Артем смотрел на нее, не мешая ей думать о своем.
Он не понимал, почему просто не послал Гришкиных ребят арестовать ее – для этого имелись самые что ни на есть веские основания, почему поехал к ней сам, без звонка и предупреждения? Интуиция? А бог знает! Но что-то не укладывалось в схему, мешало ему, как заноза, какая-то нестыковочка. Он был готов к тому, что ему придется самому ее задержать, как говорится: «До выяснения…» – но что-то его останавливало с самого начала. Ему не понравился ее муж, ах, извините, бывший муж. Это лепетание, бегающие, перепуганные глазки, слегка повизгивающий от страха голос, дергающиеся ручки. Ему сразу все не понравилось в этом деле. Интуиция подсказывала ему, что, просто поговорив с ней, он узнает гораздо больше, и не ошибся.
– Я задал сложный вопрос? – не удержавшись, поторопил он ее.
– Да, непростой, – ответила Тина.
Она встала, достала с полки сигареты и закурила.
– Это непросто – говорить на такие темы. Одно время я увлекалась психологией, изучала специальную литературу. Психологи утверждают, что большая часть наших проблем тянется из детства. Не знаю как большая, но у моего замужества ноги растут оттуда.
– У вас было трудное детство?
– Трудное! Но не в смысле голодное, не было и проблем с родителями, как раз все в порядке. Родители у меня просто замечательные! Я была толстой все свое детство, до самого института. Сильно толстой! Представляете? – спросила она, посмотрев на него.
Он представил! Представил ее себе толстенькой, пухленькой девочкой-подростком в бантах, коротенькой юбочке и гольфиках, и улыбнулся.
– Вот-вот! – по-своему истолковала его улыбку Тина. – Никаких мальчиков, ухаживаний, влюбленностей. Никаких красивых платьев – только прямой силуэт, каблуков нельзя, коротких юбочек тоже. Девочка-изгой! У меня была одна-единственная настоящая подруга, Ритка, и осталась на всю жизнь.
«Ах, значит, коротенькое нельзя! Жаль!» – подумал Беркутов.
– И какая связь между вашим детством и замужеством?
– Я всегда точно знала, что не могу интересовать противоположный пол. В институте ухажеров у меня хватало, но все это было весьма однозначно и поэтому неинтересно. А Лешка оказался первым мужчиной, который настойчиво и упрямо доказывал мне, что я ему интересна и нужна как личность, он миллион раз признавался мне в любви, пока я не поверила. Я была ему бесконечно за это благодарна.
«Ну да! А как же! – подумал Артем. – И содержала три года, пока он изволил бизнес поднимать, и работала на их фирму бесплатно!»
Он уже понял многое про нее и был уверен, что она вкалывала на этого мужика, на его капризы, жизнь, бизнес все пять лет.
– Скажите, Тина, эту квартиру купил Алексей?
– Нет. Когда нас прижало с деньгами, выбор был небогатый: либо идти жить с его родителями в ближнем Подмосковье, либо что-то придумывать. На оплату съемной квартиры уходила половина моей зарплаты. Лешка ныл, уговаривал меня поговорить с моими родителями. Ну, я и сдалась. Дело в том, что у моих родителей была шикарная четырехкомнатная, огромная квартира, доставшаяся папе от дедушки. Мой дедушка был в нашем городе личность известная. Легендарный генерал, ему дали генеральские апартаменты в сталинском доме. Я попросила родителей поменяться на Москву или продать квартиру, а купить здесь. Они согласились, но при одном условии, на котором настояла Ритка, что эта квартира будет куплена и оформлена на них. Так мы и сделали. Я здесь прописана, а квартира принадлежит родителям.
– А где живут они?
– Они живут с бабушкой, маминой мамой, в двухкомнатной квартире. На оставшиеся от покупки деньги мы сделали ремонт. А элементы евродизайна и мебель Леша оплачивал.
– Понятно.
– Артем Константинович, я ответила на все ваши вопросы?
– Почти.
Он достал из кармана прозрачный целлофановый пакет, в котором была какая-то ткань, и протянул Тине:
– Это ваша вещь?
Тина вытащила красивый шелковый шарфик:
– Да, моя. Его Лешка привез из Германии, ему немцы презентовали для супруги. Это авторская работа, роспись по шелку, и он существует в единственном экземпляре. Мне надо спросить, откуда он у вас, или вы сами расскажете?
– Расскажу. Сегодня в тринадцать тридцать на вашего бывшего мужа, Алексея Ивановича Потапова, было совершено покушение на убийство. В него стреляли из пистолета. Преступника пытались задержать, но он сумел скрыться с места преступления, оставив в руке у охранника, пытавшегося его остановить, этот шарф.
– Так… – ошарашенно произнесла Тина. – Лешка жив?
– Да. И сильно не пострадал. Две пули навылет в мягкие ткани, одна по касательной. Он в порядке, в сознании и очень скоро поправится. Я с ним беседовал. Тина, можно попросить у вас еще кофе?
– Да, конечно!
Она быстро поднялась, но остановилась, не дойдя до плиты, и спросила:
– Может, чего-то покрепче? Не хотите водки со щами на закуску?
Артем задумался. В принципе это не лезло уже ни в какие ворота – он вел допрос, правда без протокола, но в то же время понимал, что она, наверное, в шоке от известия. Да, что-то сегодня он весь день поступает вопреки логике и профессиональной этике.
«Да какая на хрен этика, Беркутов? Несет тебя не пойми куда! В дали неведомые!»
– Тина, вы хотите выпить, но вам неудобно одной? – прямо спросил он, маясь собственными непонятными переживаниями.
– Вы угадали.
– Давайте! – махнул он рукой, посылая про себя все подальше.
– Рассказывайте, а я накрою на стол, мне так легче, – попросила она.
– Это очень странное покушение, – продуманно и осторожно начал Артем. – Если в бизнесмена стреляют, то его, как правило, убивают. А тут или очень нерадивый стрелок, или, наоборот, снайпер. Непонятно, нелогично. Но… Вы ведь знаете, что офис, который занимает фирма Алексея, имеет один подъезд с очень серьезной государственной конторой. Один из высокопоставленных чиновников внешне очень похож с Алексеем Ивановичем – такое же телосложение, рост, цвет волос. Нам стало известно, что их часто путали в коридоре здания.
– Да, мы всегда шутили над Лешкой, мол, уйдешь с работы, пойдешь к нему в двойники.
– Вот именно! И машины у них часто стоят рядом, правда, чиновника ждет шофер, но это не важно. Первой возникла версия, что ждали этого господина. Вот там как раз есть за что стрелять – он отвечает за большие финансовые потоки, вы, наверное, знаете. А где бюджетные деньги, там всегда что-то кому-то надо. Есть предположение, что в последний момент стрелок понял, что обознался, но все равно стрелял – не убить, так лишний раз напугать. Поэтому дело передали нам, в Генеральную прокуратуру.
Пока Артем рассказывал, Тина, внимательно слушая, разогрела щи и, разлив по тарелкам, поставила на стол. Выложила в вазочку маленькие соленые огурчики, поставила сметану, хлеб, две рюмки, достала из холодильника бутылку дорогой, редкой марки водки и передала Артему в руки.
– Ого! – удивился он.
– Папа меня всегда учил, что в доме обязательно должны быть три вещи: бутылка очень хорошего коньяка, бутылка самой лучшей водки и пачка самых лучших, настоящих сигарет.
– У вас очень мудрый папа!
– Да, мне повезло!
Артем разлил водочку по рюмкам и предупредил:
– Я за рулем, поэтому не больше двух рюмок.
Рюмочки, поставленные Тиной на стол, были маленькие, граммов по двадцать пять. Она кивнула, соглашаясь.
– Вы закусывайте водку щами, они разогреты так, чтобы быть закуской.
Они выпили, закусили, и Артем восхитился:
– Это что-то невероятное! Я теперь понимаю профессора Преображенского. За такую водку и закуску можно душу продать!
– Спасибо! Это не обязательно, лучше рассказывайте.
– Ну что ж, не хотите душу, продолжу излагать. С самого начала было много непонятного. Во-первых, стрелок долго стоял возле подъезда и ждал. На него обратили внимание несколько человек, но это центр – «Китай-город», там полно офисов, рядом нотариальная контора, поэтому никто не придал этому значения – ну, стоит человек в тенечке, кого-то ждет. Во-вторых, он был очень странно одет – не то женщина, не то мужчина, не поймешь. В-третьих, он оставляет шарфик в руках охраны и окурки на том месте, где стоял. Сигареты женские, которые мало кто курит, без следов губной помады.
Он посмотрел на ее ненакрашенные губы, и его как окатило, вот враз и без предупреждения! И нахлынули совсем нерабочие мысли. Сидеть стало неудобно.
«Ты что?! Опупел?» – прикрикнул он на себя, поражаясь своей реакции.
Быстро отвел от нее взгляд, ругнул себя еще разочек и, отвлекаясь действием от дури, стрельнувшей в голову и, пардоньте-с, в причинное место, Артем взял бутылку и налил им еще по одной, поднял свою рюмку, предлагая ей присоединиться. Они чокнулись, выпили. Он доел щи, утихомиривая «ретивое» под вкушение горячего, и поблагодарил:
– Большое спасибо! Очень вкусно!
Тина убрала его пустую тарелку. Артем с удовольствием закурил, расслабляясь и чувствуя приятную сытость.
– Шарф ваш сразу опознали сотрудники фирмы, и я уверен, что анализ окурков покажет, что они идентичны тем, что лежат сейчас в вашей пепельнице. Вы ведь курите именно эти сигареты?
– Да.
– Тогда ответьте мне, Тина, кто может хотеть вас подставить?
– Никто! – сразу ответила она.
Артем внимательно посмотрел на нее и, добавив большей вкрадчивости в голос, спросил:
– Вы хотя бы понимаете, как вам невероятно, сказочно повезло, что именно сегодня и именно в час дня у вас был участковый?
– Артем Константинович, я, конечно, обескуражена, но у меня нет врагов, в прямом понимании этого слова. У каждого есть кто-то, кто его недолюбливает или кому он не нравится, и завистники всенепременно найдутся, конечно, есть такие и в моем окружении. Но чтобы так! Нет, таких нет, да и зачем? – откровенно недоумевала Тина.
– Тина, этот человек вас хорошо знает, знает ваши привычки, знает, что вы разошлись с мужем и теперь целыми днями сидите дома одна, и никакого алиби или свидетеля захудалого у вас быть не может. Или он специально долго следил за вами и наводил справки, что маловероятно. Он вхож в ваш дом – ведь где-то он взял этот шарф и окурки. И кстати, когда в последний раз вы надевали этот шарф?
– Давно, весной, может, в начале июня, лето ведь, жара. Вы меня пугаете. Я не могу понять, кому это надо и зачем. Деньги? Да какие у меня деньги? Зарплата, ну хорошая, но не тысячи же долларов?! Квартира родителей, джип Лешкин. К Лешкиной фирме я не имею никакого отношения, к его деньгам тоже. Любовников у меня отродясь не бывало, я это не практикую, мужиков в жизни ни у кого не отбивала. Может, какая дама имеет виды на Лешку? Так логичнее было подставлять, пока он со мной жил, а сейчас все знают, что мы расстались, он теперь совершенно свободен для новых отношений, как птица для полета. Нет, что-то здесь не то, Артем Константинович!
– Вы не волнуйтесь, Тина, мы разберемся, но сегодня вы были главной и единственной подозреваемой, и спасло вас от стопудового ареста и отправки в наручниках в КПЗ только сказочное появление участкового. К тому же стрелок ну о-о-очень был похож на вас телосложением. Вот так! У вас есть пистолет?
– Нет! Зачем?
– Ладно, Валентина Игоревна, на сегодня все. Мы с вами еще встретимся и запротоколируем некоторые вопросы. Если вам не трудно, вы подъедете к нам?
– Хорошо, мне не трудно, тем более что, как выяснилось, мне очень полезно бывать в обществе представителей власти, – усмехнулась Тина.
– Я рад, что вы сохраняете чувство юмора. Как мне связаться с вашей подругой Ритой? Мне надо с ней побеседовать.
– Ее полное имя Маргарита Юрьевна Корзун.
Тина продиктовала Риткины телефоны. Дала координаты Людмилы, своих и Лешкиных родителей.
Артем, записав все данные, протянул ей визитку:
– Если хоть что-то покажется вам подозрительным или вы вспомните какие-нибудь факты, детали, даже незначительные, звоните в любое время, тут указаны все телефоны.
– Хорошо, спасибо.
Артем встал из-за стола, убрал в борсетку блокнот, ручку и направился к выходу. Он поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется уходить. Ему было уютно, приятно, сытно и не хотелось думать о том, что дома его ждет друг и соратник, майор с Петровки Григорий Павлович Бывалый, до кончиков волос соответствующий своей фамилии. Гришка был следаком от Бога и имел в послужном списке до хрена ранений, раскрытых дел и задержаний. Он чувствовал интригу преступления печенкой и часто, вопреки сложившейся версии, именно это его чутье и помогало раскрыть дело.
Гришке было немного за сорок, и он всю свою жизнь был холостяком, потому что весь, с потрохами, принадлежал одной-единственной «женщине» – своей работе. Он со своей бригадой занимался этим делом вместе с прокуратурой в лице Артема. Сейчас они сядут за стол, выложат друг другу, что накопали за день, и попробуют выработать хоть какое-то направление поисков.
Ну хоть какое-то!
– До свидания, Тина, – попрощался Артем, великосветским тоном пытаясь унять непонятную досаду.
– До свидания, Артем Константинович, – сказала Тина.
Тина позвонила Рите, как только закрыла за гражданином следователем – господи ты боже мой! – Генеральной прокуратуры дверь. Ну а кому еще она могла позвонить?
– Ритуля, здравствуй!
– Здравствуй, солнышко! Как ты там?
– Ритка, бери Дениску, и приезжайте ко мне с ночевкой.
– Что опять случилось?! – заорала Ритка.
– Рит, ты приезжай, я все расскажу, только не гони, бога ради!
– Мы сейчас приедем, жди! – проорала Ритка и бросила трубку.
После ухода этого большого, сурового Артема Константиновича Тине вдруг стало так тоскливо в этой большой квартире. Такого приступа одиночества она не испытывала, пожалуй, никогда в жизни.
И еще ей стало страшно!
Кому могло понадобиться представлять ее преступницей? И зачем? Так! Она не будет паниковать! Сейчас приедет Ритка, они все обсудят и обязательно что-нибудь придумают! Они найдут выход, как случалось уже не раз.
Они дружили всю жизнь.
С самого рождения. Их родители были соседями по дому, и так получилось, что они с Риткой родились в один день, в одном роддоме, а их мамы лежали в одной палате.
Они ходили в одни ясли, в один садик, а вот в школы пошли разные – Ритка в английскую, а Тина в обыкновенную.
Ритка была единственной ее ровесницей, которая не понимала, почему Тинина полнота может служить причиной шуток или нежелания с ней дружить. У нее совсем иначе были устроены мозги, чем у всех детей.
Они были полными противоположностями: Тина – высокая, крупная, а Ритка – маленькая, миниатюрная. У Тины были темно-рыжие волосы, а у Ритки совершенно белые. Тина была спокойной и размышляла над любой проблемой, прежде чем что-то решить, кроме драк, конечно, – на оскорбления она всегда давала сдачи, причем сразу, без размышлений, а Ритка была непоседой и сначала что-то вытворяла, а потом думала. У Тины проявились явные способности к точным наукам, а у Ритки – к гуманитарным. Тина спокойно выслушивала ее рассказы о сто первом поклоннике, а Ритка замазывала йодом ее раны после очередной драки, успокаивая подругу и искренне не понимая, как они не видят, какая Тинка классная. Тина делала за нее уроки по алгебре, геометрии и физике, а Ритка переводила для нее с английского и писала сочинения.
В выходные они обязательно ночевали вместе, рассказывая на ночь секреты друг другу, то у Тины дома, то у Ритки. Когда их родители поняли, что с этим бесполезно бороться, просто договорились, что в одни выходные отдыхают от детей одни родители, а в следующие – другие.
У Ритки очень рано умер папа, когда им было по десять лет. Семья у Ритки была самая обыкновенная, доходов особых не имелось, перед смертью папа тяжело болел, и все деньги, которые были в доме, ушли на лечение. Тинина мама собрала деньги на похороны со всех соседей, сходила в месткомы Риткиных родителей и настояла на материальной помощи семье.
Тина подолгу и часто лежала в больницах, ее пытались лечить от неправильного обмена веществ, вызывающего полноту, и единственным человеком, кто ходил к ней в больницу два раза в день, была, разумеется, Ритка.
После школы Ритка поступила в университет, на юридический, а Тина в институт. И у Ритки случилась большая любовь. Небывалая всепоглощающая страсть к старшекурснику. Они стали жить с ним у Ритки дома. Он объяснил ее маме, что, как только его родители смогут взять отпуск, они приедут и состоится свадьба. Ритка забеременела, он излучал счастье, говорил, что с нетерпением ждет рождения ребенка. Когда Ритка была на шестом месяце, будущий папаша скрылся в неизвестном направлении, тайно переведясь в другой институт и оставив записку, в которой сообщал, что не готов стать отцом и взять на себя ответственность за семью.