— Наконец-то свячение как положено, — не осталась в долгу Миленка. — Бывало, до меня и капельки святой воды не долетало. Ну ладно, минутка сосредоточенности у Гроба Господня, а потом идем целовать крест.
Мы опустились на колени у полистироловой пещеры, окруженной скалами из папье-маше. На возвышении, изображающем скальный уступ, покоилось худое тело, плотно укутанное в хлопчатобумажные пеленки. Одна рука безвольно свисала, страша кровавыми ранами.
— Выглядит как настоящая, — шепнула я Милене.
— Восковая. Сделана по заказу, — объяснила мне она. — Наш ксендз любит сильные эффекты. Завтра на этой скале будет висеть копия савана. Тоже производит большое впечатление, особенно на детишек. Ну что, идем к кресту?
Мы терпеливо выстояли в длиннющей очереди. Перед нами оказалась маленькая худенькая старушка. Мы помогли ей опуститься на колени. Старушка старательно обцеловывала ноги Христа. А когда дошла до бока, с ней приключился приступ влажного кашля. Под конец она чихнула, изрядно обрызгав божественное лицо.
— Вот потому я никогда не касаюсь его губами, — сообщила мне таинственным шепотом Миленка. — Хотя иногда меня подмывает поцеловать Христа в самые губы.
— Видно, ты и впрямь любишь привлекать взгляды.
— Пока я еще не отважилась. Но мысль эта вертится у меня в голове. Психолог предостерегал, что это может стать началом невроза навязчивых состояний. Ладно, моя очередь.
Миленка приблизилась к кресту.
Минуты через две мы сидели на одной из задних скамеек.
— Хочешь еще побыть? Помолиться? — спрашивала Милена. — Может, попытаемся пробиться на исповедь?
— Нет, я исповедалась еще во вторник.
— А я, как всегда, опоздала. Ладно, — махнула она рукой, — схожу после праздников, по крайней мере не придется ждать семь часов.
— Я ждала пять.
— Повезло. Ну, возвращаемся. — Вдруг она схватила меня за руку: — Ты гляди, Филипп. Ну, тот парень из поезда, что договаривался с кондуктором. Вишня, как я выгляжу?
— Как обычно, — пожала я плечами, — только что волосы у тебя сколоты в узел.
— А лицо?
— Ну как ты можешь выглядеть? Я ведь не скажу, что у тебя стерлась помада.
— А вообще? — нервно спросила Милена.
— Вообще — о’кей. Ты же видела, какое лицо было у ксендза.
— Он эстет никакой. Другое дело — ксендз Адам. — Миленка взволнованно огляделась. — Надо подойти к нему?
— Конечно, если он тебе нравится… Он как раз стоит в очереди на исповедь. Если поторопишься, займешь за ним.
— Домой одна пойдешь?
Я кивнула.
— Тогда возьми и мою корзинку.
Я взяла по корзинке в руку и покорно потопала обратно. Довольно долго я бродила вокруг дома Миленки, отдаляя, насколько возможно, встречу с ее родителями Отдаляя никчемушные разговоры. Тягостные паузы.
— Вишенка? А чего ты сидишь одна на скамейке? Поднимайся наверх! — крикнула Миленкина мама, по пояс высунувшись из окна.
Я поднялась.
— А Миленка где? — спросила мама, открывая ветхую дверь.
— Захотела исповедаться, — сообщила я, ставя корзинки на консольку у зеркала.
— Только не сюда! — крикнула мама прямо мне в ухо. — Эту рухлядь сделал Рысек! Я жду не дождусь, когда она развалится!
— Уже недолго. Задняя ножка едва держится, — утешил ее создатель рухляди, облепленный от ступней по буйную шевелюру четвероногими. — Поди ж ты, Млечка на исповеди. Похоже, в первый раз она успеет исповедаться до Светлого понедельника.
— Но это будет не скоро. Она шестидесятая в очереди.
— Которая?! Все, я ей отнесу чего-нибудь перекусить в костел! Она ж помрет с голоду!
— Не надо. Она взяла из корзинки булку и кусок хрена.
— Хрена?!! — крикнула мама так громко, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. — Она совсем не следит за собой! Вот наживет язву, если только уже не нажила!
— Миленка просила ничего ей не приносить, — сказала я. — В крайнем случае, если проголодается, выйдет из очереди. Так она говорила.
— Слышала, Ядвига? Никуда она не денется. Давай лучше займемся Вишней, а то она начнет жалеть, что приехала.
— Точно! Так, может… — Мама на секунду задумалась. — Давай я покажу тебе комнату Милены!
— А та, вчерашняя…
— Я положила вас в спальне! — объяснила она. — А мы спали в большой комнате! Когда приезжает Милена, мы всегда переходим туда, потому что у нее нет кровати! Не помещается она на четырех квадратных метрах!
— А… — только и успела сказать я, потому что мама начала экскурсию по Миленкиной комнате.
— Это вот и есть ее комната, а заодно доказательство, что у Рысека руки не тем концом вставлены!
— Да, — согласился Миленкин папа, ничуть не оскорбленный столь критическим высказыванием о нем, — в кружок «Умелые руки» меня не возьмут.
— Это еще слабо сказано! — заметила мама. — Взгляни, Вишня, на эту деревянную панель!
Я взглянула. Полуметровый участок стены был покрыт неровно отлакированными досками.
— Интересно, кому и зачем нужны сорок семь сантиметров деревянной панели?! — задала мама (надо думать, не первый раз) риторический вопрос.
— Как зачем? Для красоты, разумеется.
— Ах да, я же забыла! — улыбнулась мама и вернулась к роли экскурсовода: — А теперь взгляни на этот письменный стол!
Стол как стол. Таких полно в старых школах, библиотеках и конторах. На столе — высокий коричневый кувшин, а на нем прямоугольный кусок стекла, исполняющий функцию подставки для аквариума.
— Как ты думаешь, что чувствовала бы она, — мама указала на бойцовую рыбку, которая, не ведая об угрожающе зыбком своем положении, расправлялась с кусочком пасхальной ветчины, — узнав, на чем стоит аквариум?
— Я бы от страха, наверно, выпрыгнула на ковер, — чистосердечно призналась я.
— А вы думаете, наш мир устойчивей, чем этот аквариум? — рассмеялся Рысек.
— Не пугай молодежь, им достаточно того, что они слышат о себе по телевизору! — обрезала его мама.
— Вот-вот, — согласилась я. — Все относятся к нам как к саранче.
— Или как к грибку, — добавил папа. — А ведь вы же не виноваты, что двадцать лет назад часто выключали электричество. Люди настрогали детишек, а теперь кричат, что идет демографическая волна и несет угрозу для рынка труда.
— Да что говорить! — вздохнула мама Милены. — Сменим лучше тему, от этой меня начинает трясти!
— Так, может быть, покажем Вишне полки в кухне? — предложил Рысек. — Тоже моя работа.
— Действительно! Смотри и удивляйся!
Я вошла в кухню, где, кроме раковины, газовой плиты и столика для дошколят, имелись только две полки. Если можно так назвать неструганые доски, висящие на пластиковых бельевых веревках, привязанных к кривым гвоздям.
— Они хотя бы на гвоздях висят, а вот полочка в спальне — та на спичках, обернутых ватой! Я все жду, когда она рухнет!
* * *Рухнула. Сегодня ночью, когда все девять насельников (ну, может, кроме бойцовой рыбки) спали крепким каменным сном. Около двух часов спички, удерживающие полку, признали, что не в силах нести дополнительную нагрузку в виде Миленкиного будильника, сломались и упали на пол. А вместе с ними упала полка и все, что на ней находилось, то есть килограммов пять книг в твердом переплете, а также вышеупомянутый будильник, у которого от удара об пол включился звонок.
— В чем дело? Что случилось? — вскрикнула Миленка, инстинктивно прикрывая запястья.
Я не успела сообразить, так как в спальню ворвались Миленкины родители вместе с домашними животными (за исключением бойцовой рыбки).
— Ну наконец-то! — Мама Миленки воздела руки в благодарственном жесте. — Свершилось!
Произошедшее безумно обрадовало и собак, потому что они принялись носиться по комнате, поминутно вскакивали на постель и лизали мне нос. Каждую ноздрю в отдельности.
— Аза очень полюбил тебя, — сообщил мне Миленкин папа. — Не всякому он так тщательно вылизывает нос. Обычно лизнет самый кончик и все. А тебе, ну прямо… Прошу тебя, подставь ему ухо. Он будет счастлив.
— А я вот не знаю, что сделаю, если вы мигом не заберете всю команду из комнаты! — рявкнула Миленка. — Я спать хочу!
— Ну, хорошо, хорошо, — ответил папа, ничуть не смущенный ее рявканьем, — уходим. Аза, оставь ушко. Папочка за это даст тебе вылизать оба своих и вдобавок пальцы на ногах.
Мы остались вдвоем.
— Ну ты и рыкнула на них, — шепнула я.
— У них иммунитет. Двадцать лет тренировок рождают мастера. И эффективно притупляют слух.
— Ты могла бы сказать нормальным голосом.
— Тогда они торчали бы тут до утра. А так можем еще поспать.
Я села на край кровати.
— Знаешь, мне расхотелось.
— Мне тоже, — призналась Миленка. — Может, почитаем?
— А что? Сумку с книгами я оставила в коридоре. Пройти туда через большую комнату у меня не хватает отваги.
— Здесь в шкафчике должны быть кое-какие книжки. Я перетащила их из своей комнаты, потому что не могла заснуть на Щепана[17]. Не думаю, чтобы у мамы возникло желание перенести их отсюда.
— Есть, — обрадовалась я, заглянув в шкафчик.
— Выбирай любую.
Несколько романов Кундеры, немножко тяжеловатых для бессонной ночи. О, попробую вот эту. Рассказы. Супер. Можно остановиться и не думать, что дальше. Прочитаю рассказик-другой, и баиньки. А может, даже и три — шрифт крупный и рисунков много.
* * *Я прочла все. Не могла оторваться. Особенно после того, как на одной из первых страниц наткнулась на фрагмент о собаках и кошках. Странно знакомый. А потом и на следующие. О женщинах, которые липнут к мужчинам, излучающим негативные сигналы. О чаше, которая наполняется в тот момент, когда кончаются тридцать лет. О любви, которую так трудно найти. О шансе быть раненым, которого не следует избегать. О птицах, которые напоминают, что жизнь такая простая. И много, много других.
ПАСХА
— Я нашла половину золотых мыслей Даниэля, — призналась я Миленке, обгрызая ноготь на очередном пальце. Указательном левой руки.
— Вторую половину ты почти целиком найдешь в двух других книжках Кундеры, — сказала она. — Остальное, не больше процента, — собственная продукция.
— А я так беспокоилась, что мои мысли не слишком глубокие, а достаточно было почитать романы Кундеры. И ты все знала.
— К сожалению, — кивнула Миленка.
— А чего ж не сказала?
— Я пыталась. Помнишь? Я говорила, что, по мне, что-то в нем не так. Но увидела выражение твоего лица и…
— Сказала, что Даниэль чересчур идеальный, — вспомнила я.
— Ну да. Я подумала: если он тебе так нравится, не буду я мешать. К тому же какое имеет значение, что парень говорит цитатами из книжек. Все мы повторяем чьи-то мысли, словечки. Тем паче что он хотел тебе понравиться.
— Создавая впечатление? — возмутилась я. — Шпаря заученные куски из трех книг? Обманщик!
— Если говорить об обманщиках, — вступила Миленкина мама, — так Рысек перед свадьбой хвастался, что построит гранитный дворец, купит «Наутилус» и возьмет меня в путешествие к центру Земли!
— Я тогда прочитал романы Жюля Верна, — объяснил папа с обезоруживающей улыбкой и сменил тему: — Когда за стол садимся, а то у меня желудок уже присох к позвоночнику?
— Сразу, как только придет твоя вечно опаздывающая сестра! — Мама Миленки взглянула на часы. — Почти одиннадцать, а ее нет! Как всегда!
— Может быть, начнем, а яйцами будем одаривать друг друга, когда она придет? — предложил папа, нервно поглядывая на ломти копченостей, уложенные красивыми пирамидками.
— Это ее убьет! — возразила мама. — После развода она стала очень чувствительна к любым намекам на осуждение ее действий!
— После развода прошло двенадцать лет, а тетя по-прежнему обращается к Мареку «муж», — сообщила мне Миленка. — К примеру, она звонит к нему на службу и говорит: «Мужа, пожалуйста». Или: «Муж, когда ты меня пригласишь на танцы?»
— Ну да, для Ганки время остановилось во второй половине восьмидесятых, — объяснил папа. — Ну вот, легка на помине. Ядя, откроешь? А то я не хочу будить Гризека. — Он указал на кота, который дремал, обвившись вокруг его шеи прямо как круг колбасы.
— Всегда он найдет повод не вставать с кресла! — проворчала мама, направляясь к входной двери. — Ну, коль скоро все собрались, можем начинать!
СВЕТЛЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК
Разбудил нас крик мамы Миленки, еще более громкий (возможно ли это?), чем обычно:
— Да ты уже совсем в детство впал!!! Вся постель мокрая!!!
— Можно подумать, будто папа вернулся в младенчество и ему необходимы подгузники, — рассмеялась Миленка. — Но мама зря сердится, сегодня сам Бог велел обливать водой…[18] Ты что, отец, с ума сошел — такой холодной обливать! Я опять из-за тебя заболею!
— Бегу за теплой! — Миленкин папа ретировался в коридор, а вместе с ним оба кота и все собаки.
— Я ему дам «теплой»! — Миленка бросилась за ним, обогнала, первой ворвалась в ванную и закрылась там на задвижку. — Мам! Дай мне какую-нибудь емкость!
— Если хотите обливаться, марш на улицу! — крикнула мама, убирая со лба мокрые пряди. — Вишня, ты только посмотри, всю прическу испортил! Я так мучилась, целую ночь на бигудях спала, и вот результат! Сосульки!!!
— А ты мне больше нравишься с прямыми, — сказал Миленкин папа, наполняя ведерко в кухне. — Теперь отлично, градусов сорок, может, сорок три. Миленка, ты выходишь или мне открывать дверь отверткой?
— Попробуй! — рассмеялась она. — Может быть, тебе удастся не сломать задвижку.
— Не пугай маму, — ответил папа. — Ты выходишь или мне идти искать отвертку?
— Я тебе дам отвертку! — загремела мама. — Бери тряпку и вытирай лужу в коридоре! В комнате уже не надо: все впиталось в ковер!
Миленкин папа послушно принялся вытирать воду, но все время поглядывал, когда дочка выйдет из своего убежища.
— Все вытерто! — крикнул он. — Иду гулять с собаками!
Собаки, услышав слово «гулять», с лаем бросились к двери и стали драть ее когтями. Едва державшаяся дверь не вынесла натиска шести сильных лап, ее сорвало с петель, и она рухнула, прищемив хвост Кайтеку, самому медлительному из собачьей компании. Кайтек взвыл, два других пса поддержали его солидарным воем. Испуганная Миленка выглянула из ванной. Рысек с ведерком только и ждал этого. Миленка взвыла чуть ли не громче Кайтека.
— Ты видишь, Вишня, видишь? Это какой-то сумасшедший дом!
СПУСТЯ ДВА ДНЯ
Мы возвращаемся утренним поездом, нагруженные точно верблюдицы.
— Ну как? — Миленка запихивала сумку с банками на верхнюю полку. — Интенсивно было?
В ответ я лишь несколько раз кивнула больной головой.
— Теперь ты понимаешь, почему после возвращения в Краков я ощущаю пугающую пустоту.
Да, понимаю. Последние дни у меня не было ни времени, ни сил думать о фокусах Даниэля, но теперь начинаю.
— Перестань обкусывать заусенцы, — шлепнула меня по руке Миленка. — Не стоит калечить себя из-за иллюзиониста.
— Я думала, что ему сказать.
— А ничего не говори. Просто подари ему книжку и подожди, какая будет реакция.
* * *Так я и сделала. Купила эту книжку и отнесла в комнату, где он сидит. Положила в большом конверте с надписью «От Вишни» ему на стол рядом с компьютером. Заодно отнесла и работу о небольших группах. Интересно, что теперь сделает Зоська? А Даниэль? Будет объясняться? Просить прощения? Умолять дать ему еще шанс?
— А может быть, сменит источник вдохновения, — предположила Виктория. — Перейдет на других авторов.
— Или увеличит процент так называемой собственной продукции, — хихикнул Травка.
— Что, уже все знают о моем конфузе?
— Я узнала сегодня, — сказала Мария. — От Томека. Анджей и Олек тоже.
— А Ирек?