========== Часть 1 ==========
Песенка под настроение: Vodka Rain — Dreamlike
Мы были обычными соседями. Он на год старше, с успешными родителями, занимающимися семейным бизнесом. Умный, красивый, добрый и общительный. Я могла бы перечислять его качества целую вечность, но проще сразу обозвать его чёртовым идеалом.
Его квартира находилась прямо напротив моей. Входная дверь — обычная, деревянная, выкрашенная прозрачным лаком, с металлической ручкой цвета серебра. Её центр разделял одинокий глазок, который всегда был закрыт с другой стороны. Эта семья всегда была открытой и дружелюбной, они не проверяли, кто пришёл, выглядывая в глазок или отгораживаясь тонкой дверной цепочкой. Открывали сразу, спустя пару трелей звонка.
Я знаю его уже очень давно и не знаю о нём ничегошеньки. Мы всегда были по разные стороны стен и ограничивались короткими фразами, не имеющими ничего общего с дружбой.
Другие соседи часто удивлялись, почему мы так откровенно избегаем контакта друг с другом… Ведь нам бы дружить и наслаждаться молодостью… Хотела бы и я знать, почему.
***
Переключившийся на зелёный цвет светофор дал сигнал к движению. Все ринулись по своим делам, и только я, задумчиво остановившись посреди дороги, подняла лицо к небу.
Солнце ярко светило прямо в глаза, обжигая радужку, заставляя щуриться и часто моргать от выступивших слёз. Непривычно вот так смотреть ввысь. Но мне хотелось. Хотелось запомнить каждое мгновение своей жизни.
Запечатлеть быстро истекающие мгновения, которые с каждой секундой исчезают навсегда.
По правде говоря, у меня редко возникают подобные «депрессивные» мысли, но уж когда они позволяют себе поглотить мой разум, становится трудно противиться этому. Особенно если это случается утром по понедельникам…
— Долго ещё дорогу загораживать будешь? — последовал негромкий вопрос у самого уха.
Я неловко дёрнулась и посмотрела на виновника своего испуга. Сегодня он был особенно красив, и мне захотелось заехать своей сумкой по его красивому лицу. Смазать знакомую ухмылочку, стереть тень самодовольства.
Злобно закусив нижнюю губу, я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, цвет которых знала наизусть. Цвет, дарящий каждому оттенки тепла, как свежеприготовленный горячий кофе в зимнюю стужу. Каждому, но не мне.
— Обойди, если я тебе мешаю, — мой голос полностью скрывал душевное смятение. Приятно прятать настоящие чувства за словами, от этого кажется, что ты знаешь чуточку больше остальных.
Он улыбнулся. Не так, как в универе, когда разговаривал с друзьями и однокурсниками, по-другому улыбнулся. Презрительно изогнутый уголок губ давным-давно принадлежал только мне, потому что я иногда могла довести этого парня до состояния, когда, приложив что-нибудь к его коже, оно тут же сгорало от жуткого пламени гнева.
— Ты не мне мешаешь, а машинам, что двинутся через пару секунд, — насмешливо сказал он и, развернувшись ко мне спиной, отошёл на пару шагов, чтобы, ещё раз оглянувшись, убедиться, что я, как обычно, упорно стою на месте только потому, что хочу хотя бы единожды «победить».
В подтверждение его словам, со сменой светофорного цвета, машины принялись сигналить мне, прогоняя с чётко выкрашенных полосок перехода. Я мысленно отсчитала ещё несколько секунд и, удостоверившись в исчезновении загадочной улыбки с его лица, оторвала, казалось бы, затёкшую стопу от распечённого асфальта. Добравшись до конца дороги, я не остановилась для того, чтобы отпустить пару едких замечаний, но услышала его адресованное мне слово: «Глупая».
После чего он обошёл меня и устремился вперёд. Снова. Как обычно.
Я следовала на расстоянии в десять шагов, буравя взглядом его затылок. Представляю, что он думал обо мне… мелкая, странная, злобная… или вообще не думал. Думала только я.
***
Помню, как один парень мне заявил:
— Ты красивая!
Я постаралась избежать лишней эмоциональности и, просто легко улыбнувшись, сказала первое, что пришло на ум:
— А толку-то?
Конечно же, он не понял меня. Я бы очень удивилась, если бы понял.
Неоднозначная гримаса исказила его симпатичное личико, а я в который раз подумала о том, что его слова, как и многих парней до этого, не затронули ни одной струны в моей душе.
Моя внешняя привлекательность и гроша ломаного не стоит, когда закрытый ото всех характер упрямо строит глухую стену между мной и людьми. Почему-то я не могу никому доверять. Почему-то… когда я одна, мне очень уютно и не хочется что-либо менять в себе.
Мне проще спрятаться в собственной раковине и углубиться в выдуманную мной иллюзию счастливой жизни, в надежде, что родители не оторвут меня от этого «очень интересного» занятия, позвав к обеду или по другой, преувеличенно важной, причине.
Я люблю укрываться в своей комнате с чашкой горячего чая, устроившись с ногами на низком подоконнике. Медленно потягивая кипяток, с трёхметровой высоты смотреть на проезжающие внизу машины и вечно спешащих людей. В этом мире проще всего быть странной, тогда никто не станет тобой интересоваться. А значит, и не надо ожидать, что тебя используют или предадут.
Зачем дарить человеку сердце, если он всё равно ответит тебе болью?
Как-то однажды, на одной из университетских перемен, короткий тычок в область плеча заставил меня раздражённо поднять голову на нарушителя моего покоя. Если бы это был не Сехун, то я бы послала его на три, четыре, пять, а то и больше весёлых букв и с интересом наблюдала бы, как он туда доберётся.
Но это был Сехун, человек, из-за которого неполадки в моём сознании, наверное, никогда не обретут исправность.
— Чего тебе? — сухо спросила я, вынимая правый наушник-капельку.
— У тебя шнурки развязались, — ровным голосом ответил он, глядя мне прямо в глаза.
— И ты только поэтому меня отвлёк?
— Если не завяжешь, пожалеешь.
Я закатила глаза и демонстративно впихнула наушник обратно в ухо, но Сехун и не думал уходить, он устроился напротив меня, чуть оперевшись о подоконник и сложив руки на груди.
До конца перемены оставалось чуть меньше двух минут, и я была совершенно уверена, что по звонку он вынужден будет уйти, а значит, и обращать внимание на него не стоит.
Но, как я полагала, после звенящей трели он не спешил уходить и, только когда я убрала наушники, ожидая прихода преподавателя, он нарочито медленно оторвался от своего места и, склонившись к моему лицу вплотную, прошептал:
— У тебя трусы видно, дурочка.
Я моментально вспыхнула и опустила взгляд на ноги. Он оказался прав. Моя короткая юбчонка зацепилась о булавку на длинной рубашке и пошло открывала прелести моих трусов в горошек.
— Чёрт, — прошипела я, быстро поправляя её и мысленно проклиная Сехуна на чём свет стоит.
— Я же говорил тебе, что пожалеешь, — улыбнулся он и, легонько подмигнув, зашагал прочь под удивлённые взгляды моих однокурсников.
И как он заметил это? С коридора что ли выглядывал меня?
Естественно, шнурки были в норме.
***
— Отнеси это маме Сехуна, — заявила мне мама, протягивая завёрнутый в пакет свёрток.
— Почему я?
— Потому что я немного занята. Когда отдашь, поблагодари её за формочки для печенья, которые она любезно предоставила нам на той неделе, — не терпящим возражения тоном ответила мама.
Посверлив меня ещё немного суровым взглядом, она покачала головой и удалилась, скорее всего на кухню, дальше колдовать над ужином.
Тяжело вздохнув, я взяла свёрток и, сунув босые ноги в домашние тапочки, пошлёпала к выходу. За каких-то полминуты пересечения пространства между нашими квартирами и тридцатью секундами ожидания после звонка в дверь, я перебрала в голове тысячи, а то и больше мыслей, среди которых были нервные, оправдываемые, пугающие и непонятные даже мне.
Я честно пыталась понять, почему сердце так нервно дёргается, а по кончикам пальцев скользит странный зуд. Это же просто встреча с мамой Сехуна! Вполне вероятно, самого его я не увижу, так почему же хочется просто взять и провалиться тотчас под землю или оказаться на месте совершенно другого, незнакомого человека, в другой жизни, в другом времени или пространстве…
Мои далеко спрятанные опасения оправдались, когда в проёме двери появился Сехун собственной персоной.
— Привет, — неловко выговорила я, переминаясь с ноги на ногу и нервно теребя переданный мамой свёрток.
— Привет, — спокойно ответил он, пристально глядя мне в глаза.
— Вот, — я протянула пакет и отвела глаза в сторону. — Это мама просила передать.
— Ты только поэтому пришла? — негромко спросил он, все ещё сверля меня своими тёмными глазами, от которых странным образом насквозь прошивало всё тело, словно разрядом тока.
— Зачем же ещё? — раздражённо качнула плечами я, неосознанно закусив нижнюю губу, что сразу же заметил парень, стоящий передо мной.
— А я думал, ты ко мне пришла, — хмыкнув, сказал он, и я попыталась поймать хотя бы намёк на шутку в его взгляде. Бесполезно. Его невозможно разгадать или понять. Это словно ковырять твёрдый камень, в надежде расколоть и найти что-то внутри него.
— Проходи, — коротко ответил Сехун и, развернувшись, проследовал вперёд.
— Но я не…
Он не стал слушать, а просто молча шёл к дальней двери вперёд по узкому коридорчику.
Мне внезапно стало не по себе, потому что ещё никогда прежде Сехун не вёл себя подобным образом. Но, с другой стороны, мне было любопытно, что хочет показать этот странный парень, с которым, тем не менее, у нас частенько происходили вражеские стычки.
Я тихо вошла, закрыв за собой дверь, разулась и последовала за ним, рассматривая красивые, золотистые обои и белоснежный подвесной потолок коридорчика.
Дальняя дверь вела в комнату Сехуна и, едва оказавшись внутри, я изумлённо застыла на месте, неприлично открыв рот. Высокие стены были полностью обклеены фотографиями. Моими фотографиями.
Как я иду в школу, как сижу за партой, как смотрю в окно, сидя на подоконнике в школьном коридоре… В столовой, спортзале, за школой… Моменты, которые я и сама никогда бы не запомнила. Моменты, которые он сохранил, но для чего?
В универе Сехуна именовали «Мистер Клёвый», потому что он мог найти общий язык абсолютно с каждым. Он эдакий клёвый парень, всегда готовый помочь, поддержать любого, кто в этом нуждался, и единственным сильным звеном была я. Та, кто всё это время его недолюбливала. Та, кто злила его простыми ответами на ленивые придирки. А теперь я совершенно точно не понимала его.
— Нравится? — ухмыльнулся он, привалившись спиной к стене.
— Что это? Почему здесь мои фотографии? — растеряно спросила я, то рассматривая многочисленные снимки, то встречаясь взглядом с полным загадок соседом.
— Разве ты сама не догадываешься? — всё так же лениво улыбаясь, переспросил Сехун.
— А должна? — немного резко ответила я и, положив свёрток на краешек его кровати, проследовала к самой большой фотографии, которая висела над его рабочим столом.
Конечно же, мне удалось вспомнить момент, запечатлённый на снимке. Это было после занятий, когда я ехала домой на автобусе, вместо привычной прогулки пешком. Дело в том, что тогда я надела новые туфли и ужасно натёрла ноги, отчего появилась сильная, зудящая боль, не позволяющая нормально идти.
Я кое-как доковыляла до автобуса и, усевшись на место у окна, надела наушники, прислонившись к прозрачному стеклу, ощущая тепло места, нагретого солнцем.
Потрясающе. Я не могла произнести ни слова, потому что мысли будто гусеницы разбежались по тёмным уголкам сознания, упрямо не собираясь в кучу.
Внезапно Сехун оттолкнулся от стены и быстрым движением стянул белую футболку через голову, оставшись в одних джинсах.
— Что ты делаешь? — удивлённо спросила я, усиленно отводя взгляд от его обнажённого торса.
Но парень молча откинул предмет одежды и, буквально в два шага сократив между нами расстояние, вполне громко произнёс:
— Можешь делать всё, что захочешь.
— Ч-что?! — я отступила на шаг, и его лицо озарила короткая улыбка.
— Ты боишься меня?
— Н-нет… — конечно же, я боялась. Парень, который открыто заявлял мне о моих же недостатках, внезапно раздевается и предлагает «делать всё, что захочу» … Кто ж не испугается?!
Сехун в очередной раз ухмыльнулся:
— Знаешь, тогда… Это был я.
— К-когда?
И тут меня осенило: в тот же день, когда была сделана эта фотография в автобусе, чуть позже, я уступила место пожилой женщине, оставшись стоять, цепляясь за петлю для удерживания равновесия. Тогда, на одной из остановок, вошло очень много людей и началась толкучка, в которой я оказалась прижатой каким-то парнем к стенке автобуса. Я не видела его, потому что он был сзади, но чувствовала его тело, вжимающееся в моё.
Стыдно признаться, но в этом было что-то возбуждающее. Я, не имевшая до этого никаких отношений, никогда не ощущала себя так… Отчего-то жутко хотелось прижаться к нему ещё сильнее, и, слишком задумавшись об этом, я сделала внезапное движение, подавшись назад.
От неожиданности, парень схватил меня за талию и получилось нечто похожее на объятие со спины. Не знаю, что ощутил он, но на мне можно было смело жарить яичницу.
На следующей же остановке, не дожидаясь, пока все выйдут, я вылетела из автобуса, усиленно стараясь скрыть пунцовое лицо за волосами. Именно поэтому я так и не узнала, что это был он.
— Ты жестокая, — сказал Сехун, приблизившись на шаг. — Не знаю, когда ты окажешься со мной наедине снова, поэтому предлагаю тебе делать всё, что захочешь сейчас.
Я столбом застыла на месте, очумело рассматривая острые ключицы и широкую грудь. Чёрт подери, мне словно перерезали провода, лишили кислорода и вырубили свет. В глазах потемнело, в ушах зашумело, дыханье перехватило.
Я даже перестала ощущать силу сердцебиения и испугалась, что грохнусь вот так в обморок, прямо посреди его комнаты.
— А если я не буду?.. — словно со стороны услышала я свой охрипший голос.
Он покачал головой и ответил:
— Каждый имеет право на выбор.
Прошло каких-то две или три минуты, или полчаса, которые погрузили меня в своего рода вакуум, запечатавший все ощущения. В тот момент я задумалась, что, должно быть, так себя чувствуют тайно влюблённые, которые ничего не могут сделать. Лишённые сил и воли собственными эмоциями. Была ли я тайно влюблена в него? Что мне было нужно от него? Я правда не знала.
Но ответ пришёл почти сразу, как только Сехун, быстро выдохнув, отвернулся от меня, протянув ладонь к футболке, свисающей со стула.
Будто встроенные в уши барабаны забили тревогу, и я снова стала слышать, ощущать, видеть… Я смогла определить, что сердце вот-вот вырвется из удерживающих его многочисленных вен, что мои уши давным-давно горят, будто подожжённые огнём, что застывшее дыхание в груди — это не признак физической слабости, а показатель моего отношения к этому человеку.
— Подожди, — сипло сказала я, и парень сразу же остановился, не поворачиваясь ко мне лицом.
Немного помедлив и ещё раз проанализировав свои ощущения, я тихонько приблизилась к нему и едва коснулась поверхности правой лопатки. От прохлады моих пальцев Сехун немного дёрнулся, а его дыхание значительно ускорилось. Проследив самими подушечками путь от затылка до самой поясницы, я почувствовала странное возбуждение внутри себя.
Мне понравилось касаться его.
Он медленно развернулся ко мне лицом, но я, упрямо не поднимая голову, просто подошла к парню вплотную, доверчиво прикоснувшись ладонью к углублению его ключицы. Вот уж что всегда меня привлекало в нём. Возможно, мне стоило признаться себе раньше, что где-то глубоко внутри, я мечтала ощутить эту хрупкую, тонкую косточку под своими пальцами. И не только под ними…
Подтверждая свои мысли, я неловко двинулась вперёд:
— Я правда могу делать всё, что захочу?
— Да, — едва различимо прохрипел он, и я даже улыбнулась этой ужасно милой реакции с его стороны.
Преодолев сомнения, быстро сглотнула и накрыла мягкими губами поверхность его ключицы, чувствуя тёплую, чуть солоноватую на вкус кожу. Сехун шумно сглотнул, явно никак не ожидая подобного с моей стороны. Я и сама не ожидала этого, но почему-то мне хотелось коснуться его именно таким образом.