— Но совсем на разных должностях. И ты, судя по всему, не только по кадрам специалист, да? — настырно продолжила я.
— Не только, — он кивнул, а потом взял кусочек ветчины и, положив его в рот, стал уж очень тщательно его пережёвывать.
«Нет, ну ты посмотри! Всё клещами приходится вытягивать. Но зря он думает, что я отступлю!» — меня уже начала злить скрытность Клима.
— А в какой области ты ещё специалист? — немного вызывающе спросила я.
— Во многих. Скажем так, я своего рода кризис-менеджер. Беру на себя работу, которая требует специфических знаний по поддержанию на плаву тех, кто очень важен для моих боссов. Анализирую их возможности, всячески помогаю развивать их и заставляю стремиться к большему, — он произнёс это как будто с отвращением и холодно, давая понять, что я задаю лишние вопросы.
— У нашего банка что, проблемы? — озабоченно поинтересовалась я. — Вроде ведь, наоборот. Сейчас число клиентов увеличилось. Или что, наши инвесторы недовольны положением дел? Но сейчас глупо требовать большего!
— А я и не требую. Могу даже сказать, что в этот раз положение дел меня более чем устраивает, — он подмигнул мне.
— Хм, тогда получается, что ты скоро уедешь? — предположила я и ощутила, как сжалось сердце, потому что пока Клима отпускать не хотелось. Он не успел мне надоесть, и с ним было интересно и даже спокойно.
— Нет, уезжать я точно пока не собираюсь, — мягко заверил он. — И ещё поработаю здесь некоторое время… А что, ты бы не хотела меня пока отпускать? — он ласково улыбнулся и, обняв меня за талию, поцеловал в шею.
— Пока не хотела бы, — откровенно ответила я. — Ты мне интересен. Правда, бесит, что уж слишком скрытный. Это всё портит. Если так и дальше пойдёт, мне проще разорвать с тобой договорённости и забыть всё, чем мучиться от любопытства.
— И опять ты проявляешь свою категоричность. Я думал, что этот период мы уже прошли, — пробормотал Клим, а потом отошёл и сев за стол, деловито спросил: — Хорошо. Спрашивай, что хочешь знать. И надеюсь, после этого я по-прежнему буду тебе интересен.
— Ты мне интересен в другом плане, а вопросы — это желание узнать тебя чуть ближе, — миролюбиво произнесла я, чувствуя, что Клим злится и чтобы задобрить его больше, поставила все тарелки на стол, а потом села к нему на колени и осторожно поцеловала в губы, стараясь не растревожить свою ссадину.
— Тая, поверь, ты уже знаешь намного больше, чем все те, с кем я общался последние семь лет. Но если ты так ставишь вопрос и грозишь разорвать наши договорённости, я готов ответить, хотя это очень похоже на шантаж, а я такое не переношу и бешусь не меньше, чем ты от моего молчания, — сухо отозвался он, даже не сделав попытки обнять меня. — Я же не лезу с вопросами о твоей жизни.
— В моей жизни нет ничего интересного. Родилась, училась, женилась, развелась, работаю. Одиночка. Родители умерли. Люблю читать. Семью и детей иметь не хочу. Хорошо готовлю. Люблю порядок. И оказалось, секс с одним представителем испанской национальности. Вот и всё обо мне. И ты это уже знаешь, — не менее сухо перечислила я, показывая, что тоже могу злиться и моё задабривание имеет границы.
— Ладно, — уже мягче заговорил он. — Тоже родился и учился. Школа и университет, если интересует подробнее. Не женился никогда, а соответственно и не разводился. Тоже работаю. Как сказал ранее — кризис-менеджер в одной организации, которая имеет филиалы по всему миру. Тоже одиночка, как и ты. Тоже люблю порядок. Как у тебя — родители умерли. Готовлю плохо. Семьёй и детьми тоже не горю желанием пока обзаводиться, хотя есть вероятность, что однажды, при хорошо складывающихся обстоятельствах, могу поменять свои взгляды в этом вопросе. Но пока однозначно обстоятельства не подходящие. Любимые занятия на досуге — спорт. Ну и, конечно же, тоже оказалось, что очень люблю секс с девушкой по имени Тая… Что ещё? — он задумался. — А, в общем-то, и всё. Я живу своей работой и занимаюсь ей буквально круглосуточно. Поэтому ничего особо интересного в моей жизни нет. Я даже собственного дома или квартиры не имею, потому что переезжаю с места на место. Сегодня вот в вашем городе, а через три-четыре месяца могу оказаться в Киеве или Бишкеке, или в Хабаровске, или вообще, Вене или Риме.
— Да? У тебя настолько широкий диапазон мест, где ты работаешь? — я удивилась.
— Да. Я же говорил — мать обучила меня пяти языкам, поэтому я могу работать не только на постсоветском пространстве, а специалист широкого профиля.
— Только вот я до сих пор не поняла, в чём же конкретно состоит твоя работа. Общие фразы ни о чём не говорят.
— Тая, не общими фразами я не могу говорить. Я имею доступ к коммерческим тайнам, которые не имею права разглашать, — Клим нахмурился, а затем серьёзно добавил: — И знаешь, есть охочие узнать то, чем конкретно я занимаюсь. Ты случайно не из таких вот, занимающихся коммерческим шпионажем?
— Я? — не выдержав, я рассмеялась, а потом весело добавила: — О, да! Я Мата Хари коммерческого шпионажа! Заранее зная, что ты приедешь в наш город и банк, я приехала сюда и устроилась на работу. Перед этим, конечно же, состряпав легенду, что всю жизнь жила здесь. И Вадим, не бывший муж мне, а связной с моим центром. Ну а Марина, значит, наша радистка Кэт. И, конечно же, я умело завлекла тебя в свои сети, чтобы выведать нужную информацию! Так что я коварная шпиёнка! — закончила я, специально коверкая последнее слово и Клим, наконец, тоже улыбнулся.
— Ага, и на вашем языке это называется «медовая ловушка». В которую я попал и которая очень мне нравится, — бесшабашно поддакнул он, а потом состроил испуганную гримасу и спросил: — А пытать меня будут? И если да, то как? В постели?
— Ты хочешь, чтобы я тебя пытала? — властно спросила я, но тут же прыснула от смеха, не в силах разыгрывать из себя стервозную дамочку.
— Вообще-то не против, и даже сам могу подсказать пару методов особо изощрённой для меня пытки, о которой, кстати, ты сегодня кричала на весь подъезд, говоря, что это уже было, — он улыбнулся и осторожно поцеловал меня в губы. — Но пока не буду об этом, потому что у тебя губа разбита. А вот сам с удовольствием попытаю тебя. Только давай всё же перекусим, — предложил он и, взяв кусочек ветчины, поднёс к моему рту.
— Давай, — согласилась я и принялась жевать её, а про себя подумала: «Ну, если резюмировать всё, в принципе, я пока достаточно узнала о Климе. И пока не стоит наседать на него с другими расспросами… А вообще, тяжёлая у него жизнь. Я бы не смогла так, постоянно переезжая. Мне нужно иметь своё место, где я могу от всех спрятаться… Но с другой стороны, наверное это занимательно вот так путешествовать и жить в разных странах… Ладно, это его личное дело, как жить», — в конце концов сказала я себе и решила сегодня на эту тему больше не думать.
Однако всё же вернулась к ней, когда из кухни мы направились в спальню и прошли мимо комнаты с капсулой.
— Слушай, получается, что ты эту капсулу постоянно за собой таскаешь? Не слишком ли громоздко для постоянных переездов? — посетовала я.
— Таскаю. А что делать. Без неё тяжело работать, — ответил Клим. — Мне нужно и расслабляться, а в капсуле за минимум времени я набираюсь максимум сил, которые требуются для работы. Так что, можно сказать, капсула один из инструментов, помогающий мне работать на полную силу.
— Ясно, — вымолвила я и поняла, что сейчас удобный момент, чтобы задавать вопросы, которые волновали даже больше, чем сама персона Клима. — Слушай, когда я вчера побывала в этой камере и сказала, что эээ… видела там что-то, ты не особо удивился, — осторожно произнесла я. — Значит, ты тоже что-то видел?
— Хорошо, что ты заговорила на эту тему, — серьёзно произнёс он и, заведя меня в спальню, подтолкнул к кровати, а когда я улеглась, опустился рядом и, обняв, продолжил: — Я и сам хотел поговорить с тобой…
— Значит, видел, — начала я, но он тут же перебил:
— Нет, я ничего не видел. Но слышал кое-что об этом. Есть люди, которые видят в этих капсулах необычные вещи, — сказал он и на секунду задумался, а после продолжил: — Вообще, это называется камера сенсорной…
— Депривации. Или второе название флоатинг-капсула, — продолжила я. — Была разработана американским врачом Джоном Лилли и впервые использована 1954 году. Лилли желал опровергнуть гипотезу нейрофизиологов того времени, что если убрать все источники внешних раздражителей и стимулов для работы мозга, то он засыпает. Именно для этого он и разработал камеру, где отсутствует свет и звук, и тело как бы парит в невесомости. И как показала практика, мозг не засыпает. А непродолжительное нахождение в этой камере даёт возможность расслабиться и отдохнуть. Поэтому в семидесятых годах другими учёными была разработана терапевтическая методика применения этих камер, и они начали получать повсеместное распространение. Насколько я помню, даже некоторые олимпийские чемпионы признавали, что использовали её. Да и другие не менее известные люди. Это я всё уже прочитала, так что давай без экскурсов такого типа и информации, которую я могу найти и сама в интернете, — невозмутимо попросила я. — Расскажи лучше то, чего я не могу найти в общем доступе. Например, было пару статеек на счёт того, что при проведении некоторых экспериментов, люди и странные вещи видели, и даже существует вероятность, что там можно сойти с ума. Некоторые подопытные видели необычные или страшные вещи, но в тех статьях не писалось, как их квалифицировали — как галлюцинации, или как что-то паранормальное. И на фоне моих видений, а так же прочитанного в интернете, меня теперь очень интересует то, что можешь знать ты. Схожу ли я с ума или нет? Имеется ли кто-то среди твоих знакомых с такими же камерами и видевшие непонятные картины внутри? И каково их состояние здоровья на данный момент? Они в добром здравии или уже спят в памперсах, а слюни им подтирает сиделка и кормит их с ложечки?
— Хм, а ты, Тая, молодец, — задумчиво произнёс Клим, выслушав меня. — Хорошо, что ты сама собрала информацию… И раз база уже есть, дополню её другими сведениями. Да, среди моих знакомых были те, у кого случались необычные видения в камере. И могу заверить, что на данный момент опять же, среди моих знакомых, нет тех, кто ходит под себя, пускает слюни и не может самостоятельно есть. Теперь по самим видениям. Насколько я знаю, по сведениям, которые циркулируют в среде знающих людей, камеры действуют не на всех одинаково. Люди, у которых есть задатки к сверхъестественным способностям, проявляют их в камерах. И есть вероятность, что они видят или слышат будущее. Говорят, что если сосредоточиться и представлять того, о ком хочешь что-нибудь узнать, то можно увидеть или услышать информацию. Один из моих знакомых даже заверяет, что таким образом узнаёт котировки акций на фондовых рынках и поэтому всегда знает, во что вкладывать деньги, чтобы получить быструю прибыль.
— Ничего себе! Ты серьёзно? — недоверчиво спросила я.
— Серьёзно, — Клим кивнул. — И если ты что-то видела, выходит — и у тебя есть способности и возможно в твоём роду были какие-то люди с необычными способностями.
— Нууу, вообще-то были, — нехотя протянула я, и когда Клим заинтересованно посмотрел на меня, добавила: — Моя бабушка в детстве рассказывала, что была в нашем роду женщина, которой приписывали необычные способности. Её ведьмой называли. Она типа могла или видеть будущее, или как-то узнавать его… Если быть точным, это вроде была бабушка моей прабабушки, но моя бабушка говорила, что она не сильно хвасталась этими способностями и не передавала знания, которыми владела, хотя и её дочь и внучка пытались перенять способности и просили научить их. Но она отказалась. А ещё моя бабушка рассказывала, что её мать… ну, внучка той ведьмы, всегда говорила, что мы прокляты даром той нашей семейной ведьмы. Типа, наша эмоциональная холодность и безразличие к окружающему, это наше проклятие. У меня ведь и бабушка нашего деда с трудом переносила, и мать на отца мало обращала внимания, что злило его. И получается, что я такая же, — я вздохнула, впервые в жизни осознав, что бабушка-то была права, когда рассказывала мне всё это в детстве.
«Ведь я недолго продержалась в замужестве и предпочла одиночество. Да и не скажу, что бабушка уж очень любила маму, а та в свою очередь меня. Но я-то и сама не жаждала любви и предпочитала, чтобы меня меньше трогали. И мама всегда старалась уединиться, не приветствуя знаков внимания со стороны отца. А уж бабуля вообще была молчуньей. Я на пальцах могу пересчитать наши разговоры, и рассказ про семейную ведьму, наверное, потому так запомнился, что мы редко говорили… Так может действительно, мы прокляты?» — я нахмурилась. «И тогда значит, эти все способности не ерунда? Ведь будь они ерундой, тогда и проклятий нет. А у нас в семье явно прослеживается закономерность того, что все женщины были эмоциональными ледышками, не способными на долгосрочное проявление чувств и привязанность к близким и родным».
— Тая, ты чего нахмурилась и замолчала? — Клим приподнялся на локте и внимательно посмотрел на меня.
— Я тут кое-что поняла, на что раньше совсем не обращала внимания и не задумывалась, — с долей удивления пробормотала я. — Получается, мы по женской линии или действительно прокляты, или какие-то генетические уроды, у которых отсутствует ген глубокой душевной привязанности. Все женщины по материнской линии, которых я помню, жили или одни, или мужей терпели. Да и среди нас самих не было глубоких доверительных отношений. Я ведь даже не страдала, когда мама умерла, а смерть отца перенесла ещё легче. И когда бабушка умерла, мама не обливалась слезами… Боже, что мы за люди?.. Я думала, что я одна такая самостоятельная в семье, не желающая жить с мужчиной, а теперь вот вдруг поняла, что все женщины у нас были такими… Или подожди… Может как раз потому, что мать и бабушка не проявляли чувств, и я выросла такой холодной? Это типа последствия воспитания?
— Ты занялась самокопанием, — констатировал Клим. — И думаю, не стоит этого делать. Чтобы ни было причиной вашего поведения, уже, наверное, поздно исправлять. Впрочем, если тебя не устраивает собственный характер и взгляды на жизнь, может попробовать что-нибудь изменить в себе.
— Хм, а меня всё устраивает, — подумав, ответила я.
— Тогда это замечательно, — он улыбнулся и продолжил: — Так говоришь, это ваша семейная черта по женской линии… Интересно… И вероятно, что в тебе проявились сверхспособности твоей… прапрапрабабушки… Вроде так. Или ещё одно «пра» нужно вставить?
— Не нужно, — ответила я и теперь уже задумалась о способностях.
«Ну, если так, и я действительно не схожу с ума, и Клим говорит, что у него есть знакомые, которые пользуются камерой с выгодой, то значит, можно ещё раз побывать в этой камере?.. Может, второй раз я больше увижу или что-то пойму… Всё, решено! Обязательно попробую ещё раз», — решила я и улыбнулась.
— Вижу, ты что-то позитивное уже себе надумала, раз улыбаешься, — вкрадчиво сказал Клим.
— Что хочу ещё раз побывать в этой камере, — ответила я. — Интересно, что я там увижу во второй раз.
— Обязательно побываешь, — заверил Клим. — Но давай позже. В другой раз. Сейчас я хочу от тебя совсем другого, — и сев, обвёл меня взглядом, а потом раздвинул мне ноги и сев уже между ними, улыбнулся: — Попытаю свою шпионочку, — после чего наклонился и стал осыпать меня поцелуями, медленно спускаясь всё ниже.
Глава 10
Лежа на животе и глядя на Клима, я болтала ногами в воздухе и наслаждалась истомой, разлившейся по телу.
— Ты уже вторую сигарету подряд куришь, — заметила я.
— Это за сейчас и после ванны, когда мне не хотелось тебя отпускать и вставать, — ответил он, глубоко затянувшись и выпустив клуб дыма. — Понимаю, что тебе не нравится. Но давай считать это моей маленькой слабостью, как и твоё любопытство, которое тоже мне не нравится, но я не возмущаюсь.
— Ну, как знаешь. Твоё здоровье, тебе за него и волноваться, — фыркнула я и, перекатившись на спину, потянулась.
— А ты, значит, волнуешься за своё здоровье? — спросил он и опять затянувшись, откинулся на спинку кресла.