твоё место даже не в тюрьме, а в психушке, но я сохранил тебе свободу и ещё должен всё это терпеть?
Он очертил подбородком круг, показывая на разгромленный кабинет.
Её глаза сверкнули последней вспышкой, а потом начали наполняться слезами.
— Влад! — она упала на колени. — Умоляю тебя, у меня сын. Если ты не отзовёшь иск, нам не на что будет жить.
Слёзы уже текли по её щекам, когда она стояла перед ним как перед святым распятьем.
Его до сих пор поражала её способность моментально переходить с ярости на слёзы. Он же медленно, но верно накалялся от злости.
Ну, конечно! Теперь она вспомнила о ребёнке. Этот противный мальчишка лет десяти, похожий на своего мягкотелого отца и периодически живший с ними, раздражал его тогда даже больше, чем её бешеный нрав.
— То есть сейчас ты о нём подумала, а когда разогнала машину, чтобы убить меня — нет?
— Ты сам виноват, — всхлипывала она, смиренно заглядывая ему в глаза. — Ты не отвечал на мои звонки. Ты отказался встретиться. Ты избегал меня.
— Ах, я ещё и сам виноват?!
Абсурдность всей этой ситуации его уже порядком раздражала. И он не собирался её жалеть, ей и так слишком много всего сошло с рук.
— Не сдохнет твой жирный щенок от голода. Папаша его прокормит. И тебе поди денег займёт, вот так же поползаешь перед ним на коленях. Тебе не привыкать.
— Он не даст мне денег, — она вытерла руками слёзы толи успокаиваясь, толи собираясь с силами для новой вспышки гнева. Так быстро она никогда не сдаётся. — И обратно никогда не примет. Ты разрушил мою жизнь.