Ева критично посмотрела на свои босые ноги. Она и думать забыла, что выбежала из палаты босиком.
Она не заметила, как дошла по коридору к своей палате, отчаянно тыкая в бесполезный телефон, пытаясь дозвониться до Дэна. Но она знала, что ещё может сделать. Она улеглась на кровать, пытаясь снова представить его лицо. Но чувство, что сейчас сюда кто-нибудь войдет, мешало ей сосредоточиться. У нее так ничего и не получилось. Она не знала сколько прошло времени, но не могла больше здесь лежать одна. Она решительно села, нащупала ногами тапки, и снова пошла к кабинету главврача.
- Я, - начала было она, заглядывая в кабинет.
- Пока ничего, - без лишних вопросов сразу ответила главврач, меряя шагами небольшой кабинет.
Ева бочком протиснулась и без приглашения села.
- Говорила я этой Петровой! Ехала бы сразу в роддом! Так нет же! У нее девки! У нее муж! У нее хозяйство!
Телефон зазвонил так пронзительно, что Ева вздрогнула.
- Бартеньева! - громко, но спокойно сказала она в трубку.
Ева вытянулась, прислушиваясь, но слышала только басистое "бу-бу-бу".
- Хорошо. Все поняла. Спасибо, Николай Василич! - она положила трубку и, выдохнув, упала в свое кресло.
- Все хорошо, Ева, - обратилась она к девушке, - Они в какой-то паре километров от Дубровки были. С лесовозом встречным разъехаться пытались и по снегу с дороги и сползли. Петрова, правда, родила-таки в машине. Но все обошлось! И она и пацан чувствуют себя хорошо.
Екатерина торопливо смахнула слезу и продолжила:
- Дубровские к ним свою скорую послали, роженицу забрать, но в итоге этой же скорой их и вытянули. Петрова с дитем пока там останутся, а Дэн с водителем уже едут назад.
- А что за вояки? - спросила Ева единственное чего не поняла.
- А! Эти! - махнула Екатерина, - Они и не понадобились! Воинская часть у них там стоит в Дубровке. У вояк там техники разной полно. Помогают! То из кювета кого вытянут, особенно зимой, то из грязи летом. Один раз снега столько намело зимой, что только их техникой дорогу и смогли расчистить.
В дверь постучали, но не вошли.
- Входите! - крикнула Екатерина.
В кабинет нерешительно протиснулся мужчина средних лет с несчастным лицом, теребя в руках видавшую виды шапку.
- Поздравляю, Володя, сын у тебя! - Екатерина вышла из-за стола и обняла заплакавшего мужчину.
- Ну, ну, ладно, - похлопала его по спине главврач, - все обошлось! Все живы, здоровы, чувствуют себя хорошо! Они, конечно, несколько дней в роддоме побудут, так что держи себя в руках! - она отстранила его от себя обеими руками, заглянула в заплаканное лицо, погрозила пальцем, - Не пить!
- Так я ж завязал, - испуганно возразил Володя, вытирая ладонью глаза, - давно еще. Как с Любкой начали жить, так и завязал.
- Я знаю, знаю, - все еще заглядывая ему в лицо говорила Екатерина, - я для профилактики предупреждаю. А то на радостях-то! Давай, без глупостей!
И одновременно у Петрова в кармане и у Екатерины на столе зазвонили сотовые.
- Люба? - спросил в трубку Петров, - Любочка!
Он кивком извинился перед Евой и вышел за дверь. И Ева слышала, как радостно зазвучал его голос из-за закрывшейся двери.
- Юра, я уже тебя уволить собралась как вернешься, - не меньше чем Петров жене обрадовалась Екатерина звонку водителя, - Что значит, вы домой едите? Ты вообще почему за рулем по телефону говоришь? Передай-ка трубочку Дэну. Дэн! Да, я все знаю, Коля мне все что нужно сказал. Давай приедешь и все мне уже на месте в подробностях расскажешь. Я знаю, что связи не было. Мне Ева сказала, что вы с дороги ушли. Что? Дэн, я тебя очень плохо слышу! Давай до встречи!
И она отключилась. И с недоумением посмотрела на Еву.
- Что-то я ничего не поняла. Он сказал, что телефон свой здесь оставил, он разряжен. А Юре телефон только в Дубровке от сына передали.
- У него сын в Дубровке живет? - спросила Ева, почти краснея.
- Да, там какой-то типа кадетский корпус организовали. Пацаны с окрестных деревень там и живут, и учатся сразу.
- А наших Сосновских много?
- Наших? - Екатерина улыбнулась, - Все забываю, что ты почти местная. Да, есть! Вот Юрин сын, да друг его закадычный. С детства считай Юрка их двоих и растит. У того то мать пьющая, а отца сроду и не было. Да Гавриловы, - считала Екатерина в уме, - в общем, есть! Человек шесть или семь, наверно.
- И все одного возраста? - не унималась Ева, заговаривая как могла главврачу зубы.
- Почему одного? - удивилась Екатерина, - все разного. Там с пятого класса, после начальной школы берут и до выпускного. Вот Юрка-то и просился сильно на скорую, чтобы сына почаще видеть. Ладно, пошла-ка я за обедом! - закончила она разговор, - А то дело к вечеру, а я с этой Петровой так и не пообедала.
Ева только сейчас догадалась посмотреть на часы. Строгие прямоугольные черные стрелки на стене кабинета показывали на висящие в воздухе цифры четыре и десять.
- Уже почти четыре? - удивилась Ева.
- Да, дорогая! А ты сама-то обедала? - догадалась главврач.
- Нет, я что-то весь день сегодня спала, - созналась она.
- Не удивительно! Тебе ж вчера лошадиную дозу снотворного поставили, - как ни в чём ни бывало сообщила главврач.
- А зачем? - удивилась Ева.
- Ошиблась медсестра у нас. Капельницы перепутала. Но это она нечаянно. Я её, конечно, поругала для порядка, но её можно понять. У тебя фамилия Мещерская, а у соседа твоего Мещёрской. Она и не обратила внимание, пока Дэн не прибежал узнавать, что в капельнице.
- А Мещерскому, значит, мои антибиотики достались? - уточнила Ева.
- Да, и, слава богу, конечно, что никто из вас не пострадал. Отделались лёгким испугом, можно сказать.
- Как же бедный дядька спал без снотворного? - заинтересовалась судьбой однофамильца девушка.
- Скорее уж дед, чем дядька, - уточнила Екатерина, - Да ты не переживай! Мы и тебе антибиотики укололи и деду новую капельницу зарядили. Спали вы оба как младенцы!
В животе у Евы противно и очень громко заурчало.
- Ну пошли, покормлю тебя! А то и сама не ешь и меня ещё голодом моришь, - улыбнулась Екатерина Петровна.
И они вышли из кабинета и пошли в сторону кухни. В этом коридоре сквозило, словно кто-то забыл закрыть дверь, Ева поёжилась и засунула руки в карманы по самые локти. На самом дне одного из карманов лежала давно забытая конфетка. Вредно, конечно, сладкое перед едой, но может хоть желудок перестанет выводить эти трели и позорить её на людях. Она остановилась, достала её, измученную и частично раскрошенную, и засунула в рот самый большой из оставшихся целыми кусочков.
- Кстати, Ева, - обернулась к отставшей по дороге Еве главврач, - не хотела начинать этот разговор без Дэна, но раз уж вспомнила. Мне же тебя уже выписывать пора из стационара.
Уже подошедшая к ней Ева от неожиданности снова остановилась. Многое, видимо, было написано на её лице, потому что главврач сочувственно сказала:
- Да ты сильно то так не переживай, ещё несколько дней у тебя в запасе есть. Что-нибудь с одеждой тебе придумаем.
- С одеждой? - рассеянно спросила Ева, потому что она совершенно забыла, что её одежда была испорчена, - А сапоги?
- Сапоги вроде живы, но вряд ли ты в них доедешь, - покачала головой женщина, - Там минус двадцать на улице.
- Лизавета Петровна, здравствуйте! - обратилась главврач к повару. И невольно повернувшись в ту сторону, Ева увидела знакомое хоть и сильно уже потрёпанное жизнью лицо. И мгновенно вспомнила и про Гришку, и про сметану, и про то, что тётя Зина умерла. Она смотрела на её загрубевшие от работы руки, накладывавшие им в тарелки обед, и в Евиной голове со страшной скоростью словно отматывалась назад плёнка. Нет, не в то время, когда Елизавета была молодой и румяной, с роскошной гривой крашенных хной и неизменно накрученных волос. Хотя это Ева тоже вспомнила. Плёнка бешено отмоталась до смерти тёти Зины. И только это было реальным. Все остальное, все эти события, люди и даже эта тарелка с борщом вдруг стали для Евы какой-то небылицей, мороком. Она даже потрясла головой, чтобы снять наваждение.
Екатерина о чём-то поговорила с поварихой, вручила Еве поднос и подтолкнула к выходу. Ева машинально переставляла ноги и даже пришла в свою палату. Она поставила поднос на тумбочку и осмотрелась по сторонам. Она словно в первый раз увидела на себе казённый больничный халат и чужие тапочки. И вдруг почувствовала запах. Едкую смесь лекарств, хлорки и, кажется, мочи. Она раньше его не замечала, но была уверена, что он всегда здесь был. Она села на кровать. Пластиковый стеклопакет и старый деревянный подоконник. В тёть Зининой комнате было такое же нелепое окно. И ей нестерпимо захотелось домой.
Она помнила Дэна. Где-то в середине груди тоскливо заныло. Он сказал, что он что-то типа инопланетянина, а она - биологический урод, потому что и не человек и не гуманоид. Внезапно проснувшийся мозг выдавал едкие и циничные комментарии. "Я, наверно, сошла с ума или была под действием каких-то препаратов", - с ужасом пыталась заново переварить пережитое Ева. "Это же бред! Как он сказал? Али-кто? Алисанги? И я поверила? Я даже якобы была в своём детстве. Господи, что они мне здесь кололи? Может это на самом деле психушка?" Она потрогала перебинтованное плечо. С пристрастием потрогала. Поморщилась от боли. "Может мне там какой катетер подшили и галлюциногены впрыскивают?" Она отодрала лейкопластырь. Шрам. Уродливый свежий ещё шрам, замазанный сверху, наверно, йодом. Ева никогда не смотрела, когда ей делали перевязки.
Словно только что прозрев, озираясь по сторонам, Ева вышла из своей палаты. Дверь в соседнюю была приоткрыта. Она толкнула её, готовясь услышать скрип. Но дверь открылась совершенно бесшумно и распахнувшись, аккуратно остановилась у самой стены. Эта палата была меньше. Её была угловой, поэтому окно было справа от кровати, которая стояла по центру комнаты изголовьем к глухой стене. В этой палате кровать стояла изголовьем к стене с окном. И на кровати лежал сухонький старичок и внимательно разглядывал Еву неожиданно ясным и любопытным взглядом.
- Ну, проходи, Ева Мещерская, - сказал он тихо, но внятно и показал сухонькой рукой на табурет.
- Спасибо, - сказала Ева, - я слышала мы с Вами однофамильцы, - ничуть не удивилась она осведомлённости дедули.
Он хитро улыбнулся.
- Можно и, так сказать. Иван Матвеевич меня зовут.
- Очень приятно! Ева.
- Тебя, значит, расстреляли в упор? - уточнил дед, ничуть не заботясь об эффекте, произведённым его формулировкой произошедшего.
- Можно и так сказать, - повторила за дедом Ева, ужаснувшись своей судьбе, - А вы здесь по какому поводу?
- Я тут по поводу старости, - улыбнулся дед, а потом добавил, - Каждому своё.
- Что? – переспросила Ева, но дед не ответил. Какие-то странные ощущения на секунду сбили Еву с толку. Словно кто-то выключил и снова включил свет, только не в палате, а в Евиной голове. Голова раскалывалась.
- А снотворное Вам зачем? - решив тоже с дедом особо не церемониться, снова задала вопрос Ева, словно возвращаясь из далёкого путешествия к конечной точке их разговора.
- Сплю плохо, - просто ответил дед.
- Не знаю, что они Вам колют, но от этого снотворного ужасно болит голова, - и она убедительно потёрла лоб.
- Хорошо, что сказала. Я уж думал, что придираюсь.
- А давно вы здесь? - спросила снова Ева.
- Да дней уж несколько.
- Ну, вы до того, как в меня стреляли здесь или после?
- После, милая, после. Я ж хотел с Зинкой прийти проститься, а вот не смог. Если бы твой доктор не пришёл, так и замёрз бы.
- Где замёрз? - она настолько была поражена услышанным, что на "твой доктор" даже внимания не обратила.
- В своём дому. Где ж ещё? Живу я один. Бобылём. Всю жизнь считай. А тут ноги то и отказали. Встать не могу. Печка не топлена. А морозы какие начались!
Ева невольно опустила глаза, чтобы не так были заметны навернувшиеся слезы. Но дед заметил.
- Не плачь! Замерзать не страшно!
Она посмотрела в его проницательные и какие-то совсем не старческие глаза.
- Я бы просто уснул и всё. Весной бы откопали, - и он хитро прищурился, глядя как она испуганно уставилась на него.
- Неужели даже соседи вас не навещают?
- Навещают, как не навещают! Соседи у меня хорошие! Только уехали они к дочке. А больше я никому и не нужен.
Он говорил таким спокойным жизнеутверждающим тоном такие страшные вещи, что Еву совершенно это сбивало с толку.
- А ведь ты могла быть моей внучкой, - опять как-то обыденно и спокойно сказал дед.
- Я как-то так и подумала, что наверно, мы не просто однофамильцы, - тоже не стала делать вид, что удивилась Ева, - Я знаю, что мама очень рано замуж вышла и оставила фамилию мужа. Мне очень жаль, что ваш сын умер.
- О, мне тоже! - опять ровно ответил дедуля, правда, на этот раз видно было, что ему было нелегко это вспоминать, - Правда, он никогда не был мне сыном.
Ева удивилась.
- Да, милая, я его приютил, дал ему свою фамилию, но кто этот малец и откуда, мы так и не узнали. А теперь какая уже разница! Столько лет прошло!
- А как он погиб? - Ева спросила, хотя помнила.
- Да разбился он на мотоцикле, разве ж ты не знаешь? - удивился дед.
- Знаю, но вдруг у вас какая другая версия есть? - призналась Ева.
- Да какие там версии! Пол деревни видело, как он на дерево это налетел, - и глаза деда неожиданно затуманились.
Ева помнила с детства эту жуткую историю про то, что на нем не было ни одной царапины. Если бы не единственная ветка, которая пробила висок. Бабушка все говорила: "Слава богу, что Светка с ним не поехала!" И Ева действительно этому была рада, потому что сильно переживала за маму, а потому судьбу её погибшего мужа не сильно принимала к сердцу по малолетству. Но сейчас, глядя во влажные глаза его отца вся глубина этой трагедии предстала перед ней совсем в другом виде. Никто не любил рассказывать об этом браке. Ни бабушка, ни сама мама, ни Евин дед, из которого лишнего слова клещами было не вытянуть. Да Ева и не хотела знать. Её больше интересовал её настоящий отец, которого тоже не было. Но ведь это была трагедия, которая касалась не только её семью. Ева посмотрела на деда, он словно застыл, глядя куда-то в стену. Но почувствовав её взгляд, встрепенулся.
- Любовь у них была. Не знаю, как бы все сложилось, если бы не та авария. Может разбежались бы, а может и жили бы. Как знать! Но то, что любили они друг друга, то бесспорно, - дед посмотрел на Еву, прищурившись.
Ева промолчала. Ей стало как-то неудобно, что она никогда не знала, что у человека, которому она обязана своей фамилией и даже отчеством, есть отец. Наверно, неправильно это.
- Почему Вы не никогда не общались с моим дедом и бабушкой? Я даже не знала, - она замолчала на полуслове, не зная, как продолжить.
- Это старая история. Мы с твоим дедом как-то смолоду характерами не сошлись. А потом они против этих отношений были. А я договорился и Серёгу с матерью твоей официально расписали. Тогда они меня и вовсе за врага народа сочли. А потом Сергей погиб. И всей истории конец.
- А мама? - просила Ева.
- Да она то ещё девчонкой совсем была. Оба они ещё детьми, считай, были. Она ходила ко мне какое-то время. Но нам вдвоём с ней только хуже было. Она, наверно, хотела все забыть. А я наоборот, забыть боялся. И не хотел. И не мог. Ей было со мной в стократ тяжелее это пережить, чем одной. И она вскоре уехала в город. На совсем. А я остался. Один.
И дед снова сказал это без горечи, без укора. Ева посмотрела на него пристально. Может это какое-то заболевание, когда эмоции настолько притупляются, что становится всё равно. А может, дед стар и мудр, потому так спокойно ко всему относиться.
- Вы так равнодушно обо всем этом рассказываете, - не выдержала Ева.
- Это не равнодушие, как ты изволила сказать, - хитро улыбнулся он, - Это большой опыт и отличная подготовка.
- Подготовка? Как у спецагента что ли? - пошутила Ева.
Но посмотрев на деда, лицо которого ничего не выражало, поняла, что шутить об этом не стоит.