Зажав ключи в маленьком кулачке, она встала со всей решительностью и приказала:
— Идемте!
Он посмотрел на нее почти жалобно — что она от него хочет? Чего пристала со своими дамскими штучками?
— Идемте! — повторила она. — Я вас отвезу. Давайте, поднимайтесь!
Ишь какая решительная девчушка оказалась! Маленькая такая, а бойкая, приказывает! Впрочем, можно было сразу догадаться, что дамочка боевая, раз взялась через калитки лазить во спасение чужой жизни.
Он стал подниматься. Ведь знал, что лучше не пристраивать седалище поудобней! В три приема, упершись руками в подлокотники, подтянул ноги и вытащил себя из креслица, хлипкого для его телосложения.
Девушка помогала: ухватила его где-то возле подмышек двумя руками и тащила вверх.
Надо возмутиться! Не инвалид же он, в конце-то концов! А-а! К черту!
— Садитесь на пассажирское! — вовсю разошлась командовать хрупкая барышня Станислава.
Стараясь потише кряхтеть, он кое-как запихнул свое требующее отдыха и отказывающееся слушаться тело в машину, обнаружив, что девушка успела за это время и сесть на водительское сиденье, и мотор завести.
«В Текстили все-таки ближе», — решил Степан, припоминая точный адрес сестры.
Но у милой барышни имелся свой сценарий передвижений по городу.
— Я отвезу вас к себе. Здесь близко, я в центре живу. В таком состоянии вы никуда сами не доедете.
Он встрепенулся от такого заявления, и намеком не напоминавшего приглашение, и посмотрел на нее. Она честно ждала, что он решит, не трогаясь с места, но и на него не смотрела, уставилась в лобовое стекло.
— Я могу уснуть прямо здесь, и тогда все! Вы меня не разбудите.
— Потерпите! — улыбнулась девушка и рванула машину вперед. — Я быстро-быстро! Вы говорите что-нибудь!
Степан закрыл глаза и откинул голову на подголовник сиденья.
— Нет-нет! Не засыпайте! Скажите, а какая у вас специализация? В какой области медицины вы доктор?
— МЧС. Медицина катастроф. Экстремальная реанимационная хирургия и травматология.
— Это в смысле всякие там землетрясения?
— И они тоже. Стихийные бедствия, техногенные катастрофы, теракты, — не меняя позы, ответил он.
— Ух ты!
Степан не соизволил открыть глаза или каким-либо движением обозначить отношение к восхищенному восклицанию.
— И не думайте даже! — охладил он Стаськины восторги. — Обычная тяжелая и очень грязная мужская работа.
— Да ладно вам! — не сдавалась Станислава. — Спасать терпящих бедствие! Страна любит своих героев!
— Да. Пока они геройствуют.
Стаська видела, что он борется со сном, и потащила его в скользкую тему, которую мужчины ой как не любят, — расшевелить немного.
— А что, Степан Сергеевич, вы против равенства полов: «мужская работа — женская работа»?
— Бросьте. Вы симпатичная девушка, производите впечатления весьма умной барышни, оно вам таки надо эта ерунда, как говорит мой коллега одессит? — без эмоций отозвался Степан Сергеевич.
— Не надо, — била рекорды честности Стася. — Это я так, чтобы вы не спали.
— Я не сплю. Пока.
Странный диалог с засыпающим мужчиной, готовым отключиться в любое мгновение, о социальных дебатах между мужчинами и женщинами или того хуже — о героических буднях. А куда деваться? Если он заснет, она его из машины не вытащит. Это он правильно сказал. Факт!
«Вляпалась ты, Игнатова, с разгону и без предупреждения!» — бесшабашно и отчего-то радостно подумалось Стаське.
— А эти трое суток без сна оттуда? С героических будней?
— Без пафоса, Станислава, остыньте. Оттуда. Землетрясение в Восточной Азии. Слышали?
— Слышала! Я новости смотрю иногда. И что, каждый раз вот так, по трое суток не спать?
— Да нет. У нас все очень грамотно организовано. Когда масштабная спасательная операция, как эта, работают несколько медицинских бригад, сменяя друг друга. В этот раз всего лишь не повезло. Повторные толчки, на врача второй бригады упал кусок арматуры и сломал ногу. Врач на замену больше суток до нас добирался. Ну вот и пришлось.
— А вы говорите, никаких подвигов! — попеняла за скромность мадам Игнатова.
— Отсутствуют. В наших больницах многие врачи так работают, только это проще не замечать. Сейчас все больше в моде медицину помоями поливать и разоблачительными репортажами.
— А как ваша фамилия?
Говорил он с трудом, медленно — ох, точно заснет прямо сейчас! — и Стаська спросила про фамилию, чтобы расшевелить его, такой ход: бац, и неожиданный вопрос, заставляющий встряхнуться спрашиваемого, она где-то о таком читала.
Он встрепенулся, но — позы не поменял, движений не произвел и глаз не открыл.
— Больших, — ответил, и все.
— Не спите, Степан Сергеевич! — попросила Стаська. — Мы уже приехали, честное слово!
Он поднял голову, сел ровно, сильно потер руками лицо, словно пытался стереть невидимую пленку, мешающую видеть реальность.
— Да. Не сплю.
В субботу вечером поставить машину возле дома — задача из серии трудновыполнимых или удающихся под девизом «повезло». Но место, на которое обычно Стася ставила свою машину, было свободно — спасибо соседям-автомобилистам. По давнему уговору все счастливые обладатели автотранспорта, не имевшие гаражей, распределили места под окнами для своих машин и старались придерживаться договоренностей, но всякое случалось, особенно в выходные.
«Ровер» был погабаритней Стасиного фордика, но она с первого раза лихо втиснула его между двумя стоявшими авто, обошлось без сложных выкручиваний колес.
— Идемте, Степан Сергеевич, совсем немного осталось!
Свое водворение в квартиру гостеприимной девушки Степан помнил смутно. Она засуетилась, развивая бурную деятельность, выдвигая предложения одно за другим — ужин, ванна-душ, подождать, пока она перестелет белье на кровати. Он остановил поток активного гостеприимства:
— Станислава, ничего не надо! Просто спать. Прямо сейчас!
Он уснул, когда снимал джинсы. Стянуть с себя свитер и рубашку, расстегнуть и спустить портки до колен ему сил хватило, а вот снять их до конца оказалось не судьба — уснул, как только сел на край кровати.
Упал на бок, головой на подушку, и все — как умер.
Станислава, тактично вышедшая из спальни, когда он укладывался, заглянула, переждав приличное время, проверить, как он устроился. Она смотрела на него, спящего, с какой-то щемящей бабской жалостью, и ругала себя, что взялась тут такт проявлять, ведь понятно, что мужик без сил, до какого там политеса! Осталась бы, помогла, и плевать на щепетильность, до нее ли!
— Вот так вот, господин Больших, а говорите, что не герой! — вздохнула жалостливо Стаська.
Стянула с него до конца джинсы, носки, переложила ноги на кровать, укрыла Степана Сергеевича одеялом и тихо вышла, выключив свет.
Она послонялась маетно по квартире, не в состоянии сосредоточиться и понять, что надо делать. Подсказал организм, заурчав голодным желудком.
— Есть! Надо поесть! — обрадовалась она плановому мероприятию.
Станислава любила и, что самое главное, умела готовить, не признавая перекусов на ходу всякой ерундой — укоренившееся навсегда бабушкино воспитание. А потому холостяцкой вольнице одинокой дамочки не поддавалась, стараясь готовить для себя, любимой, обеды. Вчера, например, расстаралась, сварганила плов с курицей.
Стаська поставила разогреваться порцию плова и в предвкушении ожидающей ее вкусности быстренько резала салатик из овощей, когда позвонила тетушка.
Из глубин прихожей еле слышно разлились позывные сотового, мелодийкой из «Мужчины и женщины», настроенной на княгинюшкины телефоны.
— Ах ты, господи! — очнулась Стаська от ступора несообразительности. — Я ж ей не позвонила!
Если б на кухне, по обыкновению, работал телевизор, то сотовый она и не услышала, бы, да и домашний стационарный телефон тоже. Страшно подумать, что предприняла бы княгинюшка, не дозвонившись племяннице!
Спасательная экспедиция пожарных, милиции, скорой и до кучи МЧС, отправленные в академический поселок, — самый мягкий вариант развития событий.
Тетушка, признававшая полную самостоятельность и право на личную территорию и жизнь племянницы, никогда ее не контролировала, отчетов не требовала — боже упаси! — но волновалась и переживала за Стаську, хотя и старалась так уж не демонстрировать явно своей заботы.
Они созванивались каждый день, иногда по нескольку раз, поболтать, обменяться новостями или потому, что соскучились. В Москве, так уж сложилось, они были единственные родные и близкие и любили, оберегали друг друга, как могли.
Кстати, Стася и представить не могла, что бы она делала, если бы как-нибудь не дозвонилась тетушке!
Не стоит и пробовать представлять! Ей-богу!
— Да, да! Я здесь, здесь! — проорала она, откопав трубку в залежах полезных ископаемых своей сумки, брошенной в прихожей на пуфик.
— Я тебя отлуплю! — «поздоровалась» тетка громко. — И лишу наследства! Смерти моей хочешь? Мне вообще врачи рекомендуют воздерживаться, правда, не помню от чего, но рекомендуют же! А ты?
— Не шуми! Я осознала!
— Что с тобой случилось? Я звоню который раз, и ни один телефон не отвечает! Слава, ты в порядке? Ты где вообще?
— «Лучший способ ничего не узнать — настойчиво расспрашивать», — процитировала Стася.
— Вот что я тебе скажу, Слава: слишком ты начитанная. Девушкам это вредно. Более того — непростительно!
— Я так поняла, твое негодование иссякло?
— Нет. Кипит, но на малом огне. Ты жива, бодро отвечаешь, язвишь понемногу, из чего я делаю вывод, что ты в порядке.
— Я — да! А вот у Василия Федоровича инфаркт!
— О господи! — растеряла воинственность княгинюшка. — Живой?
Прижимая плечом к уху трубку, Стася подробненько рассказала о случившемся и о ходе спасательных работ, проведенных на пару с доктором Больших. Дорезала тем временем салат, выключила газ под сковородкой, накрыла себе стол для трапезы, понимая, что есть и разговаривать придется одновременно, так просто тетушка ее не отпустит, не разогревать же все во второй раз, да и дело привычное — трапезничать и разговаривать с Симой по телефону.
— Я правильно поняла, что этот «хороший человек» спит сейчас в твоей кровати? — заострила внимание на данном факте княгинюшка, не перебивая выслушав Стасю.
— Не могла же я его бросить! — оборонялась племянница.
— Господь с тобой! — праведно «испугалась» тетушка. — Такими кадрами разбрасываться преступно!
— Только ничего не выдумывай! — напряглась Стаська, заподозрив подтекст в теткиных словах. — Человек попал в трудные обстоятельства, а при этом бросился спасать Василия Федоровича, разве можно было не помочь?
— Ну разумеется!
Тональность утверждения осталась непонятной — не то скептицизм, не то полное одобрение проявленной племянницей человечности.
— Как, ты сказала, его фамилия?
— Больших. Серафима помолчала.
— А ведь я его знаю! — наконец поразила княгинюшка заявлением. — Точно это он! Помнишь, когда Евгеньюшка попал в аварию и у него были страшные открытые переломы?
— Ну еще бы! Помню! — подтвердила Стася осторожно.
— Меня тогда врач, который принимал Евгеньюшку в больнице, отвел в сторонку и сказал: «Если хотите, чтобы он полностью восстановился, встал на ноги и не хромал, попробуйте попасть к доктору Больших». Я спросила, что, мол, он светило какое, профессор, а врач усмехнулся. Нет, говорит, простой доктор, молодой причем, без званий и степеней, но гений. И если вам кто и поможет, то только он, я сделаю все, что могу, но…
— Да ничего такого я не помню! — до глубины души возмутилась Стаська.
— А я тебя и не посвящала в детали, не до того было! Я подключила все свои знакомства, какие могла, и договорилась. Знаешь, поразилась, когда Евгеньюшку привезла на «скорой» в эту больницу, в которой гений-то работал. Простая районная больница, и вышел нас встречать высокий, большой замученный мальчик, по чьей-то там просьбе оставшийся после суточной смены специально, чтобы принять нас.
— Никакой он не мальчик, а здоровенный, так же замученный мужик с седыми висками! — недовольная «ничегонезнанием», капризно возразила Стаська.
— Так сколько лет прошло! Десять почти. Тем летом ты как раз госэкзамены выпускные сдавала. Неужели ты его не помнишь? Ты ж в больницу к Евгеньюшке ходила постоянно, сталкивалась наверняка с его лечащим врачом?
Стася старательно напрягла память. Больницу помнила, и дядю Женю, веселившего всю палату анекдотами и шутками, и как фломастерами разрисовывала его гипс цветочками и бабочками для «красивости и отдохновения глазу от белизны» по его просьбе. И как они втроем с Симой и дядей Женей тайно от медперсонала распивали шампанское за ее окончание университета и их застукала медсестра. А вот врача дяди-Жениного…
Ей стало совсем уж обидно и жаль, что она не узнала, не увидела его тогда.
— Нет, не встречалась я с врачом.
— Зато сейчас встретилась! Москва большая деревня, все друг друга если не напрямую, то через кого-то знают. О нем тогда легенды ходили. Этого Больших втихаря и к первым лицам цэкашным вывозили врачевать, если слухи не врут.
— Вывозить-то вывозили, но, как я понимаю, ни денег, ни наград и званий не давали. Правильно, зачем? Лечит себе и так докторишка! — неизвестно почему кинулась защищать Больших от несправедливости Стаська.
— Слава, ты чего? — остудила ее тетушка. — В нашей стране всегда так: либо дело делать, либо награды и звания получать, по-другому редко выходит. Теперь он, видишь, спасает людей в мировом, так сказать, масштабе!
— И не одобряет пафоса.
— Да ты что! Еще и скромным остался! Де-ла-а! А говорят, что перевелись мужики на Руси! Врут! — И переключилась на иные дела: — Ладно, пусть почивает твой герой. Перейду, пожалуй, к шкурному интересу. Слава, ты дневнички-то прихватила или не до них было?
— Повезло тебе, княгинюшка. Я сначала дом проверила, тетрадочки твои нашла и в сумку сложила, а после Василия Федоровича обнаружила. И закрутилось все. — Стася загрустила, вспомнив о машине. — Но ехать второй раз все равно придется, свое авто забирать.
— Хочешь, я Виктора попрошу, он на электричке доедет и перегонит твою машину?
Виктор, водитель индивидуального такси, которого тетушка вызывала, если имела надобность куда-либо ехать, практически личный водитель, благоговеющий перед княгинюшкой до восторга, выказывая готовность мчаться на ее зов в любое время дня и ночи.
— Посмотрим, — неопределенно буркнула Стася.
Они поговорили еще немного, тетушка старательно записала продиктованные Стаськой номера справочных больничных телефонов — узнавать о здоровье дачного соседа, рассказала о новом кулинарном шедевре, освоенном Зоей Михайловной, и удавшемся необыкновенно пироге, посетовав, что племяннице не удалось его отведать с пылу с жару.
— Приезжай завтра. На Кулишки сходим, в церковь, пирога поедим.
— А бог его знает, что завтра будет, — не обнадежила обещанием Стася.
Попрощались они как-то невесело. Отчего бы это?
Полночи Стаська вертелась, крутилась, вздыхая тягостно, все передумывала обрывки каких-то тревожных, отгоняемых мыслей, впадала, как в омут, в короткий сон-забытье, просыпалась перепуганно и начинала снова ворочаться.
Диван, на котором она устроилась в гостиной, уступив свою большую кровать-лежанку в спальне «хорошему доктору», не имел к ее растревоженному состоянию никакого отношения. Этот монстрик, как и кровать, радовал, можно сказать, потрясал своей монументальностью и при раскладывании превращался в трехместный что вдоль, что поперек спортзал спальных возможностей. Стася долго и упорно выискивала себе «диванчик» нехилых размерчиков и примерялась, проводя в магазинах полевые испытания посредством укладывания тела на предлагаемые поверхности.
— Что ли не в меру ты впечатлительная, Игнатова? Или барышня нервная? — выдвигала предположения своего беспокойства Стаська.
Вставала, плелась в кухню попить водички, посещала туалет, снова ложилась… и все повторялось сначала.
Часа в три ночи Стася сдалась. Откинула одеяло в сторону столь решительным резким жестом, что оно разноцветной бабочкой упорхнуло через спинку дивана на пол. Ворча под нос нелицеприятные определения самой себе, она подняла одеяло, бросила его назад на диван и пошагала в кухню, исконно российское пристанище от всех забот.