– Да, но в первый вечер закат самый красивый. Особенно для тех, кто никогда не видел моря.
Через несколько минут внедорожник вновь выехал на трассу. Все по местам: Людовик в своем новехоньком кресле потихоньку погрузился в сон, Жюли рядом с ним – в свою новехонькую книгу. Жером уставился в окно. У него ничего нового, кроме гнетущей тоски и чувства невыносимого одиночества. И Поль со своими развеселыми мыслями. Ему нравилась идея этой поездки в Бретань. Нравилось, что он пустился в приключение и может не завидовать даже самым знаменитым искателям приключений на свете. Это путешествие не связано с географией. Скорее, оно ведет в глубины человеческой души с ее непроходимыми дебрями…
Примерно в половине пятого Поль снова включил сигнал поворота. Зона отдыха на подъезде к Анжеру. Ему нравится это место. До того момента, когда взгляд успокоится на необозримом, навевающем покой пространстве морской глади, осталось всего три часа. Три часа до того, как он увидит свой домик, приобретенный тридцать лет назад, когда ему надо было вложить крупную сумму. Скромный дом, который противостоит времени, ветрам и приливам, стоящий обособленно от остальных деревенских построек, чуть выше. И сквозь застекленную дверь спальни можно при первых рассветных лучах любоваться волнами.
Будь Поль один, он доехал бы без остановок, но малыш, который все это время сидел спокойно, теперь испытывал потребность побегать. А Жюли снова хотела «пи?сать». Она увела с собой сына, чтобы поменять ему подгузник: она надела его Людовику, перед тем как сесть в автомобиль, опасаясь, как бы он не запачкал новое кресло, которое она сама никогда не могла бы приобрести.
Молодая женщина вернулась к машине с пачкой печенья, которую купила в магазинчике на заправке на сдачу, оставшуюся от купюры, данной ей Полем на книги. Жером уже устроился на переднем сиденье. Поль, улыбаясь, поджидал их. Навигатор показывал последний участок пути. Теперь только по прямой. До сих пор ребенок вел себя спокойно, что позволяло надеяться на безмятежное завершение поездки.
– Хотите печенья? – спрашивает Жюли, протягивая пачку Полю.
– Если скажешь мне «ты», возьму одно.
– Хочешь печенья?
– Вот видишь, совсем не сложно.
– Это вы говорите… Так как насчет печенья?
Поль с кислой миной вытащил печенье из пачки. Опять не получилось. Тогда он уселся за руль и стал ждать, пока Жюли не пристегнет малыша, чтобы двинуться в путь.
Жюли заняла свое место на заднем сиденье и протянула пачку Жерому:
– Хотите печенья?
– Нет, спасибо, – не глядя на нее, ответил он. – Я стараюсь следить за тем, что ем.
– А я нет, – с набитым ртом ответила девушка. – Жизнь всего одна. Надо же хоть изредка доставлять себе удовольствие.
– А она права, – вмешался Поль. – Нантское печенье не сократит твою жизнь.
– Оставь меня в покое. Не хочу, и все.
– Я могу взять вместо него? – поинтересовался Поль у хозяйки пачки.
– Я хочу! – решительно потребовал Людовик.
– Попроси вежливо, – остановила его мать.
– Я хочу вежливо!
– Надо сказать «пожалуйста», – настаивала она.
– Мотай на ус, – бросил Поль сыну.
– Ладно, хватит! – резко ответил молодой человек.
– Расслабься, Жером. Я шучу. Честное слово, этот отпуск пойдет тебе на пользу.
– Что-то я уже начинаю сомневаться.
Тут у него зазвонил телефон.
– Алло? – агрессивно произнес Жером.
– Да, здравствуйте, то есть здравствуйте еще раз, – ответила Каролина.
– Уже?! – продолжил он, немного смягчив тон.
– Простите, простите, мне очень неловко…
– Я шучу. Что случилось?
– Я разбила термометр. Не беспокойтесь, завтра я куплю другой. Но не успею до начала приема.
– В кладовке есть еще один. Вы в кабинете?
– Да.
– Итак, дистанционное управление! Вхoдите в кладовку, в глубине видите высокий шкаф с тремя секциями ящиков. Термометр должен быть в самом нижнем ящике левой секции.
– Сейчас посмотрю, – сказала она, выдвигая ящик. – Здесь только хирургические маски.
– Посмотрите в другом, тоже слева… Успокойте меня относительно ваших пациентов… Вы хорошенько прощупываете печень справа и прослушиваете сердце слева?
– Да, а почему вы спрашиваете?
– Просто так. Есть?
– Да. Он был в другом ящике.
– В остальном первый день прошел нормально?
– Да! Вы были правы! Насморки, бородавки, отиты и воспаленное горло. Ничего более серьезного.
– Ну вот видите! Могли бы и поспать прошлой ночью. Острая легочная эмболия никогда не случается в первый день.
– Это вы чтобы меня успокоить?
– Нет, чтобы вас рассмешить.
– У вас не получилось.
– Простите. Это было глупо с моей стороны. Может, вас успокоит, если я скажу, что сам никогда с ней не сталкивался? И мой предшественник тоже – за все тридцать пять лет своей практики.
– Да, чуть-чуть…
– Каждый раз повторяйте себе, что делаете все от вас зависящее, но что изменить судьбу не в ваших силах. Я знаю, о чем говорю.
– Попробую. Не буду больше вам мешать. Приятного отпуска! – сказала молодая женщина.
– До завтра, – ответил Жером.
– Нет-нет, обещаю, я не буду беспокоить вас каждый день!
– Острая легочная эмболия обычно случается на второй день.
– Опять не смешно.
– Хорошего вечера, Каролина.
Поездка заканчивалась в молчании. Мужчины впереди почти не разговаривали. Пассажиры на заднем сиденье прилежно уткнулись носом в книги или играли в угадайку – в зависимости от того, какой пейзаж мелькал за окном автомобиля. Погода весь день была отличная, но, когда они добрались до Ванна, уже начинало смеркаться. До дому оставалось меньше часа. Они приедут как раз к заходу солнца. Это будет прекрасное завершение поездки, которое позволит снять напряженность.
Когда они выехали на дорогу, идущую вдоль океана, сзади сидел не один ребенок, а два. Открывшийся им волшебный вид заворожил обоих и отражался в их глазах оранжевыми искрами. Как утром огни туннеля, но ярче. Они вырвались из туннеля. Теперь их взорам предстал океан. Когда Поль припарковался возле дома, Жюли показалось, что все это ей снится. Прямо за спиной она заметила пляж и даже расслышала шум волн. Прежде чем скрыться за домом, она отстегнула Людовика и улыбнулась Полю.
– Идешь с нами на пляж? – спросил он своего сына.
– Нет, дай мне ключи, я перенесу вещи.
– Как хочешь. Ключи в тайнике, как обычно. Эй, подождите меня! – крикнул он Жюли, которая, подхватив малыша, уже шагала по песку.
– Не могу, – со смехом ответила она, – это сильнее меня…
Когда Поль догнал их, Жюли с Люком на руках уже замерла у кромки воды и смотрела вдаль, на горизонт. Последние отблески солнца освещали два блаженно улыбающихся и похожих, как никогда, лица. К ним присоединилось третье, лицо Поля. Он был на седьмом небе от счастья, что может разделить их простую радость, зная, что в этом есть немножечко и его заслуги… Как далеко позади осталась та слезинка в супермаркете… Они некоторое время брели по пляжу, хотя быстро темнело. Шум волн прекрасной песней звучал в голове Жюли, пока она благодарила Поля за столь великолепный подарок. Ей казалось, что это сон, и она едва не попросила Поля ущипнуть ее. Подобные моменты столь редки в ее жизни, что она с трудом верит, когда они случаются. Потом они втроем возвратились в домик на берегу моря, которое даже не мелькало в мечтах Жюли. Даже в самых безумных.
Жером молча удалился в комнатку под крышей. Так спокойнее. Осталась большая комната с двуспальной кроватью и крохотная гостевая с узкой постелью. Жюли принялась раскладывать в ней свои вещи. Привычка к тесноте. Но Поль молча подхватил их пожитки и устроил молодую женщину с ребенком в большой спальне.
– Маленькую займу я, – бросил он вместо объяснения.
– Ну что вы, я прижмусь к Люку, мне привычно.
– Ты что, шутишь? Будьте как дома. А мне это напомнит студенческие годы, когда я скитался по друзьям и мог заснуть где угодно.
– Как хотите.
– Больше всего я хочу, чтобы ты перестала мне выкать. Это постоянно прогоняет воспоминания о моей молодости, возвращая к мыслям о пресловутой разнице в возрасте. Хочешь что-нибудь съесть?
– Нет, спасибо. Люк устал, буду его укладывать.
– Я разожгу камин; если захочешь, можешь прийти погреться. В доме все-таки прохладно.
– Убаюкаю его и приду.
Людовик уцепился за материнскую шею и прошептал маме на ушко, что море – это очень красиво. Пойдут ли они туда завтра? Разумеется, пойдут. Искупаться он не сможет, но они хотя бы поиграют в песке…
Несмотря на многочасовой сон в машине, ребенок без труда заснул. Поездка утомила его. На лице малыша играла та же улыбка, что на пляже. В этот вечер, глядя на сына, спящего под теплым одеялом в огромной кровати, Жюли переживала довольно редкий для нее момент огромного счастья. Вместо колыбельной и ароматизатора воздуха – морской прибой. Кажется, этот момент почти стер из ее памяти другие, когда она сожалела о том, что заставляет трехлетнего ребенка проживать эту говенную жизнь. Так что напрасно няня твердила ей, что материальные блага – это не главное и что Людовик выглядит гораздо более счастливым, чем другие дети, получающие все, что пожелают. Жюли чувствовала себя виноватой, что сыну приходится жить в таких условиях.
Потом Жюли присоединилась к Полю, который устроился на диване со стаканом в руке и смотрел на пляшущее в камине пламя.
– Выпить хочешь?
– А что это?
– Наливка старого холостяка.
– А молодым девушкам такое можно?
– У тебя мальчишеский темперамент, тебе понравится. Домашний рецепт, сделано в прошлом году.
– Тогда очень хочу. А Жером не хочет?
– Не думаю. Он, наверное, уже уснул. Он сейчас много спит.
– Так что там за история?
– Его жена покончила с собой чуть больше трех месяцев назад.
– Ой… – после долгого молчания выдавила она, – а почему?
– Глубокая депрессия. Я всегда знал, что Ирэн склонна к депрессиям. У нее было хрупкое здоровье, и душевное и физическое. Порыв ветра мог поднять ее и унести куда-то, а она даже не была способна сопротивляться. Эмоциональные порывы точно так же действовали на ее душу. Одно лишнее слово, один недобрый взгляд – и вот уже она опускала глаза, чтобы никто не видел, что ее несет, точно осенний листок. Знаешь, сейчас, когда я рассказал тебе о ней, я точно осознал, какое она производила впечатление. Сухой листок, оторвавшийся от живой ветки и больше не получающий питательных соков. Почему для нее не существовало другого времени года, кроме осени, я не понимаю… По воле ветра ее занесло в сад Жерома… Подозреваю, что он влюбился в Ирэн в бессознательной надежде, что ему удастся ее спасти. Он врач до мозга костей. В тот день он вернулся домой слишком поздно. Приди он несколькими минутами раньше, она сейчас была бы жива. Он не может себе простить. Он беседовал на крыльце с одним из своих пациентов. И вдруг услышал выстрел.
– Она выстрелила в себя? Какой ужас!.. Где же она взяла оружие?
– Старый пистолет ее дедушки. Времен Второй мировой войны. Жером и не подозревал, что она сумеет нажать на курок. Вот так-то… Поэтому ему нужно время, чтобы привыкнуть к тебе. Вообще к людям… Я пригласил его, чтобы он слегка передохнул, набрался сил, прежде чем снова погрузится в свою работу. Он не выходит из своего мрачного состояния, и становится все хуже и хуже. Меня это беспокоит.
– Понимаю. Не буду к нему приставать. В конце концов он со мной свыкнется.
– Да, в конце концов… Знаешь, он хороший мальчик. Ему просто требуется какое-то время. Сбросить балласт. И все вернется. Он никогда не был клоуном, но умеет быть милым.
– У него нет детей?
– Нет, они не успели их сделать. Может, это и к лучшему, – добавил Поль, – лишиться матери в таком раннем детстве…
– С другой стороны, ребенок помог бы ему выкарабкаться…
– Уступи ему Людовика для вертикального вытяжения. Я уверен, что результат будет отменным.
– У Люка не хватит сил вытянуть всех: ему всего три года.
– А кого же еще он тянет?
– Меня. Он помогает мне вставать по утрам, терпеть мою работу, надеяться на лучшее.
– Ты не можешь назвать себя счастливой?
– Но и несчастной – тоже. Главное, я устала. Мне хочется лечь, – вдруг объявила Жюли.
– Чтобы не рассказывать мне о своих настроениях?
– До завтра…
– И все же объясни мне кое-что. Что это за тряпка, с которой он не расстается?
– Один из моих старых бюстиков, – улыбнулась Жюли.
– Бюстиков?
– Бюстгальтер. Для кормящих. Как-то вечером, когда Люк еще едва ползал, он нашел его в груде белья на полу перед стиральной машиной и захотел с ним спать. От него же пахло молоком. И с тех пор это его талисман, или, как он говорит, «дуду». Правда, я отрезала бретельки, потому что они за все цеплялись. И так меньше похоже на лифчик. Я тут месяц назад зашла в детский сад, так их чопорная директриса вызвала меня, чтобы прочесть мне целую нотацию про его неприличный талисман. «Никогда не видела ничего подобного. Почему бы тогда не трусы?» – сказала она мне.
– Ну что же, в чем-то она права. И что ты ей ответила?
– Что Люку нравится запах моего молока, что я бы забеспокоилась, если бы он стянул лифчик нянечки из детского сада, а так пока нет повода закидываться. Тем более что, замусоленный и без лямок, он постепенно утратил свою первоначальную форму. Так что в ящике возле входа в группу, где дети оставляют принесенные из дому плюшевые игрушки, лежит и бюстгальтер для кормящей матери, который, впрочем, уже ни на что не похож.
– Когда Жером был маленький, у него были мякушки.
– Что?
– Мякушки. Это он сам так назвал. Куски желтого поролона, которым набивают валики и подушки. Он всегда имел при себе несколько штук, мял их в руке и сосал палец.
– Не менее странно, чем бюстик…
– Однако не так узнаваемо… Как-то раз, когда ему должно было исполниться шесть, мы арендовали домик в горах. Там в одной комнате к стене был прислонен поролоновый матрас без чехла. Из того же материала, что и мякушки из подушек. В восхищении Жером все восклицал: «Ой, гигантская мякушка!» Потом Марлен перед стиркой находила мелкие мякушки в карманах его джинсов, когда ему уже было пятнадцать. Долгая была история с этими мякушками…
– Мы успокаиваем себя как можем… – сказала Жюли, уходя спать.
Поль налил себе еще чуть-чуть. Его наливка старого холостяка и впрямь восхитительна. Теперь, когда он стал настоящим старым холостяком, проведшим годы у станка и только недавно получившим свободу, она приобрела еще большую пикантность. Во всяком случае, Марлен не явится с требованием, чтобы он прекратил пить. Она бы ни за что не присела у камина выпить с ним стаканчик. В этой девчонке есть что-то искрящееся, чего вот уже больше тридцати лет недоставало в его унылой жизни. При этом хотя она тяжело вкалывает, но, кажется, еще способна восхищаться заходом солнца на пляже. Хороший знак. Она не такого типа, как его покойная Полина. Совсем другая. Полина была шикарная, изящная – и сдержанная. Жюли почти вульгарная, немножко пацанка и напористая. Но есть в ней что-то, чем обладают очень немногие. Какой-то внутренний огонь. Что-то, что согревает и одновременно заставляет вздрагивать.
Ирэн погасла еще до того, как умерла. Вспыхивала ли она хоть раз?
Марлен была эмоционально холодна как лед. Без всякой надежды на потепление, даже если бы образовалась дыра размером во весь озоновый слой.
Но Жюли…
Участковый психоаналитик сказал бы, что Поль производит трансфер[3]. Что он находит в Жюли то, что утратил с Полиной. Что это, возможно, плохая идея. Кстати, таково же мнение его сына. Но Полю сегодня, после долгих лет, когда он пахал как проклятый, не замечая, как проходит жизнь, нужно только одно: сесть у края дороги, разжечь костер и согреться.
* * *