— Айрин! — дрожащими губами выговорила Мевил, оглядев меня с головы до пят. Почему-то она совсем ничего не сказала про мой потрепанный внешний вид, хотя я знала — он произвел на нее должное впечатление.
Повисла неловкая пауза. Настоятельница напряженно размышляла, как лучше узнать о произошедшем со мной, а я рассматривала ее каким-то новым и цепким взглядом, будто никогда прежде не видела. Сапфировая диадема посеяла холод в моих мыслях, и я уже не знала, кто говорил моими устами — я или дар мертвой королевы.
Вот она, Мевил, какой я давно ее знала: каштановые волосы, которые настоятельница красит с помощью высушенных листьев верянской лавсонии, желая скрыть рано появившуюся седину. Чуть раскосые зеленые глаза, смотрящие будто бы в душу. Легкая горбинка на носу, о происхождении которой прежде могла только догадываться.
Теперь я видела ее всю, читала, как раскрытую книгу, строчку за строчкой. Ее мысли кружили вокруг меня, требуя им внять. Я слушала их и слышала.
— Айрин, я знаю, как нелегко принять то, что с тобой произошло. Мы все пленники капризов судьбы. Если ты боишься, что будущий муж будет плохим человеком, то…
— Я не боюсь, — прервала ее монолог и села в кресло. — Но прежде всего я должна встретиться с отцом.
— Ты знаешь, что это невозможно.
— Нет ничего невозможного, Мев, — вырвалось у меня. Это короткое имя, услышанное в ее мыслях, подходило протеже Грасаля гораздо лучше, чем полное, которым она пользовалась в монастыре. Мне хотелось узнать больше о ее прошлом, но пока она сама не вспомнит о нем, приходилось довольствоваться лишь крупицами информации.
Настоятельница вздрогнула и отрезала:
— Не смей меня так называть.
Я пожала плечами, всеми силами изображая равнодушие. На самом деле испугалась. Достаточно дернуть за ниточку, как рухнет вся стена чужой уверенности в себе. Вот и я коснулась того, чего мне знать не следовало, не подумав, что всего лишь одно слово сможет пробить броню хладнокровия Мевил.
Воспоминания настоятельницы закружились вокруг меня снежным вихрем. Я видела ее детство, проведенное на севере царства Льен, семью, дом, а затем… голод, разруху и войну. Сквозь глаза Мев открывались картины ее прошлого. Некоторые из них вызвали нервную дрожь по всему телу, но я чувствовала, что самое жуткое еще впереди.
— Айрин, с тобой все хорошо?
Я совсем не ощущала себя в порядке — чужие мысли били по вискам молотками. Мевил обеспокоенно на меня уставилась, будто не зная, что следует сказать. Ее взор остановился на диадеме, венчающей мою голову. В отличие от Луизы она точно знала, что никаких драгоценностей отец мне не дарил.
— Откуда это у тебя?
Я попыталась ответить, но не смогла — язык онемел и не поворачивался. Во рту появился резкий вяжущий вкус, будто я откусила кусок еще не созревшей хурмы, выращенной в Арманьеле. Тем временем Мев в уме перебрала все возможные, на ее взгляд, варианты, как мне могла достаться столь ценная вещь, но все предположения шпионки были далеки от реальности.
Я выдавила из себя:
— Не имеет значения. Когда за мной приедут?
— Скоро… — рассеянно ответила настоятельница. — Ближе к вечеру.
По лбу скатилась капелька пота. Дар покойной королевы вытягивал из меня все силы, замутняя рассудок. Перед глазами стояли мушки, и я вцепилась пальцами в подлокотники кресла, пытаясь прийти в себя. Шум в голове все нарастал, а проклятая диадема никак не снималась, мешая спокойно думать. Ничто не помогало, чужие мысли не смолкали. Обитатели монастыря как будто наперебой кричали, и их голоса сливались в единый гул. Я стерла с лица испарину и закрыла глаза, не в силах это больше терпеть.
— Айрин!
Глазами Мевил увидела свое страшно побледневшее лицо, а затем все наконец-то стихло, и я провалилась во тьму, мягко поймавшую меня в свои объятья.
* * *Мир грубо ворвался в мою голову, разбив вдребезги хрупкие сны. Чужие мысли пиявками присосались к телу, вытягивая силы. Не открывая глаз, я застонала. Теперь уже всерьез подумала, справлюсь ли со свалившимися испытаниями. Воображая перспективы, ощутила нешуточный страх.
— Дальше лучше не будет.
Прищурившись, с удивлением разглядела фигуру Дамиана Грасаля, укутанную в дорожный плащ. Капельки влаги стекали по полам, давая понять, что он только что зашел с улицы.
Я не стала размышлять над тем, сколько времени прошло, пока провалялась в беспамятстве, раз советник царя успел пересечь полцарства и попасть в монастырь. Видимо, я слишком сильно испугала Мев, раз она все-таки решила отправить ему срочное письмо.
Глаза князя едва мерцали в полутьме, заставляя усомниться, человек ли он на самом деле. Мне казалось, он практически не мигал.
Я перевернулась на бок, не желая на него смотреть, и положила голову под подушку, безуспешно пытаясь заглушить назойливый шум чужих голосов, но ничего не помогало. Весь монастырь будто разом на меня ополчился. В один миг все стали врагами: хотя сами они этого не ведали, жители обители причиняли мне зло.
— Откуда вы знаете? — пробормотала я.
Некоторое время князь ничего не отвечал, и я решила, что он не расслышал вопроса. Но повторять мне не пришлось. Прочистив горло, Дамиан сказал:
— Потому что либо ты подчинишь ее, либо она — тебя.
По спине пошел холодок.
— Ее?..
— Ты знаешь, о чем я. Можешь лгать всем вокруг, притворяясь, что она твоя, но я знаю правду. Сапфировая диадема и сила, которую она дает, — опасные игрушки. Особенно в неумелых руках.
Как?! Как он узнал об этом?.. Я присела на кровати, придерживая руками лиф платья. Его расшнуровали, но не сняли с меня, пока была в забытьи. Советник царя сел в кресло и закурил, хотя в стенах монастыря подобное поведение не поощрялось.
— Вы… Вы…
— Как чувствовал, не стоит оставлять тебя надолго одну.
Я растерянно замерла, ощущая слабость из-за колдовства проклятого венца. Меня пронзила страшная догадка. Напряглась, пытаясь выудить из сети мыслей окружающих людей думы одного-единственного человека, но ничего не выходило, как я ни силилась это сделать. Тщетно! Истинные помыслы Дамиана Грасаля закрывала прочная стена, через которую мне не удавалось пробиться — что-то защищало ее от моего воздействия.
Лицо князя не дрогнуло.
— Наигралась? — изогнул он бровь.
— Как вы это сделали?
Он поднялся и, проигнорировав мое любопытство, направился к выходу.
— Приведи себя в порядок. Мы уезжаем. Немедленно.
Прежде, чем я успела задать вопрос, каковы его дальнейшие планы, советник грубо захлопнул дверь. Неизвестность вызвала невольную вспышку гнева. Я заскрипела зубами от досады и поморщилась — диадема все еще пагубно воздействовала на мое состояние.
Вещи собирать не пришлось. Я встала с кровати и увидела, что их давно вынесли, оставив лишь дорожное платье и обувь. Оделась, хотя руки дрожали от возникшего напряжения и плохо слушались. Взбудораженная после общения со своим тюремщиком, не могла трезво мыслить.
За дверью, притаившись, что тень, стояла Луиза.
Послушница нервно теребила юбку, избегая смотреть в мою сторону, но я все равно узнала о ее истинных суждениях. Погрузившись в ее думы, ощутила себя искупавшейся в помоях зависти. Я закусила губу, чтобы не рассмеяться над нелепым предположением, прозвучавшим в голове у Луизы. Увидев Грасаля, она по незнанию решила, что он и есть обещанный мне жених!
Но, опустив иронию, я признала, что девушке из бедной семьи, отправленной сюда, чтобы избавиться от лишнего рта в семье, такая партия и не снилась. Луиза мечтала выгодно выйти замуж, чтобы разом решить все проблемы, но увы, ее мечтам не суждено сбыться. Богатые вельможи не интересуются такими, как она.
— Мне велели тебя проводить.
Этого не требовалось. Из сознания приставленной ко мне послушницы я узнала, возле какого выхода поджидает экипаж, но все же сделала вид, что нуждаюсь в компании. Правда, после той желчи, которую она в сердцах на меня вылила, я так и не нашла в себе сил весело щебетать, поддерживая разговор.
После спуска по лестнице к горлу подкатила тошнота. Захотелось на кого-нибудь опереться, но меньше всего я желала помощи Луизы. Она молчала, но ее мысли будто кричали в пустоту, и я морщилась всякий раз, когда нечто неприятное в очередной раз до меня доносилось. Никогда бы не подумала, что так сильно ей не нравлюсь.
Когда я преодолела последнюю ступеньку, ноги уже подкашивались от усталости. Снаружи моросил дождь. Я подставила лицо навстречу остужающим каплям и облегченно зажмурилась, чувствуя, как они стекают по щекам.
Недовольный взгляд князя заставил поморщиться. Любопытно стрельнув глазами в его сторону, я задумалась, как он защитился от моего воздействия, но ответа так и не нашла.
— Если ты сейчас едва держишься, чтобы не упасть, то как выдержишь завтра? — вопрос советника ударил хлыстом, заставляя немедленно взять себя в руки и тверже встать на ноги.
— А что случится завтра?
— Не научишься справляться с полученной силой, и я тебя убью.
— Да как вы смеете?! Отец…
— Отблагодарит меня за то, что я избавлю его дочь от мучений. А ведь я уже говорил — дальше проще не будет.
Дамиан Грасаль подошел к экипажу и открыл дверцу, сделав приглашающий жест рукой. Я не торопилась отправиться в путешествие.
— Вы должны помочь ее снять.
Он так и замер, в нелепой позе с раскрытой ладонью. Глядя, как расширились глаза князя, я поняла, что он все-таки не такой всезнающий, как хочет показать.
— Что, прости?.. Ты не можешь снять диадему и я узнаю об этом только сейчас?
— А почему, по-вашему, я все еще ее ношу? — невольно огрызнулась я, вспомнив его угрозу.
— Родовая магия должна на тебя настроиться. Если сейчас снять диадему, то она продолжит тянуть силу, пока не высосет ее целиком.
— Но я хочу это прекратить.
— Ничего не выйдет, владелец уже выбран. Нельзя повернуть время вспять.
Я ничего не ответила и бросила тоскливый взгляд на монастырь, ставший пристанищем в последние годы. Тихая жизнь в Сагассе, когда предположение о принадлежности отца к царскому роду Льен вызвало бы только усмешку, вспоминалась как сон. Дамиан Грасаль выяснил эту тайну и заточил меня в обитель Треокого, желая извлечь из моего происхождения максимум пользы.
Но несмотря на обстоятельства, я не могла не думать о монастыре без теплоты. Желая запомнить как можно больше деталей, внимательно осмотрела фасад из мрачного серого камня, пробежала взором по высоким башням, увенчанным куполами, задержалась на медных трехъязычных колоколах. В окнах горел свет, обрисовывая фигуры служительниц Треокого. На одном из верхних этажей я с удивлением обнаружила настоятельницу, с высоты наблюдающую за моим отъездом. Мевил стояла, сложив руки на груди. Издалека я не смогла понять, что она чувствует. Ее мысли смешались с вереницей других.
— Садись, Айрин. Обсудим все по пути.
— Вы даже не сказали, кому меня сосватали.
— Это больше не важно, — махнул Грасаль рукой. — Теперь твое замужество больше не выгодно.
Не без помощи князя я залезла в экипаж, обескураженная тем, как неожиданно изменилась моя судьба. Как только мы сели, ощутила неловкость от изучающего мужского взгляда. Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Стало неуютно. Желая избавиться от этого чувства, пошла в наступление:
— Я слышу мысли всех людей, кроме вас. Почему?
Никаких внутренних блоков, как тогда с Мев, не возникло. Видимо, диадема различала, кто уже знал ее тайну, а кому не следовало даже приоткрывать завесу.
Дамиан Грасаль хищно улыбнулся, и я увидела притаившуюся хитринку в зеленых глазах. Он пожал плечами, но я не поймалась на его показное равнодушие.
— Откуда мне знать? Мне известно многое, но не все секреты рода Фалькс.
Я с досадой поджала губы, не зная, что сказать. Похоже, ответ на этот вопрос я должна отыскать без чужих подсказок.
Больше мы не разговаривали. Экипаж трясся на ухабах, и меня волновало, скоро ли мы доберемся до места ночлега. Я задумчиво разглядывала князя, в свою очередь он так же пристально смотрел в мою сторону. Прошло три года со времени нашей последней встречи, и он совсем не изменился, тогда как я стала совершенно другой — и внешне, и внутренне. Жизнь в монастыре не могла не закалить: без постоянной опеки Клотильды я научилась полагаться только на себя. Поменялось и отношение к Грасалю: презренный страх сменился жгучей ненавистью. Мне претило его присутствие рядом. Своим видом он напоминал о предательстве отца, бросившем меня ради престола.
Наконец я не выдержала:
— Вы до сих пор не сказали, куда мы едем.
— Я этого особенно и не скрывал. Если бы ты спросила, то уже бы знала, — подтрунил Грасаль прежде чем снизойти до ответа: — В Маурону.
— В столицу?! — не веря, выдохнула я.
— Да, — подтвердил князь, хотя это и не требовалось.
— И я увижу отца?
— Вероятно, — ухмыльнулся он.
Я отвернулась к окну и посмотрела в темноту. Деревья, едва различимые в полумраке, быстро проносились за стеклом, и я не успевала ни на чем задержать взор. Когда монастырь остался позади, я почувствовала себя лучше. Мысли немногочисленных людей князя практически не докучали, и я ненадолго расслабилась и подумала о своем. За размышлениями о предстоящей встрече с царем время проходило незаметно.
Резко вздрогнула, неожиданно обнаружив руку князя возле лица. Заметив мой испуг, он осторожно поинтересовался, больше не делая попыток дотронуться:
— Можно?
Сама не знаю почему, но кивнула. Дамиан Грасаль убрал прядь со лба, вызвав волну мурашек по всему телу, и, едва касаясь, провел пальцами по сапфировой диадеме. Уже смелее, поняв, что та не отталкивает его, он попытался снять венец. Но это дорого ему стоило: будто ужаленный, князь резко отдернул руку и, поморщившись, потер кисть. Доставшееся мне украшение явно было не без характера.
Я спрятала за волосами лукавый блеск в глазах. Досада на лице князя не могла не доставить мне удовольствия.
— Зря радуешься, Айрин. В первый раз вижу, чтобы артефакт так цеплялся за человека.
Я непроизвольно фыркнула, чем только раздразнила советника царя. Он начал перебирать пальцами по сиденью, вероятно пытаясь их размять. Рука, будто парализованная, плохо его слушалась, и все движения получались рваными и тяжелыми.
Обещание князя меня убить, если я не справлюсь с могуществом артефакта, все еще оставалось свежим в памяти. Дамиан Грасаль не бросал слов на ветер. Никогда.
Я отвернулась от него, злясь на собственное бессилие, но советник привлек мое внимание, заговорив. Его вкрадчивый голос с нотками стальной уверенности в себе развеял неловкую тишину, ставшую привычной в экипаже, и растворился в ударах колес, монотонно звучащих фоном снаружи.
— Сапфировая диадема исчезла много лет назад. По преданиям ее захоронили вместе с ее величеством Илис II, одной из самых значимых фигур в истории царства. Царица прославилась как проницательная и мудрая женщина, и современники поражались ее умению видеть скрытую для всех истину. Никто не предполагал, что она способна читать мысли.
— Люди не знали о ее даре? — удивилась я. — Тогда как вы разгадали эту тайну?
Дамиан Грасаль расправил плечи и закинул ногу на ногу, принимая более расслабленную позу. Зеленые глаза отражали свет зажженной лампы.
— Все символы царской власти хранят в себе магию: хризолитовая шкатулка служит вместилищем для демонов, перстень цесаревича указывает на одаренных колдовской силой, царский скипетр веками считался наделенным магией стихий… При таком раскладе поневоле задумаешься, на что способна диадема.
— Кому она принадлежала до Илис?
— Ты задаешь верные вопросы. Я выяснил, что ее передавали царицам, хотя не все они носили этот дар. Артефакт явно подчиняется немногим. А на что по-настоящему он способен… К сожалению, мы можем лишь догадываться обо всех гранях приобретенной тобой способности. С большим трудом я раздобыл фрагменты дневника Илис. Он и раскрыл мне многие секреты диадемы, многие, но увы, не все.