Пройдясь по всем комнатам, Стася зажгла везде свет, здороваясь основательно и конкретно с каждым углом дома. Нашла в столе, в кабинете Евгения Симоновича, заветные тетрадки княгинюшки, сложила к себе в сумку, чтоб не забыть ненароком, и задумалась, не протопить ли печь еще разок, как следует, раз уж приехала.
И махнула рукой — обойдемся без излишней инициативы, которая, как известно, грозит исполнением. Лучше она спросит, надо ли у Василия Федоровича, ему видней — скажет надо — сделаем, куда ж деваться.
Стася еще раз обошла весь дом, теперь выключая свет и проверяя запоры на окнах, старательно закрыла все двери и, достав из багажника машины увесистый пакет с гостинцами, двинулась к Василию Федоровичу в гости.
Странно, но на участке ее не встретил Цыган — старый кобелина, помесь волкодава с овчаркой, верный друг и спутник соседа. Стася помнила его еще щенком, когда Василий Федорович нашел его на берегу речушки, где притопили весь выводок, а этот как-то выбрался и скулил обиженно. Маленький непонятной серой масти комочек вымахал в здоровенного боевого зверину и нес службу как надо, без дураков.
— Ушел, что ли, куда? — предположила Стася. — Тогда чего калитку не запер? Василий Федорович! — громко окликнула она.
Из дома на ее призыв отозвался воем Цыган.
— О господи, это что такое? — перепугалась она и, торопливо толкнув дверь, вошла.
Уютный теплый дом встретил ее ощущением беды, мурашками побежавшим по спине, и воем Цыгана, таким жутким, что у Стаси перекувырнулось сердце.
— Василий Федорович, вы где?
Она пошла на вой. В большой гостиной, возле круглого старинного стола, прикрытого длинной скатертью с бахромой, сидел Цыган и, задрав морду, ужасающе выл.
— Цыган, ты что, сбрендил?! — отходя немного от парализующего страха, прикрикнула она на пса, напугавшего ее до полусмерти.
И тут Стаська увидела ноги!
Боясь и зная, что увидит, она сделала три шага вперед. На полу на спине лежал Василий Федорович, и у него было совершенно белое лицо и какие-то синюшные губы.
Цыган резко перестал выть и уставился на Стаську совершенно человеческим несчастным взглядом, просящим о помощи. В наступившей, точно свалившейся неожиданно тишине что-то тихо однотонно звякало, Стаська медленно повернула голову на звук и поняла, что звякают друг о друга баночки с конфитюром в пакете, который она держала в руке.
«Почему они звенят?» — отупело подумала Стася.
И тут застопорившаяся от страха действительность навалилась на нее со всей ужасающей четкостью: вот лежит Василий Федорович, и, видимо, он умер, а банки звенят, потому что ее от ужаса колотит мелкой дрожью и она стоит, как парализованная, ничего не делает и только трясется.
Стаська откинула в сторону пакет, бухнулась на колени возле старика, схватила его за руку, неожиданно оказавшуюся очень тяжелой, попыталась нащупать пульс.
Как там он щупается, черт возьми?! И что надо делать в таких ситуациях?!
— Василий Федорович, миленький, что с вами?
Он вдруг застонал и с трудом открыл глаза.
— Вы живы! — заорала Стаська. — Какое счастье! Что ж вы так пугаете?!
Пожалуй, так она еще никогда не радовалась в своей жизни.
— Ста-асенька… детка… — делая усилие, еле слышно прошептал Василий Федорович. — Сам Бог… тебя послал…
Ну, так масштабно и смело Стаська не замахивалась бы, но на подручную Господа тетка точно тянула, одно имечко — Серафима — говорило о многом, а ее умение послать в нужное место и в нужное время, а некоторых и в конкретном направлении оттачивалось годами!
Чему Станислава и имела в данный момент подтверждение.
— Василий Федорович, что с вами? Я сейчас! — засуетилась она, сообразив, наконец, что надо делать, и шаря по карманам в поисках телефона. — Я «скорую»!
— Сердце… вот… прихватило…
— Вы давно лежите? Да где же этот чертов телефон?!
Выпростав ладонь, застрявшую в обшлаге дубленочного кармана, Стаська отползла на коленях к сумке, которая упала с ее плеча неизвестно когда, хорошо хоть рядом оказалась, а то ищи ее!
— Утром… снег убрал… чай пошел… и прихватило…
Безрезультатно поковырявшись в сумочных глубинах, Стаська торопливо вытряхнула содержимое на пол, нашла, наконец, телефон и столкнулась с новой проблемой: с перепугу, суетясь она напрочь забыла, как набирать эту «скорую» с сотового телефона!
Как?! Давай, вспоминай!
— Ты… подожди, — прохрипел Василий Федорович, — не приедут… они сюда… Ты, Стасенька… в семнадцатый дом… беги…
Стаська приблизилась к нему, сделав пару ползков на коленках обратно, наклонилась, чтобы лучше слышать.
— Зачем в семнадцатый? — спросила, видя, что старику совсем трудно говорить.
— Доктор там… очень хороший… известный… Он замолчал, слепил синие губы, попробовал сглотнуть.
— Воды? — поняла Стася. — Я сейчас! — и уже метнулась было за водой.
— Подожди… — остановил он. — Потом… — Ты за доктором… беги. Он мужик… хороший. Правильный… Утром приехал… я видел… я снег…
— Я сейчас! — пообещала Стаська и попросила: — Ты подожди тут, Василий Федорович! Не умирай только!
Стаська подскочила на ноги и понеслась, как не бегала никогда в жизни.
«Семнадцатый — это в конце улицы, на противоположной стороне!» — сообразила она, вылетая из калитки.
«Улица» — это, пожалуй, слишком громко, сказано, и тем не менее асфальтированная узкая дорожка — едва разъехаться двум машинам, с угрозой поцарапать бока — и название имела: «Имени Академика Павлова». Какого именно Павлова, не уточнялось, ибо известный всем и каждому академик к физико-математической направленности ученых данного поселка имел весьма сомнительное отношение. Может, у них свой какой Павлов имелся, поди разбери человеку далекому от научных сфер, а может, у ученых мужей юмор такой — дескать, все мы живые существа с рефлексами, знаете ли, как у собачек, природу опять-таки любим. И в полном соответствии с этими рефлексами, для первой половины субботнего дня, улица «имени Академика Павлова» была пустынна — ни машин, ни людей.
Несясь, как спринтер, Станислава умудрялась размышлять, пытаясь вспомнить, кто раньше жил в семнадцатом доме. Вот сто пудов, никаких врачей там раньше не наблюдалось, а принадлежал этот дом пожилой бездетной паре профессоров, очень милых и приятных.
Дом поразил преобразившимся видом — добротное каменное строение о двух этажах с мансардой на третьем, оберегаемое высоким кирпичным забором с железными воротами для въезда машин и железной калиткой возле них.
Никакой кнопки звонка или цифровой панели домофона ни у ворот, ни у калитки не наблюдалось. Стаська забарабанила двумя кулаками по железу:
— Откройте! Пожалуйста! Эй, хозяева!
Но никакие ее заполошные крики и громыхание по железной двери действия не возымели — на участке стояла первозданная тишина, словно и не потревоженная ничьим нахальным вторжением.
— Да что он там, спит, что ли, этот «хороший мужик», известный доктор?! — возроптала Стаська.
Бабахнула еще пару раз, для очистки совести, на всякий случай и призадумалась.
— А-а-а! И черт с вами со всеми! — решилась она предпринять отчаянные действия, которых требовала отчаянная ситуация. — Собаки нет, и то хорошо! Никто не лает и не кидается.
И полезла на калитку! А что делать?
Прикинув, как бы половчее с этим справиться, она посмотрела на ворота в свете требующей воплощения безумной идеи — нет, ворота ей не осилить — высоченные! А вот калитку…
Так! Если встать одной ногой на ручку, подтянуться вдоль железной поверхности… Хорошо бы еще держаться за что-нибудь!
За что?
За кирпичные столбы по бокам? Отличная идея, вот только практически неосуществимая!
— Ладно! Вспомним детство! — подбодрила себя Стаська и стала снимать дубленку, чтобы не мешала при выполнении сомнительных спортивных упражнений.
Повертела головой, осматриваясь в поисках, куда бы пристроить верхнюю одежду, — ни гвоздя захудалого, ни чего-либо иного подходящего в поле зрения не обнаружилось, и Стаська пристроила одежку возле кирпичного столба на снегу.
Детство у нее, как водится, было счастливое, но не боевое, по крайней мере по чужим калиткам не лазила. И по своим тоже.
Деревья осваивала, в речку с мостика ныряла, по лесу шастала, а вот калитки штурмовать — нет, извините, не пришлось.
Но мадам Игнатова с младенчества отличалась гибкостью и даже посещала танцевальную студию, пока ей не надоело. Посему первый этап прошел нормально, с достойным результатом — ногу подтянуть и взгромоздить ступню на калиточную ручку ей удалось без особых усилий, но далее подразумевались акробатические этюды из серии «чудеса!» — подтянуть тело вверх!
Цепляясь руками за кирпичные углы, матерясь потихоньку, неприлично отклячивая попу, с третьей попытки она таки это сделала — вползла наверх и улеглась животом на верхнее ребро калитки.
Станислава Романовна как-то не потрудилась подумать о том, что хозяев, вполне вероятно, попросту нет в доме — уехали или ушли куда-то, и тогда ей придется выбираться назад таким же образом, что со стороны выглядело как попытка проникновения в чужую частную собственность с криминальными намерениями. Но даже если б и подумала, то ее мало что могло сейчас остановить.
Она подтянулась повыше, перекинула одну за другой ноги через калитку, повисла на руках и свалилась кулем вниз, пребольно плюхнувшись на пятую точку.
Фигня! Главное, она здесь!
Нет, никуда эти хозяева не уехали. Вон машина стоит у ворот, не самый новый джип «ровер», почему-то не загнанный в гараж — значит, дома! Протопав, как слон, по ступенькам веранды, Стаська заколотила в дверь и заорала:
— Эй! Откройте! Есть кто дома?! Пожалуйста, это очень срочно!
Тут она подумала, что все бесполезно! В доме стояла тишина, и никто не собирался ей открывать, хотя бы для того, чтоб навалять по шеям непрошеной нахалке.
И испугалась!
Осознав, что пока она тут по заборам лазает и орет как оглашенная, Василий Федорович лежит беспомощный и «скорая» действительно сюда не поедет, а если и поедет, когда она доберется в поселок-то!
Вдруг дверь распахнулась!
«Хороший мужик» и вполне вероятно, что «хороший доктор», действительно спал. Если, конечно, открывший дверь здоровенный дядька, взлохмаченный, с помятым от подушки лицом, с голым торсом, в явно наспех натянутых и не до конца застегнутых джинсах и был искомый ею с таким упорством сосед.
— Вы доктор?! — не сбавляя громкости, допытывалась Стаська.
Он ошалело, непонимающе посмотрел на нее — орала Стаська будь здоров!
— Доктор, — подтвердил мужик, решив, по всей видимости, что лучше согласиться с неадекватной барышней.
— Скорее, пожалуйста!!! — продолжала кричать Стаська, просительно прижав к груди судорожно сцепленные в замок руки. — Там Василий Федорович умирает! Сердце!
Взгляд мужика приобрел осмысленность, а с ней и суровость.
— Зайдите! — распорядился он и куда-то исчез.
Стаська шагнула через порог, но дверь закрывать не стала, так и стояла на старте, готовая бежать. От адреналина, бурлившего в крови и колотящего сердце, а может, от холода ее била крупная неконтролируемая дрожь. Как провинившаяся школьница, она переминалась с ноги на ногу и смотрела вниз на отпадавшие с сапог пласты снега, превращающиеся в маленькие озерки на полу.
— Идемте! — Откуда-то сбоку вышел дядька.
Полностью одетый, в куртке, застегнутой до горла, и с медицинским ящиком в руке.
— Далеко? Может, быстрее доехать? Голос у него… класс!
Такой очень мужской, командирский, низкий с хрипотцой. Таким голосом скажет что мужчина — и ты знаешь: теперь все в полном порядке будет — помощь пришла, подкрепление успело, враги разбиты, крепость наша. А ты отдыхай, браток, ты молодец — со своей задачей справился, отойди в сторонку, сейчас большие все решат, сделают, спасут!
В данном, конкретном случае не браток — сестричка.
И Стаська поняла, что она действительно молодец, потому что если кто и может спасти, так только этот здоровый и угрюмый мужик!
— Нет, здесь близко! — сообразила она, какого ответа он от нее ждет.
— Вы как на участок-то попали?
Стаське показалось, что он усмехнулся, какой-то намек в его тоне сквозил.
— Перелезла через калитку, — оповестила она о спортивных достижениях. — Стучала и кричала, но никто не открывал, ну вот я…
— Понятно, — кивнул мужик, как о чем-то заурядном. — А почему раздеты?
— В дубленке неудобно лезть.
— Боевая вы, однако, девушка.
И непонятно — не то похвалил, не то попенял, укоряя.
— Не очень, — буркнула Стаська, подбирая сиротливо брошенную дубленочку, когда они вышли с участка. — Я вообще-то не часто по калиткам шарюсь, но Василий Федорович…
И они побежали.
Цыган и бровью своей собачьей не повел на появление чужого человека в доме, понимал, что хозяина спасать пришли, а может, и знал мужика этого, который доктор.
— Ну и что вы, Василий Федорович барышень пугать взялись? — спросил доктор, опускаясь на колени рядом с больным.
Совсем другим, ничуть не командирским голосом — успокаивающим и обнадеживающим, как бы: «Ничего страшного, все в порядке!»
Вот такие метаморфозы!
Стаська стояла рядом и не могла отвести глаз от его больших, покрасневших рук, быстро и очень умело обследовавших больного.
Странное с ней что-то творилось, никак последствия стресса.
— Ну что, Василий Федорович, сейчас вас в больницу отвезем, — вынес вердикт «хороший доктор». — Кому зверя вашего на время пристроить?
Цыган повел умной лобастой башкой, поняв, что речь о нем, и заранее смиряясь: ничего, лишь бы хозяин перестал пугать и встал на ноги.
— Зинаиде Ивановне… Стасенька знает…
— Я знаю! — встрепенулась она в боевой готовности. — Я отведу!
— Отведете, — притормозил ей порыв командир, поднимаясь с колен, — только не прямо сейчас. Василий Федорович, вы с Цыганом договоритесь, объясните ему ситуацию, а девушка мне покажет, где можно руки помыть.
— Инфаркт, — сказал доктор, когда Стася провела его в ванную, — и очень плохой инфаркт. Надо кардиограмму сделать, тогда и посмотрим, насколько тяжелы дела. — И неожиданно спросил: — Как вас зовут?
— Станислава, — ответила она, мысленно вмиг принимая оборонительную стойку.
И совершенно зря, как оказалось. Никаких привычных замечаний, неизменно следовавших за произнесением ее имени: «какое редкое, необычное, странное, не женское, мужское…» (нужное подчеркнуть) — ничего такого не воспоследовало.
Он просто отдал распоряжения:
— Вот что, Станислава, Василия Федоровича надо срочно госпитализировать. Вы сейчас отведете Цыгана и, если там есть мужчина, тащите его сюда. Хорошо, что он как упал, так и не двигался. Его вообще нельзя двигать, но придется.
— Я подгоню машину! — выдвинула предложение Стася.
— Это та, что через два дома стоит? Серебристый «форд»?
— Да.
— Нет. Поедем на моей, так надежней будет. Здесь подъем, вы можете с первого раза не въехать на горку или забуксуете по гололеду, а лишняя тряска может его убить.
Стася кивнула, ужаснувшись нарисованной перспективе и не подумав перечить, забыв побеспокоиться о своей бросаемой на произвол судьбы и всяких злодеев машинке.
Но оказалось, что товарищ, не в пример ей, думал обо всем. Спокойно, рассудительно, не забывая о мелочах.
Как и положено вождю.
— Я сейчас ему несколько уколов сделаю, пока вы ходите, созвонюсь со знакомым из больницы, чтобы сразу к нему везти Василия Федоровича. Когда вы вернетесь, мы на вашей машине доедем ко мне, поставим ее на место моего «ровера». От греха. Идите. Да, и дом свой проверьте, закройте, и из машины все нужное не забудьте достать.
«Есть!» она не ответила, хоть и подмывало по глупости или от того же стресса, кивнула, смутно напомнив себе постоянно кивающего китайского болванчика, и заторопилась выполнять поставленные задачи.
Мужчину она привела, вернее, не она, а Зинаида Ивановна. Та слушать не захотела Стаськины робкие отговорки, вмиг собралась помочь другу в беде и кликнула по дороге еще одного соседа, постоянного жильца поселка, на подмогу.