Вика просто обошла очкарика и даже не пригрозила ему расплатой. Ночь с Эдом сделала ее чересчур мягкосердечной, но не умерила аппетит.
Подавив зевок, Виктория подумала, как замечательно было бы сейчас кувыркаться в кровати — и не только в ней — вместе с Эдом, а не выслушивать старую маразматичку.
— …одна в огромной квартире.
Вика встрепенулась после этих слов.
— А ну-ка, Тереза… э-э… — она посмотрела на титульный лист истории болезни, — Вацлавна, повторите еще раз последнее предложение.
— Яна, можно тебя на минутку?
Она делала вид, что не слышит и не видит его, в надежде, что парню рано или поздно надоест ее преследовать. С нее вполне хватило вчерашних обвинений. Кстати, весьма несправедливых.
Яна размышляла над его словами первую половину ночи, отыскивая все новые и новые доводы в свою пользу. Их оказалось предостаточно, но уснуть они ей не помогли. Лучше бы она решилась и таки пригласила к себе Остапа, тогда не было бы настолько обидно. Наверное. Хотя, как знать?
Во второй половине бесконечной ночи ей в очередной раз снился прежний ужасный сон, в котором она чувствовала себя жалкой и беспомощной. Давненько он ее не беспокоил.
Яна проснулась с тупой головной болью и в плохом настроении, и сейчас не собиралась больше ничего и никому доказывать. Пусть думает, что хочет.
Синичка ускорила шаг, стараясь оторваться от Дубовского, но тот с упорством одержимого шел за ней. Не бежать же ей от него, в конце концов? Что подумают о них окружающие? Видимо, ей таки придется выслушать от него очередную порцию нравоучений.
Яна остановилась так резко, что Виталик чуть не сбил ее с ног. Он невольно ухватился за нее, чтобы не свалить на пол.
— Извини.
— За что?
Яна удивилась мрачному спокойствию в собственном голосе. Да и своей смелости тоже. Она, конечно же, понимала, за что Виталик извиняется, но ей хотелось услышать это от него.
— За то, что… толкнул.
Пожалуй, растерянным Дубовского она видела впервые. Обычно этот парень казался достаточно уверенным в себе. А тут — ни привычной широкой усмешки, ни смешинки в глазах, ни легкой развязности типа «вот такой я симпатяшка». Только брови хмурит, да бегающие очи в сторону отводит.
Яна подождала еще мгновение, давая возможность парню извиниться за вчерашнее, но Виталик молчал. Тогда она повернулась к нему спиной и отправилась дальше, но уже медленнее, поскольку на них стали оборачиваться коллеги и больные. Синичка же не любила находиться в центре внимания. Дубовский же пытался идти с ней рядом, приноравливаясь к ее шажкам, но продолжал молчать. Этот мужчина начинал ее раздражать.
Он явно планировал сказать что-то еще, но, видимо, не знал, как это сделать, а Яна не собиралась ему помогать. Никто его за язык не тянул. И хотя со вчерашнего вечера ее злость слегка поутихла, прощать Дубовского без извинений и уговоров она не собиралась.
Синичка пыталась выглядеть невозмутимой, но долговязое, большое тело, передвигающееся мелкими рывками, смотрелось комично. Яна внутренне усмехнулась, но на лице сохранила безразличное выражение.
— Я…
«Ну-ну, продолжай, парень. Извиняться — не самое легкое занятие. К тому же подобное косноязычие — торжество справедливости. Не только одним девушкам заикаться в твоем присутствии».
Подобные размышления еще больше подняли Яне настроение. На мгновение она удивилась собственным ехидным мыслям по отношению не к кому-нибудь, а к своему бывшему кумиру, но затем отмахнулась от сомнений в их правильности. Он заслужил их все до единой, и еще многие сверх того.
— Ты…
«Одни местоимения. Где же глаголы, прилагательные?»
Яна снова остановилась. Она смотрела на Виталика с таким видом, словно все происходящее ей порядком наскучило. Девушка даже сложила руки под грудью. У нее в арсенале, конечно, не наблюдалось силиконовых вершин Виктории, но и ее собственная — небольшая, но высокая, явно произвела на этого мужчину должное впечатление. Вот, оказывается, что с женщиной делают обида и злость — она становится уверенной в себе, жесткой и артистичной.
Виталик смотрел на нее с таким откровенным недоумением и почти восхищением, словно видел впервые, и Яне захотелось рассмеяться в ответ на его удивление, но она сдержалась и лишь слегка приподняла брови, намекая на то, что ожидание слишком затянулось.
— Что ты делаешь сегодня вечером? — неожиданно выдал Дубовский, продолжая двигаться взглядом по ее телу. Жаль, что раньше он никогда так на нее не смотрел. Теперь же подобные авансы в его исполнении уже не оказывали на Яну ожидаемого воздействия, хотя и тешили ее самолюбие.
Что он спросил? Ах да. А еще говорят, что непоследовательность — женская черта.
— Охмуряю иностранца.
Она бросила эту фразу Дубовскому в лицо и уже собиралась уйти, но он схватил ее за руку, и ей пришлось остаться на месте.
— Зачем… так? Не думал, что ты такая злопамятная и… вообще.
— Вообще? Это то, что ты забыл сказать мне вчера?
— Я ошибался.
— А мне показалось, что ты говорил именно то, что думал.
— Тебе показалось. Я разозлился, когда увидел тебя с ним.
— Почему?
— Что ты имеешь в виду?
— Почему ты разозлился?
— Ну, как? Ты целовалась с этим пижоном так, что…
— Ты приревновал? Или — что, пожалуй, ближе к истине — тут же вспомнил Викторию и Родзинского, а затем, долго не раздумывая, сравнил меня с ней?
Виталик смущенно переминался с ноги на ногу, а ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться и не перейти на крик. Еще немного, и она превратится в истеричку. Нет уж, дудки.
Яна попыталась незаметно для окружающих отобрать у Дубовского свою руку, но тот не отпускал.
— Я тут подумал. На досуге. Дело не в ней. Не только в ней. Я не собираюсь к ней возвращаться.
— Но и забыть не можешь.
Их взгляды встретились. Мужской взгляд молил ее о понимании. И хотя Яна искренне сочувствовала этому красивому и, в сущности, неплохому парню, но больше не хотела быть лекарем для его болезни под названием «Виктория». Хотя, Виталик, кажется, не собирался этого понимать.
— Могу и забуду. Мне нужна ты. Давай встретимся вечером? Сходим в ресторан или в ночной клуб.
— А ты не планируешь спросить, чего хочу я?
— То есть?
— Вот именно. Ты даже не пытаешься меня понять, узнать, порадовать. Проанализируй свою трогательную, почти душещипательную речь — «я подумал», «я хочу», «я обиделся». Ты даже площадку для встречи выбираешь единолично. А где во всем этом я? Сколько места занимаю? Имею ли право на собственное мнение?
— Со временем ты мне все это расскажешь. Женщины любят поболтать.
— Вот видишь? За многие годы знакомства ты так и не понял, что я не люблю поболтать.
— Но, Яночка…
— Все, с меня достаточно. Я уже устала, а мне сегодня еще дежурить.
Она вырвала руку из его хватки и пошла прочь — как это ни странно, впервые весьма довольная собой. Хотя она почти успокоилась и ее мысли теперь устремлены совсем на другого мужчину, когда Дубовский громко крикнул ей вслед «Я не отступлюсь!», она удовлетворенно улыбнулась.
«Кажется, все спокойно».
Яна обошла почти все отделения, поговорила с медсестрами, осмотрела больных, оставленных под наблюдение дежурного врача. Осталось только приемное отделение, куда она и направлялась, когда услышала возмущенные женские крики. Яна немедленно устремилась на голос.
Медсестра приемного отделения, раскинув руки в стороны и расставив ноги, держала оборону и что-то настойчиво объясняла высокому мужчине в черной кожаной куртке. Он смотрел на довольно высокую женщину с высоты своего немалого роста ничего не выражающим взглядом и молчал. А когда ее крики ему надоели, он просто отодвинул ее в сторону и направился вглубь — по направлению к Яне.
Не то чтобы она испугалась, но надвигающийся на нее человек выглядел опасным. Яна не заметила бы его в толпе, но сейчас, когда он шел ей навстречу, все необычные мелочи его облика казались особенными.
Рыжеволосый мужчина с бледной кожей, худощавый, но с грацией большой кошки. Точнее кота, потому что не наблюдалось ничего женственного в его движениях и повадках. И взгляде — холодном, прозрачном и ничего не выражающем. От всего этого по телу Яны пробежал холодок, но она не имела права пасовать перед трудностями, во всяком случае, на работе.
— Здравствуйте. Я дежурный врач. Вы по какому вопросу?
Похоже, он собирался пройти мимо нее, даже не взглянув, но ее голос остановил его. Мужчина притормозил и, засунув руки в карманы джинсов, уставился на Яну непроницаемым взглядом.
— Яна Евгеньевна, может, я наряд вызову?
Медсестра уже выглядывала из двери в санпропускник, явно довольная тем, что кто-то другой взял на себя неприятную миссию — выставить несговорчивого мужчину за порог больницы.
Яна отрицательно покачала головой и решила попробовать еще раз.
— Вы пришли кого-то проведать?
Он заскользил глазами-льдинками по ее фигурке, ногам, вернулся к лицу. На крохотный миг Яне показалось, что его губы дрогнули в легкой улыбке, но затем раздался хриплый голос, похожий на скрежет металла.
— Да.
Яна чувствовала себя весьма неуютно под его взглядом, но не отступила.
— Извините, но приемные часы уже закончились. Приходите завтра.
— Завтра.
Он замолчал, раздумывая, и Яна уже решила, что мужчина сейчас развернется и уйдет. Но тот неожиданно быстрым движением, совершенно не вязавшимся с его расслабленной позой, прижал Яну к стене коридора и уставился на ее губы.
— А мне нужно сегодня.
Она должна была испугаться, но не испугалась. Несмотря на то, что его провоцирующий взгляд продолжал изучать ее рот, Яна нашла в себе мужество ответить:
— Сегодня нельзя. У нас режим. Пациенты уже спят.
Что-то мелькнуло в его глазах после ее слов. Возможно, он ожидал, что она начнет умолять его отпустить ее? Или звать на помощь? Но Яна не дрогнула и выдержала назойливое внимание и натиск мужского тела, прижимавшегося к ней не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы она не сбежала.
Тогда мужчина приблизился впритык к ее лицу и прошептал:
— Детка, мне нужна одна старушка. И если ты меня к ней не пропустишь, то…
— То что? Ничего вы со мной не сделаете.
Странно, но Яна на самом деле так думала. Мало того, уверена так же в том, что мужчина ее не поцелует, просто играет с ней.
— Смелая? Или глупая? Или…
— Уходите, пока не приехали патрульные.
— Они так быстро не появляются. У нас еще есть время.
— «Нас» не существует. Уходите, сделайте себе одолжение.
— Ты не дразнишь меня, детка?
После этих слов он прижался к ней сильнее. Она почувствовала прикосновение твердых мужских бедер и громкие, размеренные удары сердца. Он не возбужден. Но все же…
— Уходите. Сейчас же.
Яна сделала попытку оттолкнуть его.
Он оторвался от нее, но не по собственной воле.
— Пошел вон отсюда! И не смей никогда — слышишь? — никогда касаться ее!
Яна впервые видела Остапа в таком состоянии. Его глаза сверкали, как изумруды в свете рамп, а тело выглядело страшно напряженным и готовым в любой момент броситься на ее защиту.
Рыжеволосый мужчина не уступал ему в росте, но выглядел более худым. Хотя черная кожаная куртка вполне могла скрывать его накачанный торс. Несмотря на накаленную остановку, он, как ни странно, стал выглядеть еще более расслабленным и безразличным. Это насторожило Яну. Она уже начала понимать, что это лишь маска, и незнакомец в любой момент может наброситься на соперника. Опасность, исходящая от него стала еще ощутимее.
В коридор высыпал весь дежурный персонал больницы, чтобы поглазеть на происходящее. Яна решила вмешаться, чтобы предотвратить возможную потасовку.
— Остап, оставь его. Он ничего мне не сделал. — Яна взяла его за руку и ласково погладила стиснутый кулак. — А вам лучше уйти, — повернулась она к рыжеволосому мужчине. — Послушайте меня. Приходите завтра. Лучше до восьми вечера.
Мужчина качнулся вперед, и Яна испугалась, что сейчас начнется драка. Но он лишь прищурил глаза, развернулся на пятках и медленно пошел к выходу. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
Глава 11
Все это время глаза Остапа мерцали мрачным пламенем, а уголок рта дергался в неровном ритме. Оказывается, он не настолько сдержанный, каким хочет казаться.
Он крепко сжал ее плечи, но когда заметил, что Яна поморщилась, слегка ослабил хватку.
— Он… с тобой все в порядке?
— Да, конечно.
Он хотел сказать Яне что-то еще, но, посмотрев за ее спину, сдержанно обратился к собравшимся:
— Все работаем. Инцидент исчерпан.
Яна обернулась, но увидела лишь спины медсестер, а Остап уже молча тащил ее за собой по коридору. Она тоже решила ничего не говорить, пока они не придут. Куда-то.
Подходящим местом оказалась ординаторская. Остап тут же запер дверь на ключ.
— Ты вообще думала, когда решила самостоятельно остановить этого… этого…
Его голос звучал весьма категорично. Хотя Яна и понимала, что Остап беспокоится о ней, но все же решила показать, что независима в своих решениях.
— Я только исполняла обязанности дежурного врача.
— Кроме тебя в больнице есть хирург. Позвали бы его.
— Пока бы ему звонили, вводили в курс дела, а затем он спускался из хирургического отделения, этот мужчина успел бы сделать все, что угодно. К тому же, еще неизвестно, не был ли занят хирург на операции.
— Операция закончилась. Я присутствовал на ней.
— Но я же этого не знала.
Они стояли друг против друга очень близко, однако Остап сделал еще один шаг и прижал ее к себе. Яна не стала вырываться. Прижавшись щекой к его груди, она сразу успокоилась. Казалось, в эти минуты с ней не могло случиться ничего плохого.
Остап ласково гладил ее по спине и все еще напряженным голосом шептал в волосы:
— А если бы он сделал тебе больно? Я думал, что пришибу его, когда увидел, как он прижимает тебя к стене.
Яна улыбнулась и украдкой коснулась губами его груди. Ей пришлась по душе его ревность, какими бы объяснениями он ее не маскировал.
— Вокруг толпилось столько людей, что он не мог причинить мне вреда. Разве что… поцеловать.
— И это должно меня успокоить?
У нее вырвался смешок, а Остап подхватил ее на руки и вместе с ней сел на диван. У Яны закружилась голова. От перемещения. От предвкушения.
Их новый поцелуй с привкусом ревности и еще неугасшей ярости очень отличался от предыдущих и стал для Яны открытием. Первое жесткое прикосновение твердых губ внезапно превратилась в лихорадочное желание обладания.
Яна тут же забыла про скромность. Она целовала Остапа смело, почти отчаянно. Возможно, она действовала не слишком умело, но зато с чувством. И ей это нравилось. А еще состояние эйфории, которого Яна не испытывала ни разу в жизни.
Они, наверное, сошли с ума, причем оба, потому что Яна неожиданно заметила, что ее халат расстегнут, и лифчик — тоже, мужская рука поглаживает чувствительные вершинки, а она не только не возмущается, более того — подбадривает его вздохами и легкими стонами. Он оторвался от ее губ и опустил голову к груди. Яна дернулась и затрепетала в его руках, а он сжал ее в объятиях еще крепче.
— Яна Евгеньевна!
Кто-то стучал в дверь ординаторской и, наверное, не в первый раз. Яна резко вскочила с мужских колен и принялась дрожащими пальцами застегивать бюстгальтер.
Остап тихонько чертыхнулся и приставил указательный палец к ее губам, приказывая молчать. Он поставил ее за шкаф, а сам открыл дверь. Ей только показалось, или в интонации дежурной медсестры действительно слышалось разочарование?
— А… где Яна Евгеньевна? И почему вы закрылись изнутри?
— Думаю, она делает вечерний обход. А я собирался переодеться. Что-то случилось? — Голос Остапа звучал совершенно спокойно, будто не он только что целовал ее губы и… О, Боже! Ей тоже не мешало бы прийти в себя.