- Маму не трогай.
Дима хмыкнул.
- Как скажешь. Ладно, поговорим об этом после. Расскажи, что у тебя происходит?
Маша развернулась спиной к окну и присела на край подоконника. Вздохнула в трубку.
- Ничего не происходит. Дима, я не знаю, что делать, - неожиданно вырвалось у неё. – Не знаю, как доказать этой бестолковой дуре, что она испортила себе жизнь.
- И не докажешь. У неё вместо мозгов сейчас гормоны. Да и смысл в твоих доказательствах, если она рожать будет. Мне Стас так сказал.
- Да, срок большой. Я сегодня была в полиции, мама заявление написала. Я разговаривала с участковым. Но это ничего не значит, ты сам понимаешь. Родители в шоке, в ужасе, этот крендель сбежал, да если его и поймают, то что? Светка показания против него не даст, и его отпустят.
- Это тебе в полиции сказали?
- Я и сама это прекрасно понимаю.
- Сколько, говоришь, ему лет?
- Двадцать один. Или два.
Харламов в задумчивости угукнул. Помолчал, он о чём-то раздумывал, а Маша боялась ему помешать, хотя, и не понимала, чего ждёт. Молниеносного решения всех проблем? Вряд ли. Но, не смотря на это, он вдруг сказал:
- Я приеду завтра утром. Без меня ничего не делай.
- Приедешь? – Маша всерьёз растерялась. – Зачем?
- Проинспектируем местные дознавательные органы. Посмотрим, как у них с доказательной базой.
- Дима, даже я перестала тебя понимать.
- И это весьма печально, дорогая. Но утро вечера мудренее, ложись спать. Завтра ты мне нужна решительная и ослепительная. Хватит уже хандрить из-за Стасика.
- Я не хандрю, - вяло отозвалась Маша, нарвалась на недоверчивый смешок, и решила, что лучше, на самом деле, разговор закончить. Пока Харламов её ещё в чём-нибудь не уличил.
- Кто приедет? – переспросили её родители, когда Маша попыталась аккуратно подготовить их к приезду нового гостя. Но вопрос, конечно, был интересный.
- Его зовут Дмитрий Александрович. Он… один из лучших адвокатов города.
- И он приедет к нам? Из-за Светки?
Вот уж точно не из-за Светки. Но как это родителям объяснить? Чтобы правильно поняли?
- Он предлагает мне работу в своей адвокатской фирме, - сказала она, в конце концов. Рукой в воздухе повела. – Возможно, я соглашусь.
Отец весомо хмыкнул, на жену посмотрел.
- Интересно.
Маша на всякий случай нахмурилась.
- Что интересного?
- Ты, видимо, стала хорошим юристом, раз раздумываешь над предложениями о работе.
Стало немного неловко.
- Папа, это сложно. Здесь много факторов.
- Понятно, понятно. Так как его зовут?
- Его зовут Дима, - вырвалось у неё.
Галина Ивановна тут же подхватила:
- Значит, Дима.
Маша руками на родителей замахала.
- Его зовут Дмитрий Александрович. И он просто хочет помочь. Папа, ты же хотел гениального адвоката!
- А он гениальный?
- По крайней мере, он сам в этом уверен. А это уже полдела, - закончила Маша негромко.
Конечно, ни о каком спокойном, здоровом сне и разговора не было. И дело совсем не в том, что Маше пришло в голову ждать завтрашнего появления Харламова, как рыцаря в лучах восходящего солнца. Но она прокрутилась полночи с боку на бок, размышляя о том, что он предпримет в сложившейся ситуации. Если отступить от того факта, что это её семья, её сестра, попавшая в сложные, практически неразрешимые обстоятельства, она, как юрист, что бы сделала? Как бы выстроила линию, если не защиты, то своих дальнейших действий? Она пыталась предполагать, предугадать мысли Харламова, и это было самым интересным, если честно, пытаться мыслить, как он. Ведь если она начнёт угадывать его логику, то поднимется на одну, а то и две ступеньки. Станет к нему ближе. То есть, не к нему лично, а к его умению решать чужие проблемы.
Наутро её Света разбудила. Сначала тем, что бегом кинулась к туалету и громко хлопнула дверью, а затем, вернувшись, принялась лить слёзы. Судя по всему, пока сидела в туалете, подслушала разговор родителей на кухне. А говорили они про Харламова. Маша тоже через стенку слышала обрывки их разговора. И вот младшая сестра решила возмутиться и помотать ей нервы с утра.
- Кто приезжает? Зачем приезжает? Почему вы все просто не можете оставить меня в покое?
- Света, успокойся, - попросила её Маша. Убирала постели, и сестру с кровати погнала. Света пересела на подоконник и мрачно на неё уставилась. – Это просто мой… друг.
- Вчера один уже приезжал, твой друг, и ты его выгнала!
- Я его не выгоняла. Просто ему не стоило приезжать. И, вообще, это не твоего ума дело.
- Да? А моя личная жизнь твоего ума дело?
Маша оглянулась на неё через плечо, взглянула снисходительно.
- У тебя нет личной жизни. И быть не может. Тебе семнадцать лет.
- И что?
- Личная жизнь, Света, это когда ты самостоятельная, с профессией, и в состоянии себя обеспечить. Ты не проходишь ни по одному параметру.
- Я тебя ненавижу, - сказала Света, причём без всякой злости, зато с огромной печалью в голосе. – Я вас всех ненавижу.
Маша только головой качнула.
- Замечательно начинается утро.
За то, что Харламов может заблудиться на улицах их маленького городка, Маша не переживала. И если Стаса вчера ждала, поглядывая в окно, то Дима просто появился и позвонил в дверь квартиры. И это почему-то было правильным и понятным. Он ни разу не позвонил ей по дороге, не спрашивал, где свернуть. Он даже адрес не спросил, просто приехал и позвонил в дверь. А Маша кинулась к кухонному окну, глянуть вниз. Машина Харламова стояла у подъезда, и она только увидев её, поверила в то, что он на самом деле приехал, чтобы ей помочь. Или не ей? Или, вообще, не помочь, а преследуя свои какие-то цели?
Раздумывать о тайных целях Дмитрия Харламова можно было бесконечно, но что-то Маше подсказывало, что она всё равно бы не разгадала его замыслы. Поэтому лучше выкинуть из головы лишние мысли и поторопиться открыть ему дверь.
- Я был в полиции, - сообщил он ей с порога, без всякого намёка на приветливость. Вошёл в квартиру и на Машу уставился.
- Уже?
- Я мимо ехал.
Маша от него отступила на пару шагов, так, на всякий случай. Тоже Диму разглядывала. Между прочим, впервые видела его не в костюме, а одетого весьма демократично, в джинсы и футболку. И впервые после того, как ушла от него утром. Тоже неловкость, но, видимо, тревожащая лишь её душу.
- Ты завтракать будешь?
- Конечно, буду, - удивился он, разуваясь. – Я с пяти утра за рулём.
- Я не просила…
- Мань, не начинай. Я уже приехал, хватит мне гордыню демонстрировать.
Она обернулась к нему в тесном коридорчике. Харламов среагировать не успел, сделал ещё шаг, и они оказались нос к носу. То есть, Маше пришлось нос задрать, чтобы попытаться быть с Дмитрием Александровичем на одном уровне, что она и сделала.
- Ты можешь быть немного более корректным? Это дом моих родителей.
- К ним корректным или к тебе?
- Ко всем.
Дима загадочно улыбнулся.
- Раз ты просишь…
- Вообще, я требую. Уважения. К себе.
- А я тебя уважаю. – Он смотрел ей в лицо и усмехался. По-особенному усмехался, и по-особенному смотрел, и Маша почувствовала, что у неё явственно и уже знакомо засосало под ложечкой. Харламов руку протянул, просто коснулся её талии, прикосновение было лёгким, но с явным умыслом, который Маша уловила и физически ощутила. Поторопилась отступить.
На кухне их ждали родители. Не вышли навстречу, как вчера со Стасом, наоборот, казались серьёзными и сосредоточенными. Они явно ждали появления гениального адвоката, который поможет, решит, рассудит. И Маша подозревала, что родители могут всерьёз удивиться, когда познакомятся с Харламовым лично.
- Мы очень благодарны, что вы решили нам помочь, - сказала Галина Ивановна, когда Харламов знакомился за руку с Машиным отцом. – Приехали специально…
- У меня была причина, - признался Дима, кинул на Машу быстрый взгляд.
Павел Викторович тоже на дочь посмотрел, но Маша поспешила отвернуться к плите. Чайник на газ поставила, и вдруг осознала, что собирается готовить Харламову завтрак, впервые, и это на глазах родителей. А Дима ещё и посматривает на неё весело и со значением. Это его любимая манера – самому потешаться над людьми, при этом с загадочным выражением на лице.
- Я сейчас заезжал в ваше районное отделение полиции, правда, участкового не застал. Сказали, что он будет позже. Но этот Голиков сидит у них в камере.
Маша обернулась.
- Правда?
Харламов присел на стул у окна, руки на груди сложил. И задумался в своей привычной манере. По сторонам не смотрел, родителям успокаивающих нотаций не читал, он думал о деле. Даже волосы взъерошил.
- Вы так быстро всё узнали? – Галина Ивановна всерьёз поразилась.
Харламов же носом дёрнул.
- Это самое простое. К тому же, мужики там неплохие оказались, сами всё рассказали. – Он поднял глаза на Машу. – Говорят, приходила вчера, заступница, печалилась. Ну, как не помочь?
- Я не заступница, - возмутилась Маша, - я адвокат.
- Ты адвокат, - подтвердил Харламов, и деловито покивал.
Павел Викторович неожиданно усмехнулся, видимо, отреагировав на его тон.
А Дима продолжил:
- Я попросил не допрашивать его без нас. Послушаем сами, понаблюдаем. Но, господа родители, - Маша после такого обращения, глаза закатила, но всем было не до неё и её реакций, - вам надо решить, что вы в итоге хотите получить. Думаю, Маша вам картинку нарисовала. И она совсем не радужная.
Галина Ивановна присела за стол напротив Харламова, взглянула на того печально, но как на последнее возможное спасение. И принялась жаловаться, чему Маша, если честно, совсем не порадовалась.
- Дмитрий Александрович, не знаю даже, как объяснить. Она ведь такой хорошей девочкой росла. Да, она не Маша, к учёбе всегда прохладно относилась, уроки из-под палки делала, но ведь это не важно?
- Мама, что ты говоришь? – постаралась остановить жалобы Маша. – Дмитрию Александровичу это совсем не интересно.
Харламов же Галине Ивановне кивнул.
- Интересно. Это моя работа.
Маша головой качнула. Выложила на тарелку яичницу и гренки, и поставила её перед Димой. Чашка с кофе, вилка, салфетка – Харламов всё принял, поддакивая исповеди Машиной мамы. На саму Машу не отвлекался.
- А тут этот Голиков, будь он не ладен! Они ведь даже не встречались! Она всё скрывала, а потом вот такой сюрприз!
- Да уж, сюрприз так сюрприз.
Дима ел и думал, потом на Павла Викторовича посмотрел.
- Вы с Голиковым лично в эти дни не разговаривали?
- Я? Нет.
- Вообще, не встречались?
- А где с ним встретишься? Его Светка, наверное, предупредила, вот он и смылся от греха. А я хотел!.. Я бы этому сучонку!..
- Папа! – шикнула на отца Маша. Он замолк, но дышал тяжело, словно, кинулся стометровку бежать, а его неожиданно остановили.
- Это хорошо, что не встречались, - сказал Дима, не отвлекаясь от еды. – То есть, он знал, что в его адрес могут последовать обвинения, и сбежал. А не потому, что ему угрожали.
- Я ему не угрожал. Я бы его убил!
- Вот этого не надо. Но давайте вернёмся к насущной проблеме. В конце концов, дело сделано и нужно что-то решить с результатом. – Дима на Машу взглянул. – Сестры твоей дома нет?
- В магазин ушла.
- Хорошо. Тогда давайте напрямую, без неё. – Харламов рот салфеткой вытер, допил кофе. Потом посмотрел на всех по очереди. – Вы чего хотите? Только не отрываясь от реальности. Исходя из возможностей.
Маша посмотрела на примолкших, растерянных родителей. Те на Харламова смотрели, как крестьяне на дракона. С ужасом и оттенком благоговения. Поэтому она решила сама уточнить:
- Дим, что ты имеешь в виду?
Тот руками развёл.
- Мань, прекращай мыслить эмоциями и включай мозги, - без обиняков попросил он. – На фоне того, что твоя сестра скоро станет мамой, выхода из ситуации три. Первый: мы оставляем всё так, как есть, потому что мы не докажем совращение. И ты это понимаешь сама. Второй: у вас появляется зять. Обдумайте этот вариант. Понимаю, что не фонтан, но… обсудить стоит. Женится, признает ребёнка, при разводе будет платить алименты. Это можно устроить. Ну, и третий, если уж очень хочется отомстить, что я понимаю и принимаю: это посадить поганца.
- Дим, ты только что сказал, что это недоказуемо…
- Маш, - Харламов поднял на неё серьёзный взгляд, - я его посажу.
Это прозвучало до того внушительно, что родители переглянулись и разом вздохнули. А Маша нахмурилась, прислонилась спиной к стене, и продолжала смотреть Диме в глаза. Он не отпускал её взгляд, он ждал решения. И именно от неё. Правда, поинтересовался:
- Или всем принципиально, чтобы он сел за совращение? Если нет, то это даже не вопрос. Главное, решите между собой, чего вы хотите.
- Моим родителям такое говорить нельзя, - сказала Маша, когда родители решили уйти из кухни, чтобы обсудить услышанное между собой.
- Налей мне ещё кофе, - попросил Дима, и чашку на столе сдвинул. Маша прошла мимо него к плите, а когда вернулась и наполнила его чашку, почувствовала прикосновение. Харламов руку поднял, и провёл ладонью по её спине. Между лопаток, спустился вниз на поясницу, потом погладил ягодицы. И делал всё это с безумно занятым и деловым видом. Маша специально наблюдала за ним в этот момент. – Я сказал им правду.
- Знаю. Но они… немного не так представляют себе справедливость.
- Справедливость, - фыркнул Дима. – А ты веришь в справедливость, Мань? – Она молчала, и он понимающе усмехнулся. – Вот-вот. В данном случае, справедливость – это я. И ты. И, сознайся, тебе это нравится. Или ты считаешь, что оставить всё как есть, без последствий для этого парня, будет справедливо? Например, для твоей сестры? Справедливость – она для каждого своя. А люди лишь борются за то, чтобы их справедливость оказалась важнее и весомее справедливости соседа.
Он вдруг потянул Машу вниз, и та, продолжая находиться в задумчивости, присела к нему на колени. Харламов тут же пристроил подбородок у неё на плече. Машу разглядывал. Потом тихо спросил:
- Ты расстроилась?
Этому вопросу она удивилась.
- Конечно, расстроилась. Ей семнадцать, Дима. У меня до сих пор в голове не укладывается.
- Я не об этом. Я о Стасе. Сильно расстроилась?
Она попыталась встать, но он её удержал. Упрямо ловил её взгляд, но интересовал его не взгляд, он пытался залезть к ней в голову и прочитать мысли и помыслы, самые сокровенные. Вот Маша и уворачивалась от его цепкого взгляда, пока Дима её за подбородок не взял, заставляя смотреть на него.
- Что именно тебя интересует? – спросила она тихо, но возмущённо.
- Он сказал, что это ты его бросила.
- Пора ему перестать считать тебя лучшим другом, - съязвила Маша.
- А я не друг. Я привычная жилетка для всех его неприятностей. Машка, а ты неприятность. Натуральная заноза и язва. – Он откровенно посмеивался. – Племяннику повезло, что ты его живым выпустила.
- Перестань меня оскорблять.
- Я не оскорбляю. Я любуюсь. – Дима поцеловал её коротким, крепким поцелуем. Маша не ожидала, возмутилась, но было поздно, и поэтому стукнула Харламова кулаком по спине, чувствуя, как сильно сжимаются его пальцы на её бёдрах. Добычу Дмитрий Александрович выпускать явно не собирался.
- Это ты во всём виноват, - звенящим шёпотом выговаривала ему Маша.
- Конечно.
- Если бы ты не вмешался…
- Ты бы уже сажала розы в зимнем саду моей сестры.
- Упаси Господь.
Он тихо рассмеялся, разглядывая её. Потом сказал:
- Я тебя хочу.
- Дим, у тебя совесть есть? Мы на кухне моих родителей.
- Знаю. И это единственное, что меня останавливает.
Маша сделала осторожный вдох. Смотрела на него, и почему-то насмотреться не могла. Что было весьма опасным признаком. Не помнила за собой такой подростковой мнительности. А тут мужчина, с которым она, по сути, плохо знакома, который чинил ей препятствия и создавал неприятности, просто на ровном месте. На которого она не уставала сердиться и возмущаться его поведением и затеями, но в то же время ей было с ним безумно легко. Разговаривать, спорить, даже ругаться. И сейчас, когда он столь радикально пытался решить проблему её семьи, она слушала его, возмущалась его идеями и простотой выводов, она понимала, что где-то глубоко внутри, на уровне подсознания, на том самом глубоком и недоступном никому, порой и ей самой, уровне, она начинает успокаиваться. Он приехал, ел приготовленною ею яичницу, разговаривал с её родителями, и Машу отпускал страх. Давний, наивный, можно сказать, что детский страх, что она с чем-то не справится, и этим всё испортит, себе и окружающим. Не было человека, который мог исправить её ошибки. До сегодняшнего дня не было. Но Маша отчаянно не хотела, чтобы им оказался Дмитрий Харламов, но поделать, кажется, уже ничего не могла.