— И кто в любовницах у этого дворянчика?
— У него нет любовницы. Сей достойный муж хочет быть единственным в своем роде. Но взгляни, монсеньор герцог Анжуйский машет тебе рукой, поезжай к нему скорее.
— Куда спешить? Герцог Анжуйский подождет. Этот Монсоро возбуждает мое любопытство. Он какой-то странный. Не знаю почему, но, как тебе известно, при первой встрече с человеком бывает что-то вроде предчувствия, так вот, мне кажется, что мне с ним еще придется столкнуться. А имя у него какое — Монсоро!
— Мышиная гора, — пояснил Антрагэ, — вот его этимология; по-латыни Mons soricis. Мой старик аббат объяснил мне это нынче утром.
— Лучше и не придумаешь.
— Погоди-ка! — вдруг воскликнул Антрагэ.
— Что такое?
— Ведь Ливаро все знает.
— Что — все?
— Все о нашем Mons soricis. Они соседи по имениям.
— Что же ты молчал? Эй, Ливаро!
Ливаро подъехал к друзьям.
— Чего вам? — осведомился он.
— Расскажи, что ты знаешь о Монсоро.
— Охотно.
— А рассказ будет длинный?
— Нет, постараюсь покороче. В трех словах выскажу все, что я о нем думаю. Я его боюсь!
— Прекрасно. А теперь, когда ты сказал все, что ты о нем думаешь, расскажи все, что ты о нем знаешь.
— Слушайте… однажды вечером…
— Какое захватывающее начало, — сказал Антрагэ.
— Дадите вы мне рассказать все до конца?
— Продолжай.
— Однажды вечером я возвращался от моего дяди д’Антрагэ и ехал Меридорским лесом, это было примерно полгода назад; вдруг до моих ушей донесся душераздирающий вопль, и мимо меня пробежал белый иноходец без всадника, пробежал и скрылся в чаще. Я дал шпоры коню, погнал его в ту сторону, где кричали, и в поздних вечерних сумерках, в конце длинной просеки, увидел всадника на вороном коне; он не скакал, а мчался, как вихрь. Снова раздался сдавленный крик, и я разглядел, что он держит перед собой женщину, брошенную поперек седла, и рукой зажимает ей рот. Со мной была моя охотничья аркебуза. Ты ведь знаешь — я довольно меткий стрелок; я прицелился и, клянусь честью, убил бы его, но, на беду, проклятый фитиль потух, как раз когда я спустил курок.
— Ну а дальше, — потребовал Бюсси, — что было дальше?
— Дальше я спросил у встречного угольщика, кто этот господин на вороном коне, который умыкает женщин; угольщик мне ответил, что это господин де Монсоро.
— Ну что ж, — сказал Антрагэ, — мне кажется, бывает, что женщин и похищают, не правда ли, Бюсси?
— Бывает, — ответил Бюсси, — но, во всяком случае, им не затыкают рот.
— А женщина, кто она такая? — полюбопытствовал д’Антрагэ.
— Ах, вот об этом я ничего не могу сказать.
— Ну нет, — сказал Бюсси, — решительно, это человек незаурядный, он меня заинтересовал.
— Вообще, — добавил Ливаро, — у нашего милого графа де Монсоро ужасная репутация.
— Ты знаешь о нем что-нибудь еще?
— Нет, ничего; открыто граф не совершил ни одного злодейства, более того, говорят, он довольно милостиво относится к своим крестьянам; и все же в той местности, которая до нынешнего дня имеет счастье ему принадлежать, его как огня боятся. Впрочем, он страстный охотник, под стать Немвроду,[34] только, может быть, не перед всевышним, а перед сатаной; у короля никогда еще не было такого главного ловчего. К этой должности он подходит больше Сен-Люка. Поначалу король хотел было отдать ее Сен-Люку, но тут вмешался герцог Анжуйский, пустил в ход все свое влияние и отбил ее для Монсоро.
— Слушай, а ведь герцог Анжуйский все еще тебя зовет, — сказал Антрагэ.
— Ладно, пускай себе зовет. А ты знаешь новости о Сен-Люке?
— Нет. Что он — все еще пленник короля? — со смехом спросил Ливаро.
— Наверное, — сказал Антрагэ, — раз его нет здесь.
— Ошибаешься, мой милый, нынче в час ночи он выехал из Парижа, с намерением посетить владения своей жены.
— Что он, изгнан?
— Похоже на то.
— Сен-Люк в изгнании! Немыслимо!
— Все правда, как в Евангелии, мой друг.
— От святого Луки?
— Нет, от маршала де Бриссака, я услышал это сегодня утром из его собственных уст.
— Ах, вот любопытная новость; Монсоро это не будет неприятно.
— Понял, — сказал Бюсси.
— О чем ты?
— Угадал.
— Что ты угадал?
— Какую услугу оказал он герцогу.
— Кто? Сен-Люк?
— Нет, Монсоро.
— В самом деле?
— Да, пропади я пропадом, вот увидите, поезжайте за мной.
И Бюсси, сопровождаемый Ливаро и д’Антрагэ, пустил свою лошадь галопом вслед за герцогом Анжуйским, который, устав призывно махать рукой своему любимцу, скакал впереди на расстоянии нескольких аркебузных выстрелов.
— Ах, монсеньор, — воскликнул Бюсси, догоняя герцога, — какой прекрасный человек этот граф Монсоро!
— Вот как?
— И любезный просто до невероятия.
— Значит, ты с ним говорил? — спросил принц, по-прежнему насмешливо улыбаясь.
— Конечно, к тому же у него незаурядный ум.
— И ты спросил его, что именно он сделал для меня?
— Разумеется, я только для этого с ним и заговорил.
— И он тебе ответил? — спросил герцог, еще больше развеселившись.
— Тут же, и так любезно, что я преисполнился к нему бесконечной признательности.
— Послушаем, что он тебе сказал, мой храбрый бахвал.
— Он в весьма учтивых выражениях признался мне, ваше высочество, что он ваш поставщик.
— Поставщик дичи?
— Нет, женщин.
— Как ты сказал? — переспросил герцог, сразу помрачнев. — Что значит эта шутка, Бюсси?
— Она значит, монсеньор, что он на своем огромном вороном жеребце похищает для вас женщин, а поскольку эти женщины, очевидно, не знают, какая честь их ждет, зажимает им рот рукой, дабы они не кричали.
Герцог нахмурил брови, гневно сжал кулаки и пустил своего коня таким бешеным галопом, что Бюсси и его товарищи остались позади.
— Ага! — воскликнул Антрагэ. — Сдается мне, твоя шутка попала не в бровь, а в глаз.
— Тем лучше, — ответил Ливаро, — хотя, на мой взгляд, она никому не показалась шуткой.
— Дьявольщина! — выругался Бюсси. — Похоже, я его крепко задел, нашего бедного герцога.
Спустя мгновение они услышали голос герцога Анжуйского. Герцог кричал:
— Эй! Бюсси, где ты? Скачи сюда!
— Я здесь, монсеньор, — отозвался Бюсси, пришпоривая коня.
Принц захлебывался от смеха.
— Вот как! — удивился Бюсси. — По-видимому, мои слова вас развеселили.
— Нет, Бюсси, я смеюсь не над твоими словами.
— А жаль, рассмешить принца, который смеется так редко, немалая заслуга.
— Я смеюсь, мой бедный Бюсси, над тем, что ты, пытаясь разузнать правду, несешь всякие небылицы.
— Нет, черт меня побери, монсеньор, я сказал чистую правду.
— Допустим. Тогда, пока мы с тобой одни, объяснись: где ты подобрал эту побасенку, которую рассказываешь мне?
— В Меридорском лесу, монсеньор!
Герцог снова побледнел, но ничего не ответил.
— Решительно, — пробормотал Бюсси, — герцог каким-то образом замешан в эту историю с похитителем на вороном коне и женщиной на белом иноходце.
— Давайте поразмыслим, монсеньор, — сказал он, в свою очередь смеясь над тем, что герцогу уже не до смеха, — не найдется ли такого способа вам услужить, который был бы вам особенно приятен, если таковой существует, то укажите его нам, мы им воспользуемся, хотя бы нам пришлось вступить в состязание с господином де Монсоро.
— Да, черт побери, — ответил герцог, — есть один такой способ, и я его тебе сейчас открою.
Они отъехали в сторону.
— Слушай, — продолжал герцог, — я случайно встретил в церкви совершенно пленительную женщину, хотя она была под вуалью, но мне все же удалось различить черты лица, и они напомнили мне одну даму, которую некогда я безумно любил. Я последовал за незнакомкой и узнал, где она живет. Служанку подкупили, и ключ от дома в моих руках.
— Что ж, монсеньор, мне кажется, пока все идет прекрасно.
— Не торопись. Говорят, что, несмотря на свою молодость, красоту и независимость, она недоступна.
— Ах, монсеньор, вот тут мы вступаем в область фантазии.
— Слушай, ты храбр и, как ты утверждаешь, любишь меня…
— У меня есть свои дни.
— Для храбрости?
— Нет, для любви к вам.
— Понятно. Эти дни уже наступили?
— Услужить вам я всегда готов. Посмотрим, какой услуги вы от меня ждете.
— Так вот, ты должен будешь сделать для меня то, что обычно делают только для самого себя.
— Ага! — обрадовался Бюсси. — Наверное, монсеньор, вы хотите поручить мне приволокнуться за вашей пассией, дабы ваше высочество удостоверилось, что она действительно так же целомудрена, как и прекрасна? Это мне подходит.
— Нет, ты должен будешь выяснить, нет ли у меня соперника.
— Ах! Вот оно как! Дело осложняется. Поясните, пожалуйста, монсеньор.
— Тебе придется спрятаться и выследить, что за мужчина к ней ходит.
— Значит, там есть мужчина?
— Боюсь, что так.
— Любовник? Муж?
— Во всяком случае, ревнивец.
— Тем лучше, монсеньор.
— Почему тем лучше?
— Это удваивает ваши шансы.
— Благодарю, но пока что я хотел бы знать, кто он такой.
— И вы поручаете мне это выяснить?
— Да, и если ты согласишься оказать мне такую услугу…
— Вы сделаете меня главным ловчим, когда это место освободится?
— Поверь мне, Бюсси, что мне будет тем приятнее взять на себя такое обязательство еще и потому, что я до сих пор ничем тебя не вознаградил.
— Смотри-ка! Монсеньор изволил это заметить.
— Я говорю себе об этом давно.
— Но совсем тихо, как у принцев принято говорить подобные вещи.
— Итак?
— Что, монсеньор?
— Согласен ты?
— Следить за дамой?
— Да.
— Признаюсь вам, монсеньор, такое поручение мне не очень-то по душе, я предпочел бы какое-нибудь другое.
— Только что ты предлагал свои услуги, Бюсси, и вот уже бьешь отбой.
— Проклятие, вы мне навязываете роль соглядатая, монсеньор.
— Ну нет, роль друга. Впрочем, не думай, что я предлагаю чистую синекуру, возможно, тебе придется обнажить шпагу.
Бюсси покачал головой.
— Монсеньор, — сказал он, — есть дела, которые можно выполнить хорошо, только если сам за них возьмешься, поэтому даже принцу за них нужно браться самому.
— Значит, ты отказываешься?
— Да, монсеньор.
Герцог нахмурил брови.
— Ну что ж, я последую твоему совету, — сказал он, — пойду сам, и если меня там смертельно ранят, скажу, что просил моего друга Бюсси получить или нанести вместо меня этот удар шпаги и что впервые в своей жизни Бюсси проявил осторожность.
— Монсеньор, — ответил Бюсси, — однажды вечером вы мне сказали: «Бюсси, я ненавижу всех этих миньонов из королевской спальни, которые по всякому поводу высмеивают и оскорбляют нас, ты должен пойти на свадьбу Сен-Люка, найти случай поссориться с ними и избавить нас от них». Я туда пошел, монсеньор, их было пятеро, я — один. Я их оскорбил. Они мне устроили засаду, навалились на меня всем скопом, убили подо мной коня, и все же я ранил двоих, а третьего оглушил. Сегодня вы требуете, чтобы я обидел женщину. Извините, монсеньор, но такого рода услуг принц не может требовать от благородного человека, и я отказываюсь.
— Пусть так, — сказал герцог, — я сам встану на свой пост, один или с Орильи, как прошлый раз.
— Простите? — переспросил Бюсси, начиная что-то понимать.
— В чем дело?
— Значит, вы были на своем посту, монсеньор, в ту ночь, когда натолкнулись на миньонов, подстерегавших меня?
— Вот именно.
— Стало быть, ваша прелестная незнакомка живет рядом с Бастилией?
— Она обитает в доме напротив церкви Святой Екатерины.
— В самом деле?
— Да, в квартале, где вам могут запросто и со всеми удобствами перерезать горло, насчет этого ты должен кое-что знать.
— А после того вечера ваше высочество навещали тот квартал?
— Вчера.
— И монсеньор видел?..
— Какого-то человека. Он обшаривал все уголки площади, несомненно желая убедиться, что его никто не выслеживает, а потом, по всей вероятности заметив меня, встал перед той дверью, которая была мне нужна, и не сходил с места.
— Этот человек был один, монсеньор? — спросил Бюсси.
— Да, примерно около получаса.
— Ну а после этого получаса?
— К нему присоединился другой мужчина, с фонарем в руке.
— Ага! — воскликнул Бюсси.
— Тогда человек в плаще… — продолжал принц.
— Первый человек был в плаще? — перебил его Бюсси.
— Ну да. Тогда человек в плаще и тот, что пришел с фонарем, завязали разговор, и, так как они, по-видимому, не собирались покидать свой ночной пост перед дверью, я отступил и вернулся к себе.
— Видно, такая двойная неудача поохладила ваш пыл?
— Признаюсь, да. Клянусь честью!.. И я подумал, что прежде чем мне соваться в этот дом, который вполне может оказаться каким-нибудь разбойничьим вертепом…
— Неплохо будет, если для начала там прирежут кого-нибудь из ваших друзей.
— Не совсем так. Я подумал: пусть мой друг, который более меня привычен к подобным переделкам и у которого, поскольку он не принц, врагов меньше, чем у меня, пусть мой друг разведает, какой опасности я подвергаюсь, и доложит мне.
— На вашем месте, монсеньор, — сказал Бюсси, — я отказался бы от этой женщины.
— Ни в коем случае.
— Почему?
— Она слишком хороша.
— Но вы сами сказали, что едва ее видели.
— Я ее видел достаточно, чтобы заметить восхитительные белокурые волосы.
— Ах вот как!
— Чудесные глаза.
— Неужели!
— Цвет лица, какого я еще не видывал, великолепную талию.
— Да что вы говорите!
— Сам понимаешь, от подобной красотки так легко не отказываются.
— Да, монсеньор, я понимаю и от души сочувствую вам.
Герцог искоса взглянул на Бюсси.
— Честное слово, — сказал Бюсси.
— Ты смеешься?
— Нет. И в доказательство нынче же вечером я встану на пост, если только монсеньор соблаговолит дать мне свои наставления и покажет, где этот дом.
— Значит, ты изменил свое решение?
— Э! Монсеньор, только один наш святой отец Григорий Тринадцатый непогрешим; а теперь говорите, что надо делать.
— Ты должен будешь спрятаться в том месте, которое я укажу, и если какой-нибудь мужчина войдет в дом, последуешь за ним и удостоверишься, кто он такой.
— Да, но если, войдя, он запрет за собой дверь?
— Я тебе сказал — у меня есть ключ.
— Ах, правда, теперь я могу опасаться только одного: что я увяжусь не за тем человеком или что там будет еще другая дверь, к которой ключ не подойдет.
— Тут ошибиться невозможно; входная дверь ведет в прихожую, в конце прихожей налево есть лестница, ты поднимешься на двенадцать ступенек и окажешься в коридоре.
— Откуда вы все это знаете, монсеньор, ведь вы ни разу не были в этом доме?
— Разве я тебе не говорил, что служанка в моих руках? Она мне все и объяснила.
— Смерть господня! Как это удобно быть принцем, все тебе преподносят на тарелочке. А мне пришлось бы самому искать дом, исследовать прихожую, пересчитывать ступеньки, разведывать коридор. На это ушла бы уйма времени, и, — кто знает? — удалось ли бы мне добиться успеха!
— Значит, ты соглашаешься?
— Разве я могу в чем-нибудь отказать вашему высочеству? Только прошу вас пойти со мной и указать мне дверь.
— Зачем? Возвращаясь с охоты, мы сделаем крюк, поедем Сент-Антуанскими воротами, и ты все увидишь.
— Чудесно, монсеньор. А что прикажете делать с тем человеком, если он придет?
— Ничего, только следить за ним, пока не узнаешь, кто он такой.
— Это дело щекотливое. Ну а если, например, он окажется настолько невежливым, что остановится посреди дороги и наотрез откажется отвечать на мои вопросы?
— Ну тогда я тебе разрешаю действовать по твоему собственному усмотрению.