— Догадался, конечно, но я твердо стояла на том, что после Корфу не видела Родиона.
— Значит, ты вбила клин между братьями.
— Я? Да что ты… Родион первый сдал брата.
— Вот то-то и оно.
— Да ладно, Ирма. Это уже в прошлом. Мне оба брата не нужны.
— Позволь тебе не поверить.
— Это твое личное дело.
— Хочешь совет?
— Попробуй…
— Позвони Родиону и расскажи, что Платон приехал и поблагодари за предупреждение. Только и всего.
— Совет хороший, но я, извини, им не воспользуюсь.
— Можно узнать почему?
— Потому что я гордая. Он ни с того, ни с сего удрал, а я буду ему звонить? Да никогда. Такой звонок означал бы аванс, а я не намерена его авансировать. Все ясно?
— Более или менее.
Лали сидела в кабинете покойного мужа и методично перебирала его бумаги. Ей необходимо было найти один документ, затребованный фирмой, в которой Иваныч работал много лет. Все бумаги у него содержались в образцовом порядке, однако нужный документ пока не находился. Ей казалось, что бумаги хранят его запах. От этого она как-то размякла, расчувствовалась, нудное на первый взгляд занятие доставляло удовольствие. Это был мир Иваныча, куда ей доступа не было. Наконец, документ обнаружился. Но она уже не могла оторваться… Просматривала все ящики. В одном из них обнаружила початую коробку очень дорогих сигар. Иваныч курил сигары крайне редко, только в минуты особого напряжения. Сигары упоительно пахли… А еще она нашла небольшой фотоальбом. Хотела взять его в руки, но вдруг испугалась. Она никогда прежде не видела его. Что же такое там может быть? Страшно. А вдруг там фотографии каких-то женщин? Она убрала альбом обратно в ящик, но он неудержимо ее притягивал. Я не смогу просто забыть о нем. Она открыла альбом и… слезы градом хлынули из глаз. В альбоме были ее фотографии, любовно разложенные в хронологическом порядке. Вот она такая, какой он увидел ее впервые. Простенькая девушка в ситцевом платье, с косой, перекинутой на грудь. Этот снимок был сделан на первом курсе. На следующей фотографии она уже беременная, в вязаной кофточке. И так двенадцать снимков. Последний был сделан во время круиза по Карибскому морю. Она в черном вечернем платье, подпоясанном зеленым длинным шарфом, с изумрудными сережками в ушах. Платье и серьги были подарком на пятнадцатилетие их брака. Боже ты мой… Как он меня любил… А я? Я до сих пор его люблю. Говорят, любовь и страсть быстро умирают. Да ничего подобного… Она перевернула последнюю страничку альбома и вдруг увидела записку. Почерк Иваныча. Записка была адресована ей:
«Девочка моя, ты найдешь эту записку только когда меня уже не будет. По-моему, этот альбом красноречивее любых слов говорит о моей любви. Так вот, прошу тебя, живи на всю катушку, так как ты умеешь. Будь веселой, красивой, жизнерадостной. И постарайся найти себе мужчину. Нельзя хранить верность покойнику. Это глупо. Жизнь не для того дается. Погоревала и будет. Я думаю, сразу выходить замуж не стоит. Но жить полной жизнью необходимо. Я уверен, что такая прелестная женщина не останется одна. И я благословляю тебя на этот шаг. Я знаю, ты все равно будешь помнить и даже любить меня. Но жить надо не прошлым. И знай — я был с тобой бесконечно счастлив, с первого до последнего дня. Прости, что потянуло на пафос, но, знаешь ли, в такой ситуации это можно извинить, правда?»
Она разрыдалась. Слезы лились ручьем, но с ними из груди уходила боль. Иваныч как всегда прав. Замуж выходить я не буду, а жить на полную катушку… наверное смогу. Правда, непонятно, с кем… Но было бы желание, а желающие найдутся, как любит говорить Ирма. Родион? Да нет, не нужно. Хватит с меня Шахриных. И вообще… Это легко было написать «живи», а как? Если именно что желания нет? Показалось на мгновение, а он сбежал…
Вдруг раздался звонок. Кого это принесло в такой час? Родион? Нет, ерунда, он же не знает, где я живу.
Она нажала на кнопку видеоустройства. Какой-то мужчина. Лица не рассмотреть.
— Кто там?
— Ева, это Платон. Открой.
— Что ты хочешь?
— Поговорить!
Она нажала на кнопку. Он вошел в калитку. Она открыла дверь.
— У вас в Америке не принято разве звонить по телефону?
— Ага, вот ты и прокололась!
— В чем это?
— А откуда ты знаешь, что я живу в Америке? Я об этом ничего не говорил. Значит, все-таки Родька… Ну и что? Ты с ним спишь? Он как, в сравнении с твоим фантастическим любовником? Не очень проигрывает?
— Тоник, ты зачем приехал? Чтобы от этом спросить?
— Нет, я только сейчас понял, что ты с ним все-таки спуталась.
— Я ни с кем не спуталась.
— А откуда ж ты знаешь насчет Америки?
— Уж и не помню.
— Ну хватит, завралась совсем. Да, домик недурной…
— Раз уж приехал, может, хочешь чаю?
— Нет, коньяку.
— Коньяку я тебе не дам.
— Это почему?
— Я одна здесь, а кто знает, что вскочит в голову пьяному мужику.
— Боишься, что я тебя изнасилую?
— Нет, этого я как раз не боюсь.
— А чего тогда? Я женщин не бью.
— Еще не хватало. Так все-таки зачем ты примчался сюда на ночь глядя? Говори и я вызову тебе такси.
— Я виделся с сыном.
— Я догадалась. И что?
— Он тебе еще не доложился?
— Нет. Но он и не должен.
— Слушай, Ева, я хочу сказать тебе, что ты редкая сука.
— Я уже поняла. Ты только это хотел мне сказать? Я вызываю такси?
— Нет, это только начало… Я понял, дело, очевидно, в классовой ненависти.
— Что? — опешила от неожиданности Лали.
— Да, да. Именно классовая ненависть. Ты чувствовала, что не годишься для нашей семьи, и в твоем положении не могла рассчитывать на законный брак, хоть ты и делала вид, будто инициатива принадлежит тебе…
— Так, очень интересно… — Лали опустилась в кресло и закурила.
— Не кури при мне, я этого не выношу.
— Не выносишь? Скатертью дорожка. А я в своем доме буду делать что захочу. Давай, развивай свою мудрую мысль.
— Ты сбила меня с толку.
— Ты говорил, что я пылала классовой ненавистью, а ты не мог на мне официально жениться.
— Ну да, именно. Ты обнаружила, что беременна, смолчала, понимая, что законный брак тебе не светит, аборт делать не пожелала, ну еще бы, первый аборт это опасно, тебе ли, медичке, было этого не знать, а тут подвернулся старый опытный прожженный кобель, из бывших зэков, без площади, вот он и решил взять ребеночка на себя, заодно и молодую красивую телку.
— Тоник, ты… Тебе не стыдно нести всю эту мерзкую чушь? Я думаю, твои папа с мамой на том свете краснеют за тебя.
— Не трогай моих родителей! Не смей!
— Извини. Дальше что?
— Ты своего добилась! Отняла у меня сына, унизила меня как мужчину, да еще соблазнила моего брата, единственного родного мне человека. Что ж, ты можешь торжествовать.
Она встала, взяла из буфета бутылку коньяку, налила в коньячный бокал.
— Выпей, может, придешь в себя.
Он залпом выпил коньяк.
— Еще!
Она налила. Ей было жалко его сейчас.
Он выпил. Поставил бокал.
— Еще?
— Да!
Она налила еще.
— Возьми хотя бы конфету, — посоветовала Лали.
— А ты что это вдруг расщедрилась?
— Мне жалко тебя, Тоник.
— Жалко? — Он позеленел. — Тебе меня жалко?
— Жалко.
— Это почему же?
— Потому что ты… Потому что ты как маленький, тебе не дали игрушку…
— Ты как была дурой, так и осталась. Жалеет она меня…
— Скажи лучше, как встретился с сыном?
— Встретился… Я ему триста лет не нужен.
— И он тебе, по-видимому, тоже?
— Глупости!
— Да нет… Зачем тебе взрослый парень, чужой совершенно, любящий память о другом отце? Которого нужно завоевывать еще… И ты прав. Тоник, найди себе хорошую красивую девушку, женись, сделай ребеночка, ты еще молодой, успеешь вырастить, воспитать.
В комнату вдруг вошел Вир. Потянул носом воздух и улегся у ног хозяйки.
— Хороший совет, — фыркнул Платон.
— И еще — найди себе девушку в России. И пусть ваш ребенок говорит по-русски. Тогда на старости лет он не покажется тебе чужим. Я знаю, что говорю. Поверь, я желаю тебе добра.
— Черт, я что-то окосел…
— Хочешь кофе?
— Хочу.
— Тогда идем на кухню.
Они перешли на кухню. Вир тоже явился за ними.
— Умница, — потрепала пса за ухом Лали и включила кофеварку.
— Он что, охраняет тебя?
— Да.
— А я внушаю ему опасения?
— Любой пьяный внушает ему опасения.
— Вон даже как… И ты что, одна в этом домище?
— Да.
— И тебе не страшно? Или у тебя тут любовник прячется?
— Никто у меня не прячется.
— Ну да, твой любовник в Москве. А он как, устраивает тебя в постели?
— Тоник, замолчи. Уши вянут.
— А с моим братом у тебя ничего не вянет, все только расцветает? Да?
— Пей кофе. И я вызываю такси.
— Я тут останусь.
— Нет, тут ты не останешься!
— Боишься?
— Тебя? Нисколько. Ты не страшный зверь, Тоник.
— Ага, значит боишься за свою репутацию в глазах соседей? Здесь же соседи всегда начеку. В случае чего всегда донесут, расскажут мужу.
— Боже, как ты пьян!
Она взяла телефон и вызвала такси.
— Гонишь?
— Гоню.
— Ладно, я поеду… Но не рассчитывай на Родьку. Он такой бабник… Поматросит и бросит. Ты ему, видно, еще не дала, вот он и ярится…
— С чего ты взял, что он ярится? Я об этом ничего не знаю.
— Зато я знаю. Он когда о тебе речь заходила, просто стойку делал… И пустил меня по ложному следу, как последний идиот! И вообще, он холодный, расчетливый гад. Я приехал к нему после стольких лет, а он почуяв, что я могу быть ему соперником, тут же подложил под меня свою девку, Фаину, чтобы отвлечь от тебя. Разве порядочные люди так поступают? А девка любит его так, что на все для него готова…
Лали вздрогнула. Известие о какой-то Фаине неприятно ее поразило.
— А ты, конечно, воспользовался?
— Почему бы и нет? Она настоящая красотка и моложе тебя. Но я не люблю трахать баб, которые любят других.
— А тебя, Тоник, кто-нибудь любит?
— А мне не надо! Я вообще всю эту хренотень про любовь не признаю, выдумки! Думаешь, я тебя любил? Ни фига, мне просто казалось, ты красивая была, тело опять же. И удобно, с квартиркой… Да, хотел жениться, чтобы трахать сколько захочу…
— Тоник, хватит, машина пришла. Пойдем, провожу тебя. — Ей было его безумно жаль.
— Ладно, я… я, кажется, проиграл…
— Ты еще выиграешь, какие твои годы.
Утром Лали позвонил сын.
— Мамочка!
— Да, Петенька. Как все прошло?
— Странно, но никак. По-моему, мы друг дружке не понравились. Было ощущение какой-то ненужности для нас обоих… Что-то такое лишнее, обременительное… Хотя я честно пытался… Он тоже… Но ничего не высеклось… Никакой искры. А вот с его братом я сразу, еще на Корфу, что-то почувствовал, какое-то родство…
— Петенька, этого не нужно тоже.
Родион маялся. Новый год прошел как-то вяло. Большинство гостей у Долговых было ему незнакомо. Обычно душа компании, на сей раз он был молчалив и невесел.
— Родя, что с тобой? — спросила его Вавочка. — Твоя Фаина просто прелесть, красоточка.
— Да, бесспорно, и прелесть, и красоточка.
— Я тебя не узнаю. Где прежний огонь?
— Огонь? Да погас, видно.
— Погас? Не верю. Вот что, Родька, валика ты в Мюнхен, чего время зря теряешь?
— Вавочка, милая, я знаю, ты мне добра желаешь.
— Факт. Желаю. Хоть и не разделяю твоего восторга по поводу этой Лали. По-моему Фаина лучше. И любит тебя.
— Это что, так заметно?
— Невооруженным глазом. Как, впрочем, и то, что эта любовь без взаимности.
— Вот ты все и сказала.
Фаина, в начале вечера сиявшая красотой, тоже вдруг сникла.
— Родь, я хочу уйти, что-то я неважно себя чувствую.
— Я тебя отвезу и тоже поеду домой.
— Ты же пил. Давай поймаем машину.
— Давай.
Ему вдруг страшно захотелось домой. Они тихонько вышли, оделись. Олег застал их уже в дверях.
— Смываетесь, собаки? — он был изрядно пьян. — Так нечестно.
— Олежек, прости, мы хотели по-английски…
— Все, умолкаю, никаких претензий. По-английски так по-английски. С Новым годом, с новым счастьем.
Первого января Родион проснулся в своей постели, но совершенно больной. Неужто подцепил грипп? Ну и ладно. В Москве сейчас никто работать все равно не будет еще две недели, первый номер давно сдан, второй на подходе, можно и поболеть в свое удовольствие. Ни о чем и ни о ком не думать. И не отвечать на телефонные звонки, чтобы Фаина не узнала, что я болен, а то примчится за мной ухаживать, а я не могу теперь чувствовать себя с ней так, как раньше. Ее видная всем любовь слишком напрягает… Господи, другой был бы счастлив, а мне не надо. Позвоню Валентине Ивановне. Надеюсь, хоть она в меня не влюблена. Хотя вот Лали тоже в меня не влюблена. Или все-таки влюблена, а я не понял? Я ж ничего, как выяснилось, в этом не понимаю. Кто в кого влюблен или не влюблен. Значит, надо это выяснить… Я вел себя не как любящий мужчина, а как последний дурак. Права Фаина, я ее даже ни разу не поцеловал… А ну их всех, спать хочется. Он повернулся на другой бок и заснул.
Прошло десять дней. Он давно выздоровел, и одиннадцатого января вышел на работу. Пора было сдавать второй номер. И поскольку каникулы были длинные, то и раскачивались люди с трудом. Он был зол и раздражен. Заглянула секретарша.
— Родион Николаевич. Билеты доставили.
— Какие билеты? А, в Большой, что ли? Так отдай их Елене Игоревне. Это для нее.
— Родион Николаевич, это билеты на семнадцатое. В Мюнхен. На три дня. Туда и обратно. И ваучер на гостиницу.
— В Мюнхен? Ничего не понимаю, — а в груди помимо воли поднималось ликование. — Таня, а на чье имя?
— Так на ваше. На чье же еще? Так вы будете брать?
— Кто принес?
— Какой-то парень. Позвать?
— Позови.
В кабинет вошел парнишка лет двадцати, вполне отмороженный, с плеером в ушах и жвачкой во рту. Увидав солидного дядечку в крутящемся большом кресле, он вытащил наушник и языком двинул за щеку жвачку.
— Ну чего, билеты брать будете?
— А ты откуда?
— Из турагентства.
— Как называется?
— Вип Трэвел.
— И что?
— Да ниче. Спрашиваю, билеты брать будете? Мне-то по фигу, но вы тогда распишитесь, а насчет отказа с менеджерами разбирайтесь. Мое дело маленькое.
— Да нет, нет, я беру! Беру! — неожиданно сам для себя выкрикнул он. — Сколько я должен?
— Так уплочено уже.
— Кем? — вконец растерялся Родион.
— Да почем я знаю. Вами, наверное. Говорю же, с менеджерами разбирайтесь.
Родион ничего не понимал. Отпустив парнишку, он открыл конверт. Там лежал билет на рейс до Мюнхена и ваучер на номер в гостинице «Астор», в той самой, где он останавливался в прошлый раз. Хотелось бы знать, кто это для него так постарался? И кто мог знать название отеля? Неужто Олег? Но Олегу я не говорил про этот отель… Фаина? Это что, такой подвиг любви? Но откуда она знает про отель? А может, я сам заказал, когда был болен? Нет, не так уж я был болен. Да и с какой стати мне пользоваться совершенно неведомым турагентством? Но кто-то же заплатил за все? Про Мюнхен знают только Олег с Вавочкой и Фаина. Тоник? Неужто он? Неужто решил заманить меня в ловушку? Чушь какая! Надо позвонить… Но кому? В агентство!
— Таня! Позвони в агентство вот по этому телефону на конверте и выясни, кто заказал этот тур!
— Так разве не вы?
— Не я.
— И вы не поедете? Да? У нас же семнадцатого…
— Я поеду, Таня. Мне необходимо. Все.
Спятил он, что ли? — подумала секретарша. — Билеты незнамо кто прислал, а он поедет. Ему, видите ли, нужно. А почему тогда сам билеты не заказал? Странно. Пил небось без просыпу и забыл.
— Родион Николаевич!
— Что, Таня?