— Простите, что напугал вас. Я оперуполномоченный по особо важным делам. Майор полиции Олег Владимирович Смирнов. Занимаюсь делом о гибели ваших друзей и господина Вышинского.
Смирнов показал удостоверения работника ФСБ. Ого. Даже так. Этим делом заинтересовались в верхах.
Я поморщилась. Конечно, больше его волнует сам Вышинский. Обычные артисты его бы не интересовали, но тут замешан сын политика и потому дело приняло такой масштаб. Только очередного допроса мне сейчас и не хватало.
— Олег Владимирович, вам не кажется что сейчас не время и не место. Несколько дней назад ваш коллега уже беседовал со мной.
Мужчина удивленно посмотрел на меня:
— Мой коллега?
— Да, ваш коллега. Еще в больнице. Он задавал мне кучу вопросов. Настолько много, что у меня голова разболелась.
— Диана Валерьевна, это дело веду только я. Я хотел дать вам возможность прийти в себя. Я не знаю, кто самовольно беседовал с вами в больнице, но это точно не по моему приказу. Возможно из прокуратуры.
Я с недоверием посмотрела на него, но взгляд майора показался мне открытым и честным. В его светло–карих глазах ни капли наглости и настойчивости.
— Хорошо, простите мне мою резкость.
— Я все понимаю, У вас такое горе, но у меня работа и мне действительно нужно задать вам много вопросов. Надеюсь, вы найдете для меня время и ответите на них. Можно в неофициальной обстановке.
Я обернулась на людей в черном, стоящих у свежих могил. Им я не нужна, да я и вовсе лишняя и никто из них не рад мне, для них я живое напоминание о том, что мне повезло больше чем их погибшим родным.
— У меня есть свободное время прямо сейчас, если хотите.
Олег кивнул.
— Отлично, вы на машине? Или поедем на моей?
— Моя машина сгорела, а новую я еще не купила. Так что можно на вашей.
— Тогда пройдемте.
В теплом кафе, сжимая в руках чашку с кофе, я почувствовала себя намного лучше. Теперь я рассмотрела Смирнова внимательней. Он был довольно привлекательным, я бы сказала даже очень. Подтянутый, высокий крепкого телосложения с очень короткой стрижкой, волосы темные, одет по спортивному. Лицо живое, харизматичное, мужественное. Тяжелый подбородок, чуть длинноватый нос, видно не раз сломанный, с горбинкой. Широкие скулы, резко очерченные и гладко выбритые. У него были очень красивые глаза, которые не вязались с его грубоватой внешностью. Серые, теплого оттенка ближе к голубым с длинными пушистыми ресницами.
— Диана, расскажите мне по порядку как вы приехали в тот дом, что именно вам говорил Денис. Все что вы можете вспомнить, каждая деталь очень важна для меня.
— Я даже не знаю с чего начать… Все так закрутилось, запуталось.
Он участливо посмотрел на меня, закурил, спросив разрешения.
— А вы начните с самого утра. Так наверно будет легче.
— С самого утра?
Мне захотелось истерически расхохотаться. У меня это утро начиналось два раза. О каком именно утре ему рассказывать?
— Я должна была пройти приемную комиссию в театре. Все утро готовилась. Только об этом и думала.
Он кивнул. Поощряя рассказ.
— А почему вы так заинтересовались этим делом? Ведь насколько я поняла это был несчастный случай?
— Мы проверяем все версии. Вышинский занимает высокий пост в правительстве, не нужно исключать любую версию по которой произошла трагедия.
Я отпила кофе. Что ж звучит правдоподобно.
Когда я закончила рассказ, Смирнов уже докуривал вторую сигарету и заказал нам по еще одной чашке кофе.
— Ну что вам чем то помог мой рассказ?
Он отставил чашку в сторону и вдруг сказал:
— Нет, не помог. Вы многого не договариваете.
Я усмехнулась. "Еще как много, но если я тебе все расскажу — ты меня определишь в дурдом"
— Например, вы не рассказываете мне, почему позвонили в службу спасения и заявили о том, что в доме Вышинского будет совершено массовое убийство.
Я поперхнулась кофем и чуть не выронила чашку.
— Я никуда не звонила, — отчеканила и упрямо посмотрела на майора.
— Мы отследили звонок, и место совпадает именно с тем, где вас нашли спасатели. Это ведь вы звонили Диана?
— Нет, не я. Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
Теперь он уже не казался мне мягким и сочувствующим Смирнов наклонился ко мне.
— Зачем вы лжете? Каждый звонок в службу спасения записывается, и я слышал именно ваш голос.
Я растерялась. Смотрела ему в глаза и понимала, что если скажу ему всю правду то…
— Мне приснился сон. Да, мне приснился сон, что все они погибнут. Вот так. Можете считать меня суеверной.
Смирнов яростно сжал чашку пальцами.
— Значит вы позвонили в службу спасения потому что вам приснился страшный сон?
— Вот именно. Меня напугало это место, у меня заглохла машина, я мечтала, чтобы меня нашли на этой заснеженной дороге, и мне было страшно. Мною овладела паника. Это просто совпадение и не более того. Надеюсь, вы задали мне все вопросы? Я могу идти?
Майор пристально смотрел мне в глаза.
— Вы можете идти. Если что то вспомните — позвоните мне хорошо?
***
Как только Диана скрылась за дверьми кафе, Смирнов позвонил своему напарнику.
— Черт, ничего не рассказала, представляешь? Ровным счетом ничего. Я так рассчитывал на ее показания.
— Да что ты вцепился в это дело? Итак, все ясно молодежь перебрала лишнего, взорвалась пиротехника. Такое сплошь и рядом происходит на этих вечеринках.
— Не все там гладко. Почему мы не нашли трупов гостей и хозяина дома? Ни одного трупа, никаких останков. Только эти несчастные артисты. А где же все гости? Где сам Вышинский? Испарились? Исчезли? Почему нет ни одной машины? Только минибус труппы и машина этой Градской? Для кого они выступали?
— Ну, так мы получили исчерпывающие объяснения от …сам знаешь кого. Вышинский еще не приехал к тому времени.
— Не сходится, понимаешь? Ничего не сходится. Вот посмотри. Они все по словам Градской в семь вечера уже были в загородном доме. Она приехала туда в восемь. Позвонила в службу спасения. Мы нашли их аж в одиннадцать ночи, когда все сгорело дотла. Это значит, что особняк возгорелся между половиной десятого и десятью. То есть к тому времени артисты уже должны были закончить выступление. Не сходится.
— Угомонись, Смирнов. Тебе вечно больше всех надо. Тебе сказали закрыть дело — значит закрой. Не то будут неприятности и у тебя и у меня. Все никакого расследования.
— Я послежу за Градской. Немного странная она какая то. Дерганая, нервная.
В трубке послышался смешок.
— Это ты странный. Девчонка потеряла друзей, сегодня похоронила своих коллег. Какая она должна быть по–твоему?
— Не знаю… Не такая. Она должна быть убита горем, сломлена, а она…Как бы тебе это сказать, она словно смирилась уже, свыклась с мыслью что они мертвы. Я не знаю как тебе это объяснить. У нее уже прошло чувство шока и отрицания. Так обычно себя ведут, когда после смерти близких или друзей проходит достаточно времени.
— Психолог ты хренов. Ты лучше наркоторговлей займись. У тебя дел по горло, а ты за девчонкой следить собрался.
***
Когда я села в такси мне еще долго казалось, что за нами кто то едет. Домой я пришла в очень подавленном состоянии. Я просто рухнула в постель и отрубилась. Проспала до полудня.
Днем я забрала мою машину из автосалона. Честно, я не знала, что мне делать с деньгами, которые так внезапно на меня свалились. Переезжать из квартиры мне не хотелось, что то менять тоже. Но я все же купила себе новый телевизор и компьютер. Решила, что перееду позже. Для начала мне нужно найти… Найти тот самый дом в котором мы жили с Изгоем. И я нашла. Спустя несколько дней. Я крутилась по старым районам по улицам, которые были похожи одна на другую, пока все же не выехала в тот самый двор, я вначале даже глазам своим не поверила. От радости скулы свело.
Я взбежала наверх по скрипучей лестнице, остановилась у знакомых дверей. Даже цвет тот же и звонок поломанный, прожженный. Это точно тот самый дом. А где же дворник?
Я искала старика по всем закоулкам и дворикам, но так и не нашла пока мне не показали на подвальное помещение в обшарпанном подъезде. Я решительно толкнула полуразвалившуюся дверь и увидела старика. Он сидел на старом табурете вместе со своим приятелем и похоже был не совсем трезв. От досады я даже застонала.
— Эй, чего ломишься без стука?!
— Простите. Я поговорить пришла.
Дворник икнул, усмехнулся беззубым ртом.
— Говорить надо только с бутылкой. Вот купи нам поллитру, и поговорим.
Он был пьян. Но я все же решилась спросить.
— А где ваш жилец?
Дед посмотрел на меня уже внимательней, сфокусировал взгляд на моем лице.
— Какой такой жилец? У меня их много было.
— Светловолосый, высокий такой. Волосы белые, как седые и шрам на лице.
Старик криво усмехнулся.
— Не было у меня такого. Никогда не было. Шла бы ты отсюда. Ступай ступай. Ходят тут всякие.
Мною овладело отчаянье.
— Ну, пожалуйста, вспомните. Ведь он жил у вас, такого нельзя забыть. Высокий очень, под два метра, волосы белые пребелые и шрам ну такой страшный шрам.
— Иди я сказал. Иди отсюда.
Лицо старика перекосилось от гнева, он даже кулаком по столу ударил.
— Уходи сейчас же.
Я вдруг схватилась за деньги в кармане, сгребла в охапку и швырнула на стол.
— Здесь большая сумма, очень большая. Вам надолго хватит. Только скажите мне скажите про него, я вас умоляю. Ведь вы его видели.
Старик смотрел округлившимися глазами на деньги, его собутыльник трогал купюры дрожащими пальцами.
— Ничего себе! Вот это да…слышь Федот, может, вспомнишь а? Вспомнишь белобрысого? Я б даже придумал его на твоем месте.
— Заткнись, — рявкнул старик. Казалось, он мигом протрезвел и смотрел на меня уже осмысленным взглядом.
— Ты завтра приходи, я щас плохо соображаю, а завтра с утра трезвый еще буду сразу после смены. Тогда и поговорим. Приходи–приходи и денег еще принеси, хорошо?
Я кивнула и в сердце появилась надежда. А вдруг старик все мне расскажет? Вдруг, вот он, ключик…
Сегодня я приехала домой в хорошем настроении, я даже взялась просматривать новые квартиры на съем в хорошем районе, позвонила маме, поговорила с отцом и братьями. Возможно, скоро я приближусь к развязке.
***
Федот спрятал бутылку за шкаф, включил телевизор и подвинул к себе радиатор. Впервые за много месяцев он позволил себе войти в свою квартиру и зажечь свет. Будет теперь чем оплатить за коммунальные. Эта чокнутая девчонка хорошо ему подкинула деньжат. Белобрысый денег не дал, а только пригрозил и пропал. Исчез внезапно, хоть бы предупредил, гад. Федот бы другого жильца нашел, а так остался без денег, на последние бутылку купил, а тут эта девчонка. Откуда только взялась? Красивая, холеная, словно, из другого мира. И почему Федоту ей о белобрысом не рассказать? Да и рассказывать особо нечего. Пожил тот всего месяц. Но раз хочет — он ей расскажет и деньжат еще получит.
Федот устроился в кресле поудобней, он не заметил как тихо открылось окно, неслышно мелькнула чья то тень. Старик смотрел телевизор и грыз сухарик, положил больные ноги на табурет. Когда вдруг словно почувствовал как позади него кто то стоит, обернулся, лицо исказилось от ужаса, а закричать не успел…Через мгновение его теплая кровь забрызгала старый паркетный пол и растеклась темной лужей под диваном…
Утром я мчалась к дому Федота ни свет ни заря. Я даже проснулась без будильника. Бежала сломя голову. Только когда въехала в старый двор, увидела машину скорой помощи, несколько полицейских машин и много людей, они все сбежались к дому старика. Я заскочила в подсобку дворника, потом снова выбежала во двор и как раз в этот момент мимо меня пронесли носилки, накрытые простыней, которая пропиталась кровью. На носилках угадывалось очертание человеческого тела. Труп. Я судорожно глотнула воздух. Потом посмотрела на женщину, которая крестилась, глядя вслед парамедикам.
— Вы случайно не видели дворника Федота.
Женщина обернулась на меня и снова перекрестилась.
— Да вот понесли его только что. Убили Федота сегодня ночью. Антихрист какой то в окно влез и так покромсал несчастного, что места живого не осталось. Вся квартира в его крови перепачкана, к соседям даже затекла. Господи, что ж за нелюди такие? Федотушка хоть и выпить любил, никогда никого не обижал. Слова злого не сказал, собак и кошек бездомных кормил.
Мне показалось, что я медленно падаю в ледяную бездну, все тело сковало ужасом, даже дышать стало больно.
— Вам плохо?
Да мне было плохо, очень плохо. Только что умерла моя надежда, последняя надежда узнать хоть что то об Изгое. Хотя бы то, что он и правда существовал.
— Говорят ему вчера денег дали, видно пронюхал кто то и убил несчастного.
Я, молча, попятилась назад и в этот миг мне показалось, что среди толпы я увидела темные фигуры, они словно отличались от других, выделялись из серой массы, и все они смотрели на меня горящими глазами. Я тряхнула головой, посмотрела еще раз, но теперь мне казалось, что все люди самые обычные, все шепчутся, смотрят на окна квартиры. Господи, у меня уже галлюцинации, что же это такое происходит?
Я села в машину и устремила взгляд на небо, затянутое серыми тучами. Больше зацепок у меня нет. Разве что… О господи да. Как я раньше об этом не подумала?
До встречи с Изгоем у меня не было мужчин. Я была девственницей. Если я схожу к врачу, то там все мои сомнения развеются. Если Изгой существовал на самом деле, то он оставил печать на моем теле и это не скрыть и не изменить. Он сделал меня женщиной.
***
Миха привык выслеживать жертву часами. Он мог следовать за ней сутками, месяцами и выжидать, пока не получал приказ уничтожить. Сейчас у него не было приказа. Он следил по собственной воле. Ему нравилась эта возбуждающая игра со смертными, когда они даже не подозревают, что ими заинтересовались сами силы ада. Живут себе спокойно, едят, трахаются. А в это время он неотступно следует за ними, как тень смерти, которая неизбежно наступит. Миха следил за этой девчонкой уже давно, с того самого момента как не получилось выкрасть ее у ненавистного Изгоя. У своего ученика, который оказался лучше учителя и из за которого Асмодей обрек Миху влачить жалкое существование изгнанного, только потому что посчитал его плохим воином, не сумевшим победить и обхитрить новичка. Миха вернулся, он ждал этого момента долгие столетия. Момента, когда Изгой оступится и Асмодей снова позовет своего верного воина. Ведь никто кроме Михи не знает Изгоя лучше, никто не изучил его до такой степени. Только учитель может уничтожить Мстислава, только он чувствует его слабые места и помнит его страхи.
Асмодей пока что не давал приказ об уничтожении своего лучшего воина карателя, но Миха уже чуял нюхом, что век Изгоя прошел и что тот скоро оступится. Он понял этот в тот самый момент, когда Палач не убил свидетельницу. Это была самая первая слабость Изгоя и за ней последую другие.
И Миха не ошибся, бесчувственный Палач увлекся своей пленницей. Она пробудила в нем забытые человеческие страсти, пробудила то, что всегда дремало в Изгое и то, что Миха так и не смог искоренить. В свое время он говор ил Изгою, что чувства его погубят, что он должен забыть о привязанностях, жалости и о том кем он был в прошлой жизни. Избавится от воспоминаний, и предать забвению всех кого раньше знал и любил. У смерти нет чувств, она косит без разбора и старых и молодых, красивых и уродливых. Они Палачи — они и есть сама смерть.
Миха с наслаждением нанизывал на ниточку каждую ошибку Изгоя, каждое нарушение законов. Изгой оступался все чаще. И вот теперь он преступил черту окончательно — он вернул смертную обратно и не стер ей память. Это нарушение карается даже среди простых вампиров, а для Палача это приговор самому себе. За девчонкой уже следят ищейки братства, пасут ее уже который день. Кроме того этим делом заинтересовались власти, если смертная сболтнет лишнего — баланс будет нарушен и вмешаются охотники, с которыми они не сталкивались уже долгие годы. За такое преступление Изгой вполне получит высшую меру, а Миха с удовольствием приведет приговор в исполнение. Только для начала он побалуется с этой кошечкой, а потом принесет ее чудесные глазки в подарок Изгою. Насладится его страданиями, ведь муки бессмертных обладают бешеной энергией, которая перетекает мучителю. Жаль, Изгой никогда не принимал уроки Михи. Тому претили издевательства. Он убивал молниеносно, а вот Миха помимо души получал еще и энергию, это как наркотик. Заряжает на долгие годы, каждый крик жертвы, каждый стон агонии и мольбы о пощаде — нет музыки слаще.