Дэн
— Я не хочу, чтобы ты присутствовала в моей жизни в качестве надзирателя — говорю я.
— А что ты хочешь? — Катя смотрит на меня заинтересованно, глаза блестят, как у кошки, губы приоткрыты. — Кем ты хочешь, чтобы я была?
Я чувствую, как мой член вновь твердеет. Блядь, да как у нее это получается?
— Ты должен доверять мне — шепчет Кэт.
— Я не доверяю даже себе — отвечаю я твердо, стараясь не смотреть на ее тело, вырисовывающееся под тонкой простыней — почему же, скажи, я должен верить шлюхе, у которой и моральных принципов то нет?
— Ой, смотрите, моралист — вымученно смеется она, оскалив ровные белоснежные зубки. Мне так и хочется, что бы они впились в мою губу. Усилием воли отгоняю мысленные картинки, в которых ее обнаженное тело извивается подо мной.
— Ты притащил меня сюда, что бы пытать? — игриво говорит Катя, но я чувствую, как она напряжена. Голос дрожит, тонкие пальцы выбивают чечетку.
— Не играй со мной, шлюха — рычу, удивляясь ее властью над моим телом. Я не могу смотреть на эту девку, не вожделея ее при этом. И она это осознает и прекрасно пользуется.
— Это и не возможно, хозяин — спокойно отвечает. Замечаю, что Кэт дрожит, как осиновый лист. Уж не от страха же передо мной.
— Что с тобой? — приподнимаю бровь, но на нее не особо действуют мои ужимки.
— Я страшно замерзла — отвечает она плаксиво, кутаясь в тонкую ткань простыни. — Просто невероятно.
— Это что, опять какая — то твоя уловка? — морщусь, как от лимона. — Сейчас попросишь согреть тебя?
— Ты, долбаный извращенец — хрипит Кити, лихорадочно блестя глазами.
Она вся горит. Жар настолько силен, что проходит судорогами по ее стройному телу. «Убью» — думаю я, мысленно, на все лады, костеря Стелку, одевшую девчонку в дурацкий сарафан, в такую холодину. Катя не сопротивляется, когда я стягиваю с нее дурацкую тряпку. Перерыв весь шкаф, нахожу теплую пижаму. Интересно, откуда в моем гардеробе этот ужас? Опять Глаша расстаралась.
— Сейчас, подожди — говорю, успокаивая сам себя. Руку, пронзают разряды тока, когда касаюсь ее обнаженной кожи. Не сдержавшись, провожу ладонью по плоскому животу, едва удерживая рвущийся из груди стон вожделения.
— Ты, животное — нервно ухмыляется шлюха, погружаясь в странное, бредовое небытие.
Да, я гребаное животное. Возбуждение настолько сильно, что невозможно терпеть. Едва успеваю добежать до ванной, расстегиваю молнию на брюках, и грубо схватив себя, представляю, как она стонет, извиваясь подо мной. Этого достаточно, что бы я кончил.
— Где ты был? — измученно спрашивает Катя? Я игнорирую ее вопрос. — Согрей меня — умоляюще просит она.
— Так я и знал — ухмыляюсь, опускаясь на кровать рядом с ней. — Это снова твои уловки, маленькая сучка. Лишь бы затащить меня к себе в койку.
— Да, хозяин — тихо шепчет она, и кладет свою голову, мне на плечо — ради секса с животным, стоит и заболеть.
Девчонка пытается шутить, но слабость берет свое и она засыпает, прижавшись ко мне, огненно горячим телом. Она прекрасна. Рассматриваю миловидное лицо, и удивляюсь, как природа могла создать такое совершенство. Тонкий, ровный нос, матушка бы назвала его аристократичным, высокие скулы, пухлые, вишневые губы, копна непослушных каштановых волос и трогательные ямочки на щеках. Сердце готово выскочить из груди, заходясь от щемящей нежности к этой не нужной мне женщине.
Или это страх, который живет во мне всю жизнь? Она останется, я это уже знаю, как знаю и то, что никому ее не отдам. Никогда. Катя тихо шевелится, кладет мне руку на грудь, разбивая в пыль стену, которую я возводил годами.
Кэт
Тихо. Только тиканье часов разрывает звенящую тишину. С трудом, разлепив глаза, не могу понять, где нахожусь. Я вся мокрая от пота. Боже, неужели Дэн видел меня в таком виде. Хочется вскочить с кровати, и броситься в ванную, но слабость не дает мне даже поднять голову.
— Проснулась, спящая красавица? — слышу насмешливый голос, от которого по телу пробегает волна дрожи, — Я то уж хотел воспользоваться твоим беззащитным состоянием. Но увы, потные шлюхи меня не привлекают — смеется Денис, с удовольствием наблюдая, как мои щеки заливает предательская краснота.
— Что ты здесь делаешь? — хриплю я, горло дерет, словно в него воткнулись сотни ржавых игл.
— Ну, вообще то, это моя комната — серьезно отвечает он, сверля меня взглядом своих синих глаз. — И, кстати, я терпеть не могу, когда кто — то ее оккупирует.
— Прости — мне действительно неудобно. Воспоминания обрушиваются на меня водопадом. Какая я дура, что рассказала Дэну о контракте с его отцом. Видимо, болезнь совсем лишила меня разума. Нет, я лгу сама себе. Мне просто хотелось отомстить ему. Сделать больно, и в то же время остаться рядом. Что бы Дэн не смог изгнать меня из своей жизни
— Раздевайся — вдруг, хлестко приказывает он, словно прочтя мои мысли, и его очи темнеют. Я затрепыхалась в кровати, путаясь во фланелевой пижаме, выданной мне, им же. Хозяин терпеливо ждет, глядя, как я ломаю ногти об непослушные пуговицы.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю, пытаясь произнести эти простые слова, как можно более непринужденно, только у меня это входит плохо. Он животное, такое же, как и все, только более опасное, и утонченное.
— Я хочу вымыть тебя — произносит, не сводя взгляда с моего абсолютно голого тела, а потом подхватывает на руки. В ванной, Дэн долго наполняет водой, огромное джакузи. Священнодействует, растворяя в голубоватой воде, дорогие, безбожно воняющие роскошью, соли, взбивая пену в тугие пики. Не холодно, но я замерзла, вероятно, от нервного, болезненного возбуждения, свившегося в животе, словно ядовитая змея.
— Я сама — говорю, пытаясь избежать прикосновений его рук, к своему телу.
— Ты будешь делать, как говорю я — ровным голосом, без капли злобы, приказывает мне мой хозяин и подхватив на руки погружает в обжигающую, колкую воду. — В конце, концов, по контракту, ты должна быть послушной — Я вздрагиваю, когда Дэн проводит рукой по голой коже, скользя от плеча, по груди, задерживаясь на затвердевших от жгучего желания, сосках.
— Что ты чувствуешь? — хрипит он, раздвигая мои колени. Длинные пальцы, скользят по внутренней стороне бедра, вызывая дрожь.
— Отвращение — говорю, в тот момент, когда пальцы проникают в меня. Лгу, я умираю от похоти. Мой хозяин вызывает во мне такую лавину возбуждения, что я забываю о болезни, ломающей мое тело.
— Тем интереснее — ухмыляется сладкий мучитель. Я едва не рычу от разочарования, когда его пальцы, скользнув по клитору, покидают мое разгоряченное лоно. — Ты хорошо пахнешь — говорит, поднеся руку к лицу и вдыхая аромат моих соков. — Да, ты определенно стоишь тех денег, что я за тебя отдал. Я решил, ты останешься при мне цепной собачонкой, пока не надоешь.
— Зачем ты мучаешь меня? — спрашиваю, с трудом сдерживая слезы разочарования.
— Куколка, ну я не до такой степени зверь, что бы трахать больную женщину — смеется он, скользя по моему телу губкой, заставляя задыхаться от яростного желания, обладать им, моим мучителем.
— Я же сказала, что буду для тебя, кем захочешь — тихо шепчу я.
— Вот и умничка — подхватив меня на руки, Дэн закутывает меня в пушистое полотенце, и легко несет в кровать. — Спи, завтра нам предстоит серьезный разговор, дорогая, от которого зависит твое положение в этом доме, и в моей жизни. Но, особо не обольщайся. Ты мне интересна, только как игрушка, не более того. Просто интересно, что задумал мой любимый родитель, нанимая настолько никчемное существо, мне в сиделки.
— Куда ты? — спрашиваю, видя, что он собирается уйти. Мне так не хочется этого.
— Переночую в твоей комнате. Мне с тобой тесно — сдавленно говорит он, и почти бегом, исчезает за дверью. Что с ним? Почему он такой колючий, мой хозяин?
Сон не идет. Сказывается напряжение, и болезнь. «Нужно бежать, без оглядки» — думаю я. Да бежать, выкинуть из своей глупой жизни Дэна Горячева, пока не поздно. Пока я еще могу жить без него. Наверное, могу, в чем очень сомневаюсь. Громкий стук в дверь, заставляет меня вздрогнуть. Схватив с кровати полотенце, наспех закутываюсь в него, и бегу к двери. «Он вернулся, вернулся» — пойманной птицей, бьется в голове мысль, заставляя одуреть от счастья.
— Вот это мне фартануло — ухмыляется Давид, стоящий на пороге. От разочарования я едва не реву. — Хотел с братишкой поболтать, а тут такая фея. Ну, что куколка, не хочешь порезвиться? Я заплачу, сколько там стоит время, проведенное с тобой?
Я чувствую запах алкоголя, исходящий от мужчины, стоящего напротив меня, и понимаю, что меня сейчас просто вывернет наизнанку от горькой тошноты, поднимающейся по пищеводу.
— Давид, вы пьяны — говорю, дрожащим голосом. Он испускает флюиды опасности, от которых у меня начинают предательски дрожать колени. — Денис в моей спальне, хотите, я позову его?
— Нет, не хочу — кривляясь, отвечает мне брат хозяина. — Ты гораздо интереснее, шлюшка. Дэн, кстати, сразу рассказал мне, кто ты такая. Ох, какая же ты горяченькая, сладкая, так бы и съел.
— Пожалуйста, не нужно — вскрикиваю, когда мужская рука, рывком сдергивает с меня полотенце. — Прошу вас.
— Зря ты строишь из себя недоторогу. Твой дорогой Дэн, не будет против, если его брат позабавится с проституткой, которую он притащил в наш дом.
— Убери от меня свои поганые руки — шиплю я, прекрасно осознавая, что не смогу справиться с сильным, пьяным мужиком, имеющим в отношении меня гнусные намерения.
— Ах ты, сука — сильный удар по лицу, отбрасывает меня в глубину комнаты. Не удержавшись на ногах, я падаю. Боль обжигает руку, которую я машинально подставила, чтобы не удариться лицом об пол. — Я не привык, что бы со мной так разговаривали, дрянь — схватив за волосы, он тащит меня к кровати. Надсадный крик вырывается из моего больного горла, за что я снова получаю болезненный удар, теперь уже по ребрам. Расширившимися от ужаса глазами, смотрю, как Давид рывком сдирает с себя брюки. Его член, покрытый вздувшимися, синими венами, готов к бою. Даже, плакать, уже нет сил, просто тихо поскуливаю, наблюдая приближение насильника.
— Давай, сука, умоляй меня о пощаде. Тебе же нравится такое отношение, любишь, когда унижают? Наш дорогой Дэни на это, большой мастак. Весь в папулю своего биологического — противно улыбается Давид, и вдруг, с силой сжимает мое горло, пригвоздив к, моментально ставшей каменной, кровати. Я не могу вымолвить и слова, боясь, что сейчас потеряю сознание от удушья, и, смирившись, прикрываю глаза, из которых по щекам текут огненно обжигающие слезы. Только бы не видеть лица мужчины, смотрящего на меня с превосходством и похотью. Давид с силой раздвигает мои судорожно сжатые колени. Чувствую толчок, и ощущаю, как стальная рука, сжимающая мое горло, резко разжимается. Воздух устремляется в легкие, заставляя закашляться, до рвотных спазмов, до удушья. Потому не понимаю, не вижу, как тело мучителя отлетает, с грохотом ударившись о стену.
— Убью — слышу я звенящий яростью, голос моего хозяина, наступающего на своего брата. Таких глаз у него я еще не видела. Глаза зверя, глаза убийцы, способного на все.
— Брат, ты чего? Из за бляди, готов меня искалечить? — вытирая кровь с губы, издевательски усмехается Давид, бесстрашно глядя на Дэна, а потом, делает молниеносный выпад в его сторону.
— Это моя игрушка. Я тебе сотни раз говорил, не смей трогать мои вещи — рычит Дэн, с легкостью уходя от сокрушающего удара. Он двигается, как хищный кот, мускулы, на обнаженном торсе перекатываются, вызывая у меня слюноотделение.
— Да, понял я, понял. Наш Дэни, нашел себе, подходящую ему по статусу пару. Ублюдок и шлюшка. Звучит, как название пошлого кинишки. — издеваясь кривляется Давид. На лице хозяина, вдруг появляется растерянность, он замирает, а потом спокойно говорит
— Пошел вон, или я убью тебя.
— Так же, как твой папуля убил матушку? Что ж, прекрасно, гены ни куда не денешь — отвратительно смеется мужик, и я понимаю, что сейчас сама бы убила его, не сомневаясь и минуты, за то, что он сделал с моим хозяином. Это посильнее ударов физических. Дэн растоптан, морально. Чуть дышит, опускается на колени, и схватившись руками за голову, беззвучно плачет. И только тут, замечаю Глашу. Она стоит в дверях, зажав рот руками, содрогается всем телом. Давид гордо выходит из комнаты, с превосходством глядя на испуганную женщину.
— Давай, беги, стучи отцу. Этого выскочку, давно пора поставить на место- говорит он Глаше — а с тобой, я не закончил — зло усмехается он, испепелив меня взглядом. — Катя, оденьтесь, и позовите Николая Георгиевича — взяв себя в руки, твердо говорит мне Глаша, опускаясь на колени, возле скрючившегося на полу Дениса.
— Нет, я не оставлю его ни на миг — кричу я. Мысли, слова путаются в голове, видимо от шока. Мне страшно, видеть его в таком состоянии. Синие, невероятные глаза моего хозяина пусты. Лучше бы он смотрел на меня с презрением, оскорблял. Лишь бы не лежал сейчас, словно мертвый, только бы снова стал похож на себя, а не на сломанную куклу, из которой по капле высосали жизнь.
— Оденься, быстро — приказывает Глаша. Я натягиваю на себя теплую пижаму, под тихие причитания няни, качающей на коленях безжизненное тело своего любимца. — Не своди с него глаз — тихо просит она и молнией убегает.
Я ложусь рядом с Дэном, и он прижимается ко мне всем телом, словно хочет слиться, врасти в меня. Обнимаю его рукой, и вдруг вспоминаю колыбельную, идущую изнутри, из темных глубин моей памяти.
Спи малютка мой прекрасный
Баю-баюшки баю
Спи, покойся, за тобою, я без устали смотрю
Сам Господь с высот небесных в колыбель глядит твою
Спи мой ангел, спи прелестный
Баю — баюшки баю.
Я пою, заливаясь слезами, вороша рукой волосы того, без кого уже точно не смогу жить, прижимая к себе его вздрагивающее тело.
Глава 12
Давид выскочил из дома, задыхаясь от клокочущей внутри злости. Почему? Ну почему ему, этому выскочке Дэну, достается все, самое лучшее? С самого детства, он чувствовал себя ненужным, не таким любимым, как его никчемный, больной на голову, приблудыш — братец, с которым все носились, словно с писаной торбой.
— Аккуратнее, молодой человек — буркнул, неприметный, плохо одетый мужчина, недовольно. — Вы меня, чуть с ног не сбили.
Давид брезгливо поморщился, с презрением глядя на человека, которого даже не заметил, ослепленный своей яростью.
— У вас, что — то случилось? — участливо поинтересовался оборванец, обнажив в улыбке желтые, прокуренные зубы. — На вас лица нет.
— Вали давай, отсюда — Давид не терпел нищеты. Он презирал людей, так разительно от него отличающихся. Что было бы с Дэном, если бы все пошло по — другому? Может, он бы тоже шлялся по улицам, одетый в отрепья, в точно такой кепке, которая надвинута почти на глаза отвратительного бомжа, с засаленным от миллиона прикосновений, козырьком. Давид усмехнулся. — Хотя, нет. Подожди. Хочешь выпить?
— Кто ж откажется — осклабился мужик, вновь показав крупные, крепкие зубы.
— Пойдем — поманил его Давид, мысленно передернувшись от отвращения и какого — то странного, сверхъестественного страха, вызванного улыбкой странного собутыльника. Мужчина засеменил за ним, чему то тихо про себя посмеиваясь.
— Не, братан, меня сюда не пустят — без тени расстройства, сказал оборванец, подойдя к дверям заведения, принадлежащего Давиду.
— Не ссы, братан — передразнил он мужика, восторженно наблюдающего за халдеем Сергеем Михайловичем, бывшим военным, услужливо распахнувшим перед ними дверь в дорогой ресторан. — Этот, со мной — кивнул он головой, на своего нового знакомого — Нам виски, и какой ни будь закуси.
— Да, господин Горячев. Будет сделано — выдохнул халдей, доставая из кармана небольшую рацию.
— Крут ты, парень — присвистнул мужик, но Давиду, почему — то в его тоне послышалась издевка.
2002 год. Тавда
Они брели по реке, вот уже второй день, почти не разговаривая, подгоняемые собачьим лаем, разносящимся над темными, старыми соснами. Ледяной холод пробирал до костей, но останавливаться было подобно смерти.
— А ты, чухан, не совсем пропащий — похвалил его блатной, тяжело обвалившись на каменистый берег. Редкие передышки, не давали мужчине желаемого отдыха. Лева хрипел, организм отзывался застарелым, не леченым туберкулезом. «Сам бы не сдох» подумал убийца, прекрасно осознавая, что без вора он не уйдет от погони.